Кристофер Эйтс - Черный мел
— Ты ведь не знаешь, что Чад бегло говорит по-испански, да? Ну а как у тебя с испанским, сеньор Ник?
— Никак, Джолион. В школе я учил латынь, французский и язык колбасников… Извини, Чад. Значит, бегло говоришь по-испански? Ты просто молодец!
Джолион прекрасно знал, что Чад почти не говорит по-испански. Они уже успели рассказать друг другу, чему и как учились в школах. Чад изучал испанский только в старших классах.
— Салюд! — Он поднял кружку и кивнул Нику.
Когда Ник в ответ почтительно кивнул, Джолион ткнул Чада локтем:
— Пошли, Чад, пошли отсюда. Здесь стало нечем дышать!
Джолиону казалось, будто мир все больше переполняется народом. Чад знал, что имеет в виду Джолион, ведь он быстро научился понимать нового друга: Джолиону становилось душно, когда он оказывался в центре толпы, а это случалось довольно часто. К Джолиону окружающие относились как к камину зимой. Всем нравилось греться вокруг него.
— Может, пойдем к тебе и выпьем коктейлей? — предложил Чад.
— Давай, — согласился Джолион. — И сегодня нас будет только двое. Мне не хватает простора.
Всего одиннадцать дней назад Чад ринулся на поиски приключений и весьма преуспел, в чем ему очень помог второй в его жизни подвиг. Несмотря на короткий период их дружбы с Джолионом, Чад перешел в разряд привилегированных. Все, кто знакомился с Джолионом в те первые дни в Питте, стремились проводить с ним как можно больше времени. А сам Джолион почти все время, когда не спал, предпочитал общаться с ним, Теодором Чадвиком Мейсоном. Какое унизительно напыщенное имя для мальчика из захудалого городишки! Имя Теодор казалось ему слишком официальным, а Тед, или Тедди, смахивало на мягкие игрушки. Имя Чад было выбрано как меньшее из зол. Кроме того, приятно было досадить отцу, тому имя Чад почти не нравилось. Чад допил пиво, улыбаясь в кружку. Его американские вкусовые рецепторы привыкли к «Баду» и «Куэрсу», отец называл такое пиво отличным пойлом для газонокосильщиков, хотя на их ферме никаких газонов и близко не было. Прошло несколько месяцев, прежде чем у Чада появился вкус к английскому пиву. С дрожжевым сладковатым привкусом и вместе с тем горьковатым, как пригорелый арахис.
Их окликнул симпатичный первокурсник по имени Джейми:
— Эй, Джолион, Чад, не бросайте нас!
— Да мы сейчас вернемся, — ответил Джолион.
Джейми подмигнул, изобразил пальцами пистолет и цокнул языком.
VI(ii).Они поднялись из подвальчика по ступенькам и очутились позади красивого Халлоугудского музыкального зала в форме луковицы. Яркий лунный свет заливал все вокруг. Они полюбовались самой высокой башней Питта. Рядом высился горделивый флагшток с опущенным на ночь флагом. Кое-кто называл башню «Последний прыжок неудачников». Джолион рассказал Чаду, что пять лет назад одна девушка после провала на экзамене поднялась на башню и прыгнула вниз. С тех пор башню запирали. Потом всякий раз, проходя мимо, Чад невольно поглядывал на усыпанную гравием дорожку, как будто хотел различить капли крови на камнях.
По пути к шестому корпусу Джолион делился с Чадом занимательными историями о тех, с кем они только что так весело выпивали.
— Помнишь Тамсин? Такая симпатичная девчонка в шубке из искусственного меха… Так вот, у нее фобия на звуки чужой рвоты. Вначале ей досталась комната рядом с «Гербом Черчилля», и она опасалась, что посетителей будет выворачивать около ее окна. Джейми и Ник любят мастурбировать в соседних кабинках в туалете и болтать о спорте. Не стесняйся того, что твои родители небогаты, Чад. В богатых семьях полно уродов. Поэтому не смущайся, а гордись!
— Откуда ты столько всего знаешь? Я сидел за столом рядом с тобой, но ничего подобного не слышал.
— Мне просто рассказывают, и все, — ответил Джолион.
Они дошли до корпуса, где на двери красовалась римская цифра VI, и Чад с удовольствием гладил ладонью холодные камни, пока они поднимались по узкой лестнице. В своей комнате Джолион сразу схватил «Справочник бармена», который они купили в старом букинистическом магазине на Мартир-стрит, рядом с Оксфордским театром. Кстати, Чад узнал, что Оксфордский театр — еще один местный курьез. В нем проводились официальные церемонии, давались концерты, читались лекции… но никогда не ставились театральные спектакли. Джолион с почтением и осторожностью листал страницы книги, выпущенной почти тридцать лет назад. Они купили ее после первой ночи в переполненном баре Питта, тогда Джолион быстро устал и из-за шума не слышал, что говорит Чад.
Они начали с коктейлей «Манхэттен», в честь Чада, и решили: более сладкий вариант лучше. Потом они смешали «Ржавый гвоздь» из ликера «Драмбуйе» и виски — напиток отдавал вереском и медом. До конца семестра Чад и Джолион экспериментировали с джином, смешивая «Розовый джин» и «Гибсон». Затем они стали выбирать коктейли по названиям, какие понравятся: «Обезьяньи глотки», «Не горюй», «Оживляющий мертвецов».
На письменном столе Джолиона громоздилась внушительная коллекция спиртных напитков. Он потратил не одну сотню фунтов из своей студенческой стипендии на то, что в книге называлось «основами». Брать деньги у Чада он отказался наотрез со словами:
— Что посеешь, то и пожнешь.
На кофейном столе стояла нераскупоренная бутылка ликера «Фрамбуаз».
— А вот, кстати! — воскликнул Джолион. — Я специально купил, сегодня можно попробовать сделать «Флорадору».
Чад улыбнулся:
— Ну если ты настаиваешь…
VI(iii).Сильное впечатление комната Джолиона производила ночью при искусственном освещении: мерцали голые стены, потолочные балки отбрасывали театральные тени. Правда, свет из других окон мешал любоваться оксфордскими башнями и куполами, но хорошенько разглядеть башни и купола можно было и днем.
С бокалами «Флорадоры» в руках они довольно долго обсуждали свою любимую тему — игру нового типа, о ней они мечтали последние несколько дней. Потом, допив коктейль, Чад устроился боком в кресле, положил ноги на подлокотник и блаженно вздохнул. Счастье клубилось вокруг него как дым.
Ему казалось, что Джолион уже заснул, но друг неожиданно открыл глаза:
— Чад, по-моему, ты тем девчонкам понравился, Хамсин и Элизабет. Это сразу видно.
Чад покраснел, надеясь, что Джолион ничего не заметил. Он не знал, каков он на самом деле и надежно ли спрятан за его застенчивой, еще подростковой маской мужчина, на которого стоит посмотреть.
— Разве я им понравился? — удивился Чад. — Да ведь болтали они весь вечер с тобой.
— Болтать легко. Можно и компьютер запрограммировать, он будет говорить очень здорово, и его собеседник отнесется к нему как к особенному существу. Завидую твоей внешности, Чад, твоей мягкости… Вот это настоящее обаяние!
Чад готов был лелеять в душе такой комплимент до конца своей жизни. Его приключение закончилось успешно… а теперь еще и это! Голова закружилась от комплимента сильнее, чем от коктейля.
— Умираю с голоду, — сказал Джолион. — Давай закажем пиццу!
— Нет, давай лучше куда-нибудь пойдем. Знаешь, можно опять купить мясо гриль в лотке, как в прошлый раз… Тебе же понравилось? Возьмем шаурму с сыром и всем полагающимся и побольше соуса чили. Пальчики оближешь!
Джолион лежал на кровати с раскинутыми руками и ногами, выпятив живот, и рассеянно смотрел на штукатурку и балки.
— У меня сейчас как будто бы нет ног, — сказал он. — Правда, там ничего нет — ни костей, ни кожи, ничего. Полная пустота. — Джолион упивался сознанием полной неподвижности. — Если хочешь, — продолжал он, — попросим, чтобы курьер доставил пиццу прямо сюда. Я расплачусь, а ты ее возьмешь.
— Я пиццу не люблю, — сказал Чад.
Джолион поднял голову и озадаченно посмотрел на друга.
— Кто же не любит пиццу? — спросил он. — Ее все любят.
— А я не люблю. Не люблю, и все.
— Из-за помидоров?
— Какая разница, почему я не люблю пиццу?
Джолион снова уронил голову на подушку, и Чад немного успокоился; услышав ненавистное слово в первый раз, он невольно вцепился пальцами в подлокотник кресла. И вдруг, когда ему тема показалась исчерпанной, Джолион снова заговорил:
— Я же видел, как ты ел томатный соус! И сыр. И хлеб. С логической точки зрения непонятно, почему ты не любишь пиццу. — Он приподнялся на локтях и с любопытством посмотрел на Чада.
Чад снова извернулся в кресле, подтянул колени к животу, обхватил их руками и сказал:
— Дело не в моих вкусовых пристрастиях.
Он не находил места своим рукам и ногам, передвинулся на край кресла, закинул ногу на ногу.
— А в чем? — спросил Джолион.
