Майнет Уолтерс - Эхо
Тем не менее, автор данной книги считает, что в деле исчезновения Стритера остаются без ответа несколько вопросов. Если предположить, что он все же виновен в присвоении 10 миллионов фунтов из банка «Левенштейн», то каким образом ему удалось узнать, что расследование будет передано в руки полиции именно 27 апреля? Сами полицейские считают, что Джеймс собирался скрыться в тот момент, когда его преступление станет достоянием общественности, и то, что его исчезновение совпало с заседанием совета директоров банка, является простым совпадением. Но, если это действительно так, зачем ему понадобилось выжидать полтора месяца, пока шло секретное частное расследование? Скорее всего, он имел доступ к документации руководства банка, хотя полиция это отрицает. Иначе откуда было ему знать, что расследование ведется непрофессионально и вряд ли достигнет каких-либо положительных результатов? Кроме того, становится несколько не похожим на совпадение то, что, судя по записям в деловом дневнике Стритера, последние выходные в апреле являлись единственными, когда его жена находилась вне дома. Именно в эти дни она гостила у своей матери и, таким образом, Джеймс (или кто-то другой) имел целых два дня, чтобы исчезнуть, прежде чем это стало известно остальным.
Полиция не согласна с такой версией и полагает, что данный день был выбран для побега потому, что во время уик-энда действия Стритера не контролировались. Она уверена также и в том, что Джеймс скрылся бы в любом случае, вне зависимости от того, к какому решению пришел бы совет директоров на своем заседании; правда, они не обратили внимания на отношения Стритера с его собственной женой. По словам Кеннета, брак Джеймса можно было считать неудавшимся также и потому, что оба супруга ставили работу выше своих чувств: «Если бы Джеймс сказал, что ему требуется улететь на Дальний Восток в пятницу на деловую встречу, которая состоится в ближайший понедельник, его жена даже не обратила бы на это внимания. Вот такая у них была семейная жизнь. Ему вовсе не обязательно было выбирать те дни, когда ее не было дома. Присутствие супруги не смутило бы Джеймса».
Полиция предпочла проигнорировать и факсовое сообщение, присланное Джеймсом своему брату: «Уик-энд я собираюсь провести дома. Позвони, как только сможешь. С папой я обещал связаться в обед в воскресенье. Привет. Джеймс». Тот факт, что Джон звонил брату и, не дождавшись ответа, не был удивлен отсутствием Джеймса, можно было предвидеть. Правда, остается неясным, зачем человек, виновный в такой крупной краже, стал бы затевать подобную игру с родственниками. Особенно непонятной становится вся затея, если учесть, что Джеймс действительно обещал отцу позвонить ему в воскресенье (это подтверждается и словами самого Кеннета, и показаниями детектора лжи), а Джон принимал активное участие в обсуждении бронирования банкетного зала для рубиновой свадьбы родителей. Правда, если бы Джон и Кеннет были более настойчивы и попытались все же соединиться с Джеймсом, как и было оговорено, то, может быть, об исчезновении Стритера стало бы известно немного раньше.
Семейство Стритер в защиту сына выдвигает некую теорию заговора. По их предположению выходит, что некая личность, занимающая более высокое положение, чем Джеймс, и имеющая доступ к секретным документам, не пожелала своего разоблачения. Однако никаких доказательств Стритеры не смогли представить, и их стремление оставить имя сына незапятнанным кажется безнадежным. Как ни печально, версии о заговорах более уместны в художественной литературе, нежели в жизни. При объективном рассмотрении фактов становится понятным, что Джеймс Стритер все же украл эти десять миллионов фунтов, а потом сбежал, оставив свою семью пожинать горькие плоды своего предательства.
* * *Несмотря на то, что семейство Стритер с этим не согласно, следует признать, что и Джеймс Стритер, и Питер Фентон добровольно исчезли из поля зрения остальных людей. Оба они были зрелыми мужчинами и имели семьи. Их исчезновение вызвало бурную реакцию, в результате чего были начаты тщательные расследования. Однако этого нельзя сказать о следующих примерах, касающихся «пропавших без вести». Здесь я имею в виду Трейси Дживонс, беспокойную пятнадцатилетнюю девушку с опытом проститутки, и Стивена Хардинга, дебильного семнадцатилетнего подростка, неоднократно обвинявшегося в угоне автомобилей…
Глава вторая
Через полгода, в середине промозглого холодного декабря, когда знойный жаркий июнь сохранился лишь в воспоминаниях горожан, миссис Пауэлл позвонил журналист из «Стрит», самобытного политического журнала, отличающегося левыми взглядами. Они собирались опубликовать в ближайшем номере статью о нищих и бездомных, и интересовались, не согласится ли миссис Пауэлл дать небольшое интервью, посвященное Билли Блейку. Журналист назвался Майклом Диконом.
— Откуда у вас номер моего телефона? — подозрительно спросила женщина.
— Ну, его было не так сложно узнать. Полгода назад ваше имя и адрес мелькали во всех газетах, а у нас имеется телефонная книга.
— Я ничего нового не смогу рассказать вам, — хмыкнула миссис Пауэлл. — Полиции известно о нем куда больше, чем мне.
Однако журналист проявил изрядную настойчивость:
— Это не займет много времени, миссис Пауэлл. Может быть, я все же загляну к вам, скажем, завтра вечером? В восемь часов вас устроит?
— И что же вы хотите узнать о нем?
— Все, что вы сможете нам поведать. Я нахожу эту историю весьма трогательной. Кажется, никто не проявил участия к Билли, кроме вас. В полиции сказали, что вы взяли на себя даже оплату похорон. Зачем?
— Я чувствовала, что чем-то обязана ему. — Наступила короткая пауза. — А вы не тот самый Майкл Дикон, который сотрудничал раньше с «Индепендент»?
— Да.
— Я очень жалела, что вы ушли оттуда. Мне нравится, как вы пишете.
— Спасибо. — В его голосе прозвучало удивление, ясно дающее понять, что комплименты для него большая редкость. — В таком случае, может быть, мне удастся убедить вас дать мне интервью? Вы остановились на том, что чем-то обязаны покойному.
— Да, но дело в том, что журнал «Стрит» мне нравится гораздо меньше, мистер Дикон. «Стрит» славится тем, что зарабатывает себе политический капитал, а я не хочу в этом участвовать.
На этот раз замолчал Дикон, которому предстояло срочно поменять стратегию ведения разговора. «Было бы неплохо, — думал он, — видеть сейчас перед собой лицо женщины, говорящей таким спокойным ровным голосом. Над этим стоит потрудиться, чтобы из материала получилось что-нибудь стоящее».
Хотя, с другой стороны, разговор, по его мнению, был бы пустой тратой времени и пошел бы больше на пользу ей, чем ему. И все же…
— Я не имею привычки использовать людей вслепую, миссис Пауэлл. Меня действительно интересует все, что касается Билли Блейка. Что вы, собственно, теряете, если согласитесь встретиться? Даю слово: мы прервем интервью по первому вашему пожеланию.
— Хорошо, — неожиданно приняла решение женщина. — Я жду вас завтра в восемь. — И она повесила трубку, даже не попрощавшись.
* * *Офис «Стрит» являлся болезненным напоминанием о былом величии Флит-стрит — настоящей журналистской Мекки Великобритании. Над фасадом здания все еще горели огни вывески, но некогда сияющие буквы поблекли, и уже мало кто из прохожих обращал на них внимание. Как многим другим издательствам, «Стрит» пришлось сменить свои помпезные помещения на более дешевые и более функциональные офисы в районе лондонских доков. Новый владелец журнала, с хваткой настоящего дельца, сидел в тени, вынашивая планы грядущего финансового процветания своего детища. Он мечтал возродить журнал, снижая на него цены и улучшая качество продукции, а также создать имидж «издания двадцать первого века», одним могучим рывком завоевав добропорядочные лондонские пригороды. А пока журнал продолжал работать в прежнем старомодном, элегантном, но уже безнадежно устаревшем стиле. Редактор Джим Пирс продолжал жить прошлым, когда богатые эксплуатировали бедных, и это казалось в порядке вещей.
Джей-Пи, до сих пор пребывавший в неведении относительно перемен, ожидаемых в первые недели нового года (в его случае это могла быть только отставка), и обеспокоенный отсутствием каких-либо распоряжений нового босса относительно его дальнейшей стратегии, на следующий же день отловил Дикона в его кабинете. Единственной данью современности являлись компьютер и автоответчик, а в целом помещение выглядело так же, как и тридцать лет назад. Пурпурного цвета наборные стены, тяжелая дубовая дверь и оранжевые в цветочек занавески, считавшиеся вершиной дизайна интерьера в буйных 60-х годах.
— Я хочу, чтобы ты прихватил с собой фотографа, Майк, когда пойдешь к миссис Пауэлл, — начал Джей-Пи не терпящим возражений тоном, который с каждым днем становился у него все более воинственным. — Нельзя упустить такой прекрасный случай. Потоки слез и покаянное битье в грудь этакой захолустной Тэтчер, скорбящей о падении нравов.
