Жак Мазо - Орлиный мост
Мишелю показали, где находится кабинет Вердье. Окна этой комнаты выходили во двор, там располагалась стоянка служебных машин.
Майор был вежлив, но не более того. Он предложил Мишелю сесть и тотчас исчез для разрешения какого-то дела. Инспектор воспользовался этим, чтобы осмотреться. Он считал, что обстановка в помещении и его интерьер могут сообщить немало о владельце важных сведений. При виде столь спартанского кабинета Мишель понял, что Вердье не обладает богатой фантазией и довольно замкнут. Тут не было ни картин на стенах, ни книг на полках, только дела, аккуратно сложенные в шкафу за стеклянными дверцами.
На подоконнике стояло чахлое зеленое растение. Если бы за ним лучше ухаживали, оно, пожалуй, могло бы порадовать глаз.
Другая странность: здесь не было ни одного документа.
Мишель задался вопросом, что могли думать о нем самом посетители, когда входили в его «логово» в уголовной полиции. Глядя на беспорядок, в котором он работал, многие, очевидно, приходили к выводу, что он плохой полицейский. Но еще больше разжигать их любопытство должны были кипы книг, наваленных практически повсюду. Тут встречались и классические романы, и детективы, лежавшие вперемешку с трудами по эзотерике и парапсихологии…
Довольно долгое время Мишель размышлял о том, не стоит ли перенести все это богатство на катер, где он жил, но так и не собрался сделать это. Когда он работал, то предпочитал иметь необходимую литературу под рукой, чтобы не приходилось все время обращаться к компьютеру, чего он терпеть не мог.
Наконец Вердье вернулся. У него было квадратное лицо, короткая стрижка ежиком и типичная походка военного, для которого существовали лишь непреложные истины. Он вяло улыбнулся Мишелю и открыл шкаф, где стояли бутылки и стаканы.
— У меня только виски. Будете?
— Я бы лучше выпил воды. В это время дня алкоголь вызывает у меня головную боль.
Наполнив стаканы, Вердье сел. Мишель раскусил его с первого взгляда. Не надо было быть психологом, чтобы понять: этот человек всегда начеку.
— Чем могу быть полезен? — сухо спросил Вердье. Объяснив, чем он, собственно, занимается, Мишель поведал, что, находясь в гостях у своего друга Жерома, узнал о происшествии с Вероникой. Он не забыл упомянуть, что она произнесла имя молодого человека Тома, говоря при этом мужским голосом.
— Мне показалось любопытным, что она рассказывала о парне, который погиб пятнадцать лет назад, и я просто захотел получше в этом разобраться.
— Другими словами, — с иронией произнес Вердье, — вы хотите вновь заняться делом Тома Дюваля, основываясь на заявлениях девушки с поврежденным рассудком, и, быть может, тем самым доказать, что наши люди — дебилы по сравнению с полицейскими из уголовного розыска?
Мишель хладнокровно принял этот выпад. Он знал, что жандармы, часто страдающие комплексом неполноценности, становятся агрессивными в подобных ситуациях.
— Майор, мой план состоит совершенно в другом. В действительности я никогда не сталкивался с такими делами. Если вы откажете мне в доступе к архивам, я не буду настаивать.
Мишель понял, что этот раунд он выиграл. Впервые майор Вердье смягчился:
— Хорошо… Но дайте честное слово, что в прессу об этом деле ничего не просочится без моего разрешения.
— Обещаю.
— В таком случае вот все, чем я располагаю. — Он повернулся к шкафу, вытащил толстую папку и протянул Мишелю. — Я взял это из архивов. Здесь все, можете ознакомиться со всеми необходимыми фактами. Но никому ни слова.
— Спасибо за доверие. Я проинформирую вас, если узнаю что-нибудь новое или мне потребуется разъяснение. Кстати, а вы сами не интересуетесь случаем Вероники Майар?
— Зачем? Речь идет всего лишь о несчастном случае. К тому же нет никакого заявления, мне не на что реагировать.
— Верно, — согласился Мишель. После короткого формального разговора о необходимости использования сил полиции на данной территории мужчины расстались.
Хотя Алее был прелестнейшим городком, Мишель не стал здесь задерживаться. Как только приехал к Жерому, он налил себе кока-колы и, вооружившись материалами расследования, расположился в шезлонге у бассейна. Вот уж поистине блаженство…
На неряшливого вида картонной папке с потрепанными уголками было жирно написано наискосок: «Дело Тома Дюваля». Мишель открыл дело и почувствовал слабый запах затхлости. Пробежав взглядом несколько бесполезных страниц, он добрался до первого отчета жандармерии.
«4 августа 1983 года тело Тома Дюваля, 22 лет, было обнаружено туристами, гулявшими под Орлиным мостом около горы Монвайан. На нем были трусы и футболка. Брюки, пиджак и рубашка были разорваны на мелкие кусочки и разбросаны вокруг тела…»
Следствие постановило, что, находясь в депрессивном состоянии, юноша покончил с собой и бросился с моста.
Просматривая остальные страницы дела, Мишель обратил внимание на две фотографии. На одной был изображен труп Тома крупным планом, сфотографированный, очевидно, в морге. На другом оказался тот же труп, но на месте трагедии.
Мишель сравнил оба снимка. Что-то вызывало у него беспокойство. Каким образом у человека, который бросился с моста, могло появиться столько кровоподтеков и почему одежда разбросана вокруг тела? Если только предположить, что он успел ее снять во время падения…
Инспектор продолжил изучение других документов дела. В основном это были допросы друзей или близких родственников погибшего. Все, в том числе Элен Дюваль, мать Тома, придерживались одного мнения: он находился в депрессии.
С другой стороны, не было свидетельств того, что кто-то занимался раскиданной вокруг тела одеждой или гематомами. Вскрытие не было произведено, а отчет судебно-медицинского эксперта полностью вписывался в версию о самоубийстве.
Мишель внимательно изучил и другие фотографии Тома, собранные в конверте. Молодой человек был темноволос, строен и даже, можно сказать, красив. Поразительный факт: на каждом снимке, сделанном незадолго до смерти, он улыбался и в его открытом и светлом взгляде не было и намека на депрессию. Короче, Тома совсем не походил на меланхолика…
Мишель выбрал одну фотографию и положил в карман. Он часто поступал таким образом, считая, что устанавливает своеобразный контакт с жертвой. Он знал, что время от времени будет с ней разговаривать, рассказывать о своих сомнениях или открытиях. Мишель не считал это проявлением сентиментальности, скорее — методом работы. Имея большой опыт в подобных расследованиях, он был убежден, что раскрыть дело можно, только регулярно общаясь с жертвой, как если бы она была жива. Именно поэтому ему была необходима фотография — она помогала создать особую атмосферу…
Инспектор закрыл папку. Проанализировав все прочитанное, он почувствовал: в этом деле существует неуловимое на первый взгляд противоречие.
Каждый вечер в ожидании Жерома Мишель принимался за составление меню ужина. Эта обязанность его не тяготила. Для него заниматься хозяйством означало быть в отпуске. Единственной тенью, омрачавшей идиллию, был приезд этой Мюрьель. Замкнутый по характеру и любящий добровольное одиночество, Мишель не выносил непрошеных гостей и тех, кого ему навязывали.
Недовольство инспектора усиливало еще и то, что эта женщина была специалистом в области парапсихологии, псевдонауки, как он считал. Эта дисциплина казалась Мишелю искусственной и надуманной, имеющей мало общего с настоящей наукой. По его мнению, в этой области царили шарлатаны, пользующиеся доверчивостью людей. Кроме того, еще не существовало научного труда, раскрывающего трюки мошенников, которые заставляют вас видеть НЛО в собственном саду, оборотней в лесах и мага в каждом целителе…
Однако ему не удалось продолжить свои размышления. Дверь распахнулась, и из кухни до Мишеля донеслись голоса Жерома и его подруги. Тяжело вздохнув, он подумал, что ему ничего не остается, кроме как принять любезный вид и подавить иронию.
Появился Жером и представил молодую женщину:
— Мюрьель Лакан, бывшая близкая подруга, а теперь — просто подруга и прекрасный физик! Мишель Фабр, мой друг с незапамятных времен, самый вспыльчивый полицейский, но зато и один из самых способных.
Предубеждения Мишеля рассеялись как дым: рукопожатие Мюрьель было крепким, взгляд — ясным, улыбка — искренней; это позволяло сделать вывод, что с головой у нее все в порядке. Темноволосая, стройная, среднего роста, Мюрьель казалась несколько напряженной и настойчивой.
И хотя это был не его тип женщин, он заметил: приятельница Жерома не лишена определенного шарма. И еще: полное отсутствие косметики, никакой вычурности в одежде — ничего, что могло бы ввести окружающих в заблуждение относительно ее внешности. Мишель догадался, что для этой женщины физическая привлекательность не имеет первостепенного значения. И если он хочет узнать ее получше, стоит набраться терпения.
