Джек Керли - Послание
– Кто его нашел?
– Молодежь, подростки. Пришли перепихнуться, а тут такое дело…
Позади меня послышались шаги. Капитан Скуилл вместе со своей неуклюжей и вездесущей тенью, сержантом Эрлом Барлью. Барлью как всегда, жевал газету. У него в кармане лежала страница «Мобил Реджистер», он отрывал от нее по кусочку и совал в свои кукольные губы. Мне всегда хотелось спросить, существует ли какая-то разница в зависимости от содержания: может, спортивные обзоры противнее, чем редакторские статьи? Или они для него все на вкус, как курятина? Но затем я взглянул в крошечные глазки Барлью, белесые, как мясо устрицы, и решил, что, видимо, лучше сделать это в другой раз.
– Посмотрите-ка, капитан, – сказал Барлью, – кто пришел: наш детектив мгновенного действия! Как мгновенно растворимый кофе – стоит только подставить подходящий заголовок, и можно уже размешивать.
Он вытер потное лицо, черты которого были слишком мелкими для такой головы, – получилось, что Барлью на мгновение исчез, спрятавшись за собственной ладонью.
– Убийство голубого из мести, – сказал Скуилл, глядя на распростертое тело. – Они ведь обожают все кромсать, верно? Место подходящее, парк после наступления темноты – как раз то, что надо. Народ в этом районе живет небедный, с амбициями; в двух кварталах отсюда дом члена городского совета миссис Филипс; улица патрулируется в основном именно там, чтобы ей спалось спокойно…
Я и раньше слыхал, что у Скуилла есть своя манера общения для каждой аудитории. С копами в форме в трех метрах отсюда он сыпал жаргонными словечками из фильмов о полицейских. Унылое зрелище, подумал я, когда полицейский руководитель, прослуживший семнадцать лет, изо всех сил старается вести себя как коп, вместо того чтобы просто быть им.
– …убийца врубил жертву по чердаку или врезал ему по шапке. Затем преступник вытаскивает лезвие и отрезает голову. – Скуилл показал на окружавшие нас кусты. – Несуб бросил тело здесь, и его не было видно со стороны.
Я едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Несуб – это сокращенно «неизвестный субъект», словечко, которым направо и налево разбрасываются эти типы из ФБР. Несуб было из феджарга – жаргона федералов.
– Он был убит и обезглавлен именно здесь? – спросил я.
– У вас что, проблемы со слухом, Райдер? – ответил Скуилл.
Хотя тело лежало под кустом, усеянным меленькими белыми цветами, лепестков на нем не было. Сразу за лентой ограждения находились заросли точно таких же кустов. Я подошел и упал на них.
– Что это он делает, черт побери? – раздраженно спросил Скуилл.
Я поднялся и принялся внимательно изучать лепестки на своей рубашке. Хембри переводил взгляд с меня на тело и обратно.
– Если бы жертва упала через кусты, на теле были бы лепестки, но они… – Он посмотрел на труп и землю рядом с ним. – На самом теле они отсутствуют, хотя есть вокруг него. Преступник отодвинул ветки в сторону, поэтому на труп ничего и не упало. Похоже, нашего друга затащили в эти кусты.
Я стоял, вглядываясь в заросли.
– Или вытащили из них.
– Бред какой-то, – буркнул Скуилл. – Зачем вытаскивать тело из надежного укрытия?
Коренастый помощник Хембри вытащил фонарик и залез под кусты.
– Дайте-ка я посмотрю, что тут у нас.
Скуилл взглянул на меня.
– Несуб заманил жертву и бросил тело в кустах, Райдер. Если бы не эта парочка сексуально озабоченных подростков, труп оставался бы там, пока не начал смердеть.
– Я не уверен, что его прятали, – сказал я и, прикрывая ладонью глаза от света прожекторов, посмотрел сквозь ветки дубов и свисавший с них бородатый мох на яркий уличный фонарь в пятнадцати метрах отсюда. Потом опустился на землю и взглянул на фонарь через листву еще раз.
– Можно выключить этот свет? – спросил я.
Скуилл театрально всплеснул руками.
– Нет, Райдер. Нам нужно делом заниматься, а с собаками-поводырями и палочками, как у слепых, мы сделать ничего не сможем. – Он взглянул на полицейских в форме, ожидая, что они посмеются его шутке, но они дружно смотрели на уличный фонарь.
– А знаете, – сказал Хембри, – погасите-ка прожекторы.
Скуилл не мог командовать техническим персоналом, и это его бесило. Он отвернулся и что-то шепнул Барлью. По движению его губ я понял, что одно из произнесенных им слов было ниггер.
– Скажи медикам и патрульным, – крикнул Хембри своему помощнику в фургончике судебной экспертизы, – чтобы погасили огни на машинах. А потом выруби эти прожекторы.
Фары автомобилей погасли, горели только переносные прожекторы. Когда выключили и их, понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Я увидел то, что и ожидал: тонкий луч света от фонаря пробивался через ветки между двух больших кустов и освещал лежавшее на земле тело.
– Его не прятали, – сказал Хембри, оценивая угол обзора. – Любой, кто шел по тропинке, мог на этом повороте взглянуть направо и увидеть труп. Сложно не заметить белую футболку.
– Умозрительный бред, – сказал Скуилл.
Эксперт, который ползал под кустами, наконец подал голос:
– Здесь свежая кровь. Подайте мне набор для вещественных доказательств и фотокамеру.
– Завалили в темноте и вытащили на свет, – сказал Хембри и подмигнул мне. Полицейские согласно закивали. Когда на месте преступления вновь зажглись прожектора, Скуилла и Барлью здесь уже не было.
Я продемонстрировал свой коронный трюк из области американского футбола, финт в зоне защиты: энергично приземлил невидимый мяч в зачетной зоне и триумфально вскинул руку, чтобы хлопнуть о поднятую пятерню Гарри, как мы делали это обычно. На он только сжал кулаки в карманах, буркнул: «Давай пошли!» – и повернулся ко мне спиной.
Мы познакомились с Гарри Наутилусом пять лет назад в центральном помещении для арестованных штата Алабама – мы оба находились там как посетители, а не как обитатели этого учреждения. Я приехал из Таскалусы, чтобы взять у нескольких заключенных интервью для дипломной работы на звание магистра психологии. Гарри прибыл из Мобила, чтобы выкачать информацию из арестованного, которому, к сожалению, за пару часов до этого перерезали сонную артерию. День для Гарри складывался крайне неудачно. Когда он проходил мимо меня в узком коридоре, мы столкнулись, и от этого расплескался его кофе. Он внимательно изучил то, как я одет, – синие джинсы, зеркальные темные очки в красной оправе, выцветшая бейсболка, стрижка собственного исполнения, – и спросил у охранника, кто выпустил эту здоровенную тупую деревенщину из камеры. Я только что вышел после двух часов общения с хвастливым гомосексуалистом и тут же направил всю свою сублимированную агрессию в нос Гарри. Хохочущие охранники растащили нас, прежде чем он успел меня задушить.
После этого мы оба чувствовали себя очень неловко, смотрели в пол, бормотали извинения, сбивались, объясняя, что именно привело нас в тюрьму в этот день и спровоцировало всплеск темперамента, как у подавленных питбулей. Идиотизм ситуации в конце концов привел к тому, что мы начали хохотать, а день закончили в баре мотеля, где жил Гарри. После нескольких хороших глотков Гарри пустился в полицейские рассказы, удивив и заинтриговав меня. Я ответил историями из своих последних интервью с известными психопатами и социопатами Юга.
По поводу моих интервью Гарри пренебрежительно махнул рукой.
– За всем этим скрывается мания величия и желание поболтать. Репортеры, психиатры, ребята из колледжей вроде тебя… Всем им психи рассказывают именно то, что те хотят услышать. Это такая игра.
– А вы слышали о деле Альберта Мирелла, детектив? – спросил я, имея в виду психопата-педофила, с которым я провел отвратительных два часа.
– Его последняя жертва была из Мобила, ученик колледжа? Ты говорил с Миреллом и не добился ничего, кроме самодовольных ухмылок и всякого бреда, верно?
Я понизил голос и рассказал Гарри, о чем поведал мне Мирелл, капая слюной и заламывая под столом руки. Гарри наклонился вперед, наши лбы почти соприкасались.
– Такие вещи во всем мире знают человек десять, не больше, – прошептал он. – Что же это происходит, черт побери?
– Думаю, я его разговорил, – сказал я, искренне веря, что так оно и было.
Гарри долго пристально рассматривал меня.
– Давай не терять связи, – наконец произнес он.
В то время моя мама еще не умерла, а сам я был малоимущим студентом университета штата Алабама. Тем не менее раз в две недели я приезжал в Мобил либо Гарри наведывался ко мне в Таскалусу. Мы брали по курице и долго разговаривали о его разваливающемся браке или моем все утихающем интересе к студенческой жизни – после шести лет учебы и четырех перемен профилирующей дисциплины. Мы со всех сторон обговаривали аспекты занимавших его дел или обсуждали мои самые дикие интервью с преступниками. А иногда просто сидели молча и слушали блюз или джаз, и это было ничуть не хуже. Так продолжалось где-то месяца три. Однажды вечером Гарри высказался по поводу моей еды, обычно состоявшей из риса с бобами. А чтобы отправиться за пивом, мне пришлось перевернуть все подушки на диване в поисках мелочи.
