Потапыч - Павел Юрьевич Беляев
Мишка обиженно посмотрел на меня. И его можно понять: он‐то хотел как лучше — разрядить обстановку.
— Надо валить… — одними губами сообщил ему я.
— Замолчите, — вдруг резко бросила Кира.
— С фига ли? — фыркнула Софа.
— Ты мне рот будешь затыкать? — вскинулась Соня. — Вы тут не офигели обе?
Даже я слегка удивился: чего это она вдруг?
— Вы можете помолчать хоть минуту? — зарычала Кира. — Слышите?
Смолкли и прислушались.
Я ощутил, как шевелятся волосы на голове. Посмотрев на Миху, я понял, что с ним примерно то же.
— Что это? — прошептала Соня, осматривая палату.
Под полом, в стенах, даже на потолке кто‐то скрёбся. Кто‐то носился там на маленьких ножках, явно оснащённых коготками.
— Это крысы… — тихо произнесла Софа.
— Какие на фиг крысы, мы в долбанной детской больнице! Тут постоянно всякие санитарные инспекции! — кипятилась Соня.
— Много крыс, — будто не слушая, вымолвила Софа. — Целые полчища…
Все замолчали.
Мы стояли, замерев посреди палаты, как изваяния, и прислушивались изо всех сил.
Топоток маленьких ножек — или лапок? — то чуть стихал, то возобновлялся с новой силой. В какой‐то момент к нему действительно добавился едва уловимый писк. Он доносился словно откуда‐то издалека, как из другого мира. Или просто наши стены были достаточно толстыми, чтобы заглушать голоса тех, кто в них жил.
Мы нервно оглядывались по сторонам, словно боялись, что вот-вот проломится стена или потолок и оттуда хлынет целая волна серых хвостатых тварей.
Я ожидал, что девчонки снова начнут голосить, но они будто проглотили языки и только нервно и порывисто поворачивались в ту сторону, откуда вдруг доносился наиболее громкий звук.
— Надо звать постовуху, — прошептала Кира, имея в виду постовую медсестру. И, вероятно, она была права: Сове однозначно следовало знать, что в больнице завелись крысы.
Но в этот самый момент встала новенькая.
Она медленно, как сомнамбула, свесила ноги с кровати и обвела палату пустым взглядом. Чуть задержавшись на нас, он скользнул дальше: по кроватям к окну и оттуда на потолок.
Грязный медведь всё это время лежал у её левого бедра, и чёрные глаза мягкой игрушки будто тоже глядели на нас.
Мы забыли про крыс и затаив дыхание наблюдали за новенькой.
Тем временем до девицы начало доходить, где она и что происходит. Девчонка настороженно прислушалась, а потом на лице отразился такой ужас, будто она только что увидела оскал смерти.
Новенькая схватила медведя и вылетела из палаты.
Минуту мы приходили в себя, а потом бросились следом.
На наших глазах случилось то, чего никто не ожидал.
Накачанная снотворным новенькая на заплетающихся ногах неслась через весь коридор. Временами она натыкалась на стены и отскакивала от них, как мячик для настольного тенниса. Следом с криками бежала Сова. Она орала второй медсестре, чтобы та ловила беглянку.
На этаже было два поста — в начале у лестницы и с противоположной стороны. На каждом дежурило по медсестре, которых мы именовали «постовухами» в общем и плюсом давали клички каждой из них. Вот медичка с первого поста (а наш был вторым) бросилась наперерез девочке с медведем. Та, быть может, и извернулась бы, не находись в ней такое количество лекарства; даже сейчас она почти ушла от погони, почти выкрутилась и проскочила мимо второй постовухи, но та успела поймать беглянку за рукав и рванула на себя.
Новенькую дёрнуло так, что она впечаталась в медсестру всем телом. Тут подоспела Сова. Они в четыре руки принялись скручивать безумную девицу, но та вдруг вцепилась зубами в руку первой, а когда медсестра разжала хватку, то боднула Сову в живот и со всех ног припустила к лестнице.
— Ах ты зараза! — вскипела медсестра с первого поста и помчалась за новенькой с такой прытью, какой никто не мог ожидать от женщины её комплекции.
На шум и крики из палат стали выходить люди. Они с удивлением искали источник неразберихи, а когда находили, то с самыми смешными лицами застывали на месте и принимались наблюдать за происходящим. Скоро все начали ржать и снимать всё происходящее на телефон. Пара человек вели стрим.
В какой‐то момент из-за их спин и экранов нам перестало быть видно хоть что‐то, и пришлось протискиваться вперёд.
К этому времени медсёстры уже сумели уложить девчонку на бетонный пол и заворачивали руки ей за спину, как полицейские на задержании. Новенькая рычала и пыталась вывернуться.
В какой‐то момент она умудрилась зачем‐то выбросить свою игрушку вперёд. Медведь проехал на спине несколько сантиметров и застыл.
— Потапыч, помоги ей пожалуйста! — впервые услышали мы её голос. Он был тонкий и визгливый, взвинченный до таких высоких нот, что резало в ушах. — Скорее!
Медведь лежал без движения, уставившись в потолок остекленевшим взглядом, как это и положено всякой нормальной игрушке.
— Потапыч! — кричала девочка. — Что же ты? Ну!
Лампы дневного света издали пару щелчков, похожих на короткое замыкание. Две из них, которые как раз находились прямо над новенькой, замигали.
Девчонка плакала навзрыд и смотрела на игрушку с такой надеждой, будто и правда верила, что медведь сейчас встанет и пойдёт кого‐то спасать. При этом новенькая как будто потеряла всякий интерес к тому, что в это время делали с ней самой.
— Потапыч! Она уже здесь, я чувствую! Потапыч!
Сова воткнула иглу в плечо девочки, как дротик, и надавила на поршень. Новенькая дёрнулась, но взгляда с медведя так и не спустила.
Ещё какое‐то время она лежала на холодном бетонном полу, придавленная к нему двумя грузными женщинами в белых халатах, и всё умоляла своего Потапыча, чтобы он наконец начал действовать.
Но подействовало только снотворное.
2
Те, кто живут в стенах
1
Cумасшедшую связали и положили на кушетку первого поста. Там вообще должна была спать медсестра, но, очевидно, ни первой, ни второй отдохнуть сегодня не светило.
Да и нам, скорее всего, тоже.
Уложив новенькую, постовухи принялись разгонять всех по палатам. Отбой был объявлен на полтора часа раньше.
— Мы не пойдём спать, там крысы и тараканы, — упёрлись девочки из четвёртой палаты.
И тут у Совы лопнуло терпение.
Она орала так, что страшно стало даже тем, кто послушно убрался на свои кровати ещё десять минут назад. Таких витиеватых сравнений я даже в младшей школе не слышал, где ругательства склоняются на все лады. Но на наших девочек это не произвело ни малейшего впечатления.
Соня сложила губки бантиком, потом переплела руки на груди и заявила:
— Хоть заколите меня тут насмерть,
