На улице, где ты живёшь - Мэри Хиггинс Кларк
— Я только что внесла задаток за дом, — сказала она. — Я просила маклера порекомендовать мне юриста по делам недвижимости. Она назвала трех, но я сама адвокат и имею опыт, так что сразу поняла, что она явно отдавала предпочтение вам. Вот мой договор.
Эмили была так возбуждена, что даже не назвала себя, вспомнил с улыбкой Уилл. Ее фамилию он узнал из подписи под договором — Эмили Ш. Грэхем.
Не так много найдется привлекательных молодых женщин, кто может выложить за дом два миллиона наличными. Но когда он предложил ей взять в банке кредит хотя бы на половину этой суммы, Эмили объяснила, что не может себе даже представить долг банку в миллион.
Уилл пришел на десять минут раньше. Эмили уже сидела в кафе, медленно отпивая кофе. Хочет свое превосходство показать, что ли, подумал Уилл, или это у нее в привычке — всегда и всюду являться раньше времени?
Следующей его мыслью было, уж не ясновидящая ли она.
— Обычно я прихожу точно в назначенное время, — сказала Эмили Грэхем, — но сегодня я так волнуюсь из-за покупки, что тороплю время.
В ту первую встречу в декабре, когда он узнал, что она осмотрела только один дом, он сказал:
— Я не хочу, чтобы выглядело так, будто я отказываюсь оформлять сделку, но вы сказали, что видели дом всего один раз. А другие дома вы вообще не смотрели? Вы впервые в Спринг-Лейк? Вы платите всю сумму целиком, не торгуясь. Предлагаю вам обдумать все хорошенько. По закону у вас есть три дня, в течение которых вы можете отказаться от покупки и расторгнуть договор.
Вот тогда она сказала ему, что дом принадлежал ее семье и что Ш. в ее имени означало «Шепли».
Эмили сделала заказ. Грейпфрутовый сок, омлет из одного яйца, тост.
Пока Уилл Стаффорд изучал меню, она изучала его. То, что она видела, ей нравилось. Он был недурен собой, худощав, высокий и широкоплечий, со светлыми волосами, правильные черты лица, синие глаза и квадратный подбородок.
При первой встрече ей понравилось в нем сочетание непринужденного добродушия и деловой озабоченности. «Не всякий юрист пойдет на то, чтобы рискнуть потерять клиента, — подумала тогда Эмили. — Его действительно волнуют мои интересы».
Кроме одного раза в январе, когда она прилетала сюда на один день, они общались только по телефону или по почте. Всякий раз она убеждалась, что Стаффорд и в самом деле очень щепетильный юрист.
Кернаны, у которых она покупала дом, владели им всего три года и все это время потратили на его тщательную реставрацию. Работа уже шла к концу, когда Уэйну Кернану предложили престижное и выгодное место, требовавшее постоянного проживания в Лондоне. Эмили видела, что решение расстаться с домом далось им нелегко.
В свой краткий приезд в январе Эмили обошла с Кернанами все комнаты и дала согласие приобрести и всю викторианскую мебель, ковры и разные вещицы, которые они с любовью приобретали и с которыми теперь были вынуждены расстаться.
Участок был обширный. Строители только что закончили кабину для переодевания и начали копать бассейн.
— Единственное, что мне ни к чему, так это бассейн, — говорила Эмили Стаффорду, пока официантка отправилась выполнять их заказ. — Купаться я буду только в океане. Но раз уж кабина построена, было бы глупо отказаться от бассейна. В любом случае детям моего брата он понравится, когда они приедут в гости.
Уилл Стаффорд умел слушать, и Эмили сама не заметила, как вдруг заговорила с ним о своем детстве в Чикаго.
— Братья называют меня «запоздалая идея», — сказала она, улыбаясь. — Они старше меня — один на десять, другой на двенадцать лет. Моя бабушка по матери — в Олбэни. Я училась в Скидмор-колледже в Саратога-Спрингс, в двух шагах оттуда, и все свои каникулы я проводила у нее. А ее бабушка была младшей сестрой Маделайн, исчезнувшей в 1891 году.
Уилл Стаффорд заметил пробежавшую по ее лицу тень. Вздохнув, она продолжала:
— Ну что ж, ведь это было так давно, правда?
— Очень давно, — согласился он. — Вы не говорили мне, сколько времени вы собираетесь здесь проводить. Вы намерены переехать сразу же или будете наезжать по уик-эндам?
Эмили улыбнулась:
— Я собираюсь переехать, как только сделка будет оформлена. Все самое необходимое у меня здесь: кастрюли, сковородки, постельное белье. Завтра придет фургон из Олбэни с кое-какими вещами, которые я перевожу сюда.
— Вы по-прежнему живете в Олбэни?
— До вчерашнего дня жила. Я еще не окончательно привела в порядок мою квартиру на Манхэттене, так что буду ездить туда-сюда до первого мая. Но отпуск и уик-энды я теперь буду проводить здесь.
— В городке вами очень интересуются, — сказал Уилл. — Я хочу, чтобы вы знали, что это не я рассказал всем, что вы — потомок Шепли.
Официантка расставляла на столе тарелки. Не дожидаясь, пока она отойдет, Эмили сказала:
— Я и не собираюсь ничего скрывать. Я сказала об этом Кернанам и Джоан Скотти, агенту по недвижимости. Она говорила мне, что в городе еще живут семьи, чьи предки жили здесь, когда исчезла моя прапрабабушка. Я бы хотела знать, не слышал ли кто чего-нибудь о ней — помимо, разумеется, того факта, что она бесследно исчезла. Им также известно, что я разведена и что я работаю в Нью-Йорке, так что никаких компрометирующих тайн у меня нет.
Его это позабавило.
— А я и не предполагал, что они у вас имеются.
Эмили надеялась, что ее улыбка не выглядела вымученной. Она была твердо намерена сохранить в тайне тот факт, что большую часть последнего года провела в суде, и не по работе. Она была ответчицей по делу, возбужденному ее бывшим мужем, требовавшим от нее половину денег, вырученных ею от продажи акций, а также выступала свидетельницей еще
