Принцип Талиона - Лия Роач
Первый рубеж пройден.
На ближайшей развязке я съезжаю с шоссе и устремляюсь к платной дороге имени сорок первого президента, чтобы по ней вернуться в город.
– Ты должна сделать это, чтобы спасти другого дорогого тебе человека, – наконец прерываю я затянувшееся молчание, сразу переходя к главному.
Она смотрит на меня, не моргая.
– Ты не причинишь ему боли.
Она произносит это с поразительной убежденностью, и мне очень хочется прямо сейчас доказать ей обратное. Просто чтобы она поперхнулась собственными словами, чтобы поняла, что ими нельзя разбрасываться. Никогда нельзя утверждать того, в чем ты не уверен и на что не можешь повлиять. Никогда…
Но я усмиряю эту вспышку неуместного сейчас гнева.
– Даже я не знаю этого наверняка, – холодно отвечаю. – Но это легко проверить – откажись убивать Виктора, и мы узнаем, способна ли я причинить боль маленькому мальчику. Еще раз…
Она едва слышано ахает, от ужаса зрачки ее удивительных глаз-васильков расширяются, и их заполняет непроглядная чернота. Такая же беспощадная, что царит и в моей душе последние одиннадцать лет.
– Я предлагаю тебе компромисс, Викки, – она слишком подавлена, чтобы заметить, что я обращаюсь к ней по имени, да и вряд ли ее удивила моя осведомленность – подобные встречи не случаются без тщательной подготовки. – Либо ты убиваешь отца и этим спасаешь брата, либо его прибью я, но в таком случае Роберт отправится вслед за папочкой. Виктору по-любому конец, и только от тебя зависит, что будет с малышом Робертом. Убить или не убить. Приговорить или спасти. Выбор за тобой…
Я неотрывно смотрю на нее, при этом продолжая вести машину и даже не снижая скорости. Но она не обращает на это внимания. Она тоже сверлит меня глазами, в которых стоят слезы. Серьезность моего голоса и мрачная решимость во взгляде не оставляет ей надежды на то, что это просто глупая шутка. И этими слезами она уже сейчас оплакивает одного из своих мужчин. Уже сейчас она прощается с кем-то из них. Или сразу с обоими?..
Я не желаю быть свидетелем ее колебаний и останавливаюсь на обочине. Викки, кажется, даже не замечает этого, пока я не говорю:
– Выходи.
Она не слышит меня, я повторяю приказ, на этот раз громче, и щелкаю пальцами перед ее лицом. Она вздрагивает и поворачивает голову к окну.
– Прямо здесь? – спрашивает растерянно.
– Приглашение действовало на поездку в одну сторону.
Она не движется, и я чувствую, как во мне поднимается раздражение. Мне надоела эта заносчивая девица, привыкшая к тому, что все в этой жизни дается ей легко. Что мир вертится вокруг нее. Она никогда и ни в чем не знала отказа, никогда не делала того, чего ей не хотелось. И даже сейчас вела себя так, будто это она, а не я диктую условия. Но я заставлю ее плясать под мою дудку. Она примет мои правила игры и шлепнет своего папочку.
Или я шлепну их всех.
А пока пусть ловит попутку или может топать пешком. Я не нанималась ее возить.
Наконец она берется за ручку двери, но ее руки так сильно дрожат, что она не может открыть ее.
Я перегибаюсь через нее и тяну ручку на себя, толкаю дверь.
– Выметайся!
Она покорно выходит. Слезы, еще минуту назад стоявшие в ее глазах, теперь беспрепятственно стекают по лицу, образуя влажные, темные от потекшей туши, дорожки. Она уже не та красивая и яркая девушка, от которой текли слюнки у всех моих парней, едва не дерущихся друг с другом за право следить за ней, в эту минуту она жалкая, несчастная и потерянная.
Но мне не жаль ее.
Когда-то меня тоже не пожалели. И не только меня…
– Я не ставлю перед тобой никаких временных рамок, – говорю я напоследок, чуть подавшись вперед, чтобы видеть ее лицо. – Сама решай, когда умереть Виктору. Только помни, что твой брат не на курорте. Чем раньше… – я не договариваю фразу. – И я опускаю эти пошлые предупреждения не звонить в полицию и никому не сообщать о нашем разговоре. Ты можешь сделать это прямо сейчас. Твой отец и брат сдохнут быстрее.
Не дожидаясь ее ответа, я давлю на газ, джип послушно рвется вперед, и пассажирская дверь, едва не задев Викки, захлопывается.
Я ни разу не оборачиваюсь.
Глава третья. Полуправда
Проехав почти до конца по одной из центральных улиц района Плезант Гроув на западе Далласа, я слегка притормаживаю у утопающего в густых зарослях плодовых деревьев дома с табличкой "Продается" на углу глянцево-белого – явно свеже выкрашенного – забора. Но не останавливаюсь, а уверенно проезжаю дальше, успевая заметить колыхание занавески в крайнем окне второго этажа – сигнал, что меня видели. На ближайшем перекрестке сворачиваю вправо и делаю небольшой круг, чтобы снова вернуться к тому дому. На этот раз ворота в гараж на две машины открыт и я, убедившись, что на улице никого нет и мои маневры остаются незамеченными, быстро заезжаю внутрь. Автоматические ворота немедленно опускаются.
Меры предосторожности, возможно, и излишние – до сих пор никто не обращал на нас и наши действия никакого внимания, – но в том, что касается безопасности, Райан всегда был непреклонен. Да и в нашем деле никогда нельзя расслабляться. Мы не должны оставлять ни улик, ни следов, ни свидетелей. Поэтому наша группа регулярно меняет дома, отели и даже города проживания вблизи от объекта.
В этом деревянном коттедже я оказываюсь впервые – его арендовали только вчера, по поддельным, разумеется, документам. Задания, связанные с общением с невовлеченными в дело людьми – сотрудниками различных госслужб, салонов и агентств по найму, прокату и прочим услугам – мы обычно поручаем Логану. Парень среднего роста с незапоминающейся внешностью, без особых примет и какого-либо заметного акцента, то есть почти невидимка. Описать его внешность точнее, чем общими фразами, практически невозможно, что делало неопасным и потенциальное опознание, если вдруг что-то выйдет из-под контроля. И за те восемь лет, что он в команде, он неизменно доказывал истинность данной теории
