Виктор Точинов - Кое-что из жизни маньяков
Наконец, дошел Миша до одного известного профессора. Фамилию его, пожалуй, называть не стоит, мало ли какие проблемы могут в жизни случиться. Лишь намекнем, что начиналась она с «С», а заканчивалась на «щ».
Профессор подошел к делу конкретно.
Подтвердил, что с физиологией все в порядке, дело в психическом шоке. Сказал, что морячки возят из загранки не сертифицированные в Союзе, но убойные снадобья, способные вернуть потенцию столетнему дедушке. Но посоветовал оставить этот способ на самый крайний случай: во-первых, очень дорого, во-вторых, может развиться привыкание, не позволяющее начать без заграничной кругляшки.
В качестве альтернативы профессор предложил Мише сменить давящие на психику стереотипы. Проще говоря, попробовать свои силы с другой женщиной. Потом, дескать, с обретенной уверенностью все будет порядке и с женой, с которой, само собой, надо обойтись с максимальной тактичностью. Незачем ей знать о таком терапевтическом средстве. Миша затравленно согласился. Рецепта профессор не стал выписывать…
Других женщин у Миши не было. Он и в холостые времена не слишком этим увлекался – за пять лет института четыре девушки. По нашим временам целомудрие поразительное. Но была у него на работе незамужняя дамочка лет тридцати, вроде относящаяся к нему с некоторой симпатией. Миша набрался храбрости и пригласил выпить после работы кофе. Кофе в близлежащей кафешке дамочке не понравился. Она прямо и без околичностей заявила, что дома у нее гораздо более вкусный…
…Обстановка была успокаивающая. Кофе действительно был отличный, обнаружившееся в буфете вино тоже, магнитофон издавал нечто завлекательно-расслабляющее. А Мише, наоборот, мучительно и безуспешно хотелось напрячься. Но чем дальше логика разворачивающихся событий приближала решительный момент, тем неизбежней казалось неминуемое поражение. Бедолага вдруг решительно заявил, что его давно уже ждут дома и позорно ретировался под весьма недоуменным взглядом…
Пришлось идти жаловаться на конфуз профессору. Тот, профессионально поблескивая глазками, выспросил нервного юношу о мельчайших подробностях и произвел разбор полета.
Не надо было, ласково вещал профессор, с самого начала зацикливаться на проблеме «смогу – не смогу». Пойми, что хуже не будет, возможно только улучшение и в случае неудачи начнем сначала с исходной позиции… И много еще чего умного говорил поседевший в сексуальных битвах ветеран. Под конец напутствовал несколько воспрявшего Мишу на новые подвиги.
Легко сказать.
Снимать девушек в барах и на дискотеках этот поневоле Дон Жуан к своим двадцати четырем годам как-то не научился, про служебные романы после последнего фиаско не хотелось и думать. Оставались бывшие сокурсницы. Точнее – одна из них, в свое время безуспешно пытавшаяся Мишу совратить, не то из спортивного интереса, не то назло Юльке. Он позвонил, предложил встретиться и вместе вспомнить лучшие годы студенческой жизни. Она согласилась.
Чтоб не затягивать историю, скажем прямо: провал повторился. Даже еще более позорный – наученный сексологом Миша на этот раз вовремя не свернул, дождавшись плачевного финала. Самое гнусное, что оскорбленная в высоких чувствах девица растрепала эту историю подружкам, еще более очернив и так незавидную Мишину роль.
И все дошло до Юли.
А этот тюфяк даже отпереться толком не смог. Чего бы уж проще: мол, давно приставала, получила достойный отпор и теперь мстит грязными сплетнями. Юля собрала сумку и уехала к родителям. Хорошо хоть без рукоприкладства. Да и то сказать: муж-импотент уже беда, но уж изменяющий импотент, да-а…
Весна сменилась жарким июнем, доцент сидел под следствием, Миша, лишившийся и жены, и потенции, пытался помириться с Юлькой.
И вот возвращается он в опустевшее гнездо после такой примирительной встречи, наполненной уверениями, что и не измена это вовсе, а то, что доктор прописал. А в лифт садится вместе с ним гражданочка лет тридцати с небольшим. Страдалец смутно помнил, что это их соседка этажом выше, зовут вроде Наташа. И в первое время вроде как она часто заглядывала к нему то за солью, то за спичками, причем в весьма коротком халатике и исключительно в Юлькино отсутствие. А потом перестала.
Но главное не это.
Уже между первым и вторым этажом Миша, прижатый к ней теснотой узкой кабины, при том же тусклом освещении, вдыхая полной грудью аромат смеси дешевых духов и пота, почувствовал позабытое ощущение сильнейшего возбуждения.
Терять момент было нельзя.
Что он пытался объяснить удивленной соседке перед тем, как надавить «стоп», Миша потом так и не вспомнил. Но особого понимания не встретил. Может, у нее критические дни приближались. Может, оскорбило обращение «Наташа» – на самом деле она была Светой. А может, просто перегорел интерес к этому мальчику. Но Миша был неимоверно напорист, откуда что взялось. Шел на приступ неудержимо, как суворовские чудо-богатыри на стены Измаила. Бывают у тихонь такие прорывы.
Стремительный натиск чудо-богатыря в конце концов сломил первоначальное сопротивление. Молодая еще женщина (четвертый год в разводе без постоянного партнера) не устояла. Правда, чудо-любовником ликующий Миша себя не показал, закончив так же стремительно, как и начал. Наташа-Света почувствовала разочарование с преизрядной долей злости…
А теперь пора вспомнить одного мимолетного персонажа этой истории.
Одинокую бабульку – божьего одуванчика, нажатием тревожной кнопки закрутившей юридическую интригу. Этот одуванчик разводил в своей однокомнатной кошек. Развелось их на горе соседей аж двадцать с лишним голов. И вот в тот самый день одна из них сдуру взгромоздилась на дерево, где и застряла на тонкой ветке – ни вперед, ни назад. Злые на кошатницу соседи все призывы старушки о помощи проигнорировали. Так она снова давай давить на ту самую кнопку. У нее это уже в дурную привычку вошло, по поводу и без повода.
Такая старушкина манера вызывала глухую неприязнь к ней у личного состава батальона вневедомственной охраны. Им и так часто впустую гонятся приходиться – то замкнет какой проводок, то рассеянный жилец, вернувшийся в квартиру, забудет сигнализацию выключить.
Однако поехали.
Дежурила не та смена, что изловила разбушевавшегося доцента. Но кое-что про историю, случившуюся в этом подъезде два месяца назад, парни слышали. По крайней мере слова «лифт», «маньяк», «изнасилование» в памяти у них сохранились. Поэтому, когда из двери застрявшего было лифта появился слегка смущенный, но торжествующий Миша, а вслед ему пронесся злобный женский крик: «Я тебя посажу за изнасилование, подонок!» – реакция наряда была мгновенной и однозначной.
Замели обоих, а заодно прихватили и божьего одуванчика. Пусть помурыжится свидетелем, не будет кнопки без нужды тискать…
Через два дня доцента выпустили под подписку, а через неделю дело прекратили. Миша, страшась статьи за содеянное, с краской на лице сознался в той плачевно кончившейся игре. Юля тоже подкорректировала показания, поверив обещаниям Красницкого. И он не обманул, после беседы с адвокатом Света объявила свой крик в лифте шуткой…
Сан Саныч вернулся из СИЗО совершенно другим человеком. Похудел, черты лица стали резче, исчезли брюшко и сутулость. Очки снял, поставил контактные линзы; записался (в сорок пять-то лет!) в школу русского рукопашного боя; носил в подплечной кобуре купленный на рынке незарегистрированный газовый пистолет, заряженный дробовыми патронами…
Знакомые порой его не узнавали: совсем другая походка и все движения, голос и манера речи – все как-то суше, резче и отрывистей. И взгляд какой-то очень колючий. Однажды этот интеллигент, не задумываясь даже о помощи стражей порядка, жестоко отделал двух приставших в подворотне хулиганов…
Позднее поговаривали, что он женился на двадцатилетней студентке и в сумятице начала девяностых бросил к чертям науку, ударившись в большой бизнес, причем успешно. Может, все так оно и было…
А Юля с Мишей не развелась, как пророчили иные ее подружки. Но из дома того сменялись, подальше от сексапильных соседок и буйных доцентов. Жильцы их нового подъезда очень ругаются на часто застревающий вечерами лифт…
