Кристиан Мёрк - Дорогой Джим
— Сержант! — сдавленным голосом окликнул он, с трудом проглотив вставший в горле комок. — Похоже, мы кое-что пропустили…
Одна из служебных собак, царапая когтями ковер в коридоре, решительно отказывалась сдвинуться с места — припав брюхом к полу перед шкафом на втором этаже, пес жалобно и протяжно выл. Не так пронзительно, как вначале, а тоскливо, будто оплакивая нечто страшное, что подсказывал собачий нюх.
Когда подоспевшие полицейские, отодвинув в сторону тяжелый шкаф, обнаружили позади него потайную дверцу и толкнули ее, чтобы войти, они едва не споткнулись о труп еще одной девушки.
— Похоже, эта помоложе, чем та, первая, — объявил в конце недели коронер после того, как самым тщательным образом произвел вскрытие всех трех женщин. Сняв хирургические перчатки, он с профессиональной ловкостью привычным жестом швырнул их в кювету. Лицо у него было безрадостное.
Эту последнюю жертву буквально втиснули в узкое пространство, бывшее когда-то частью внешней стены дома. Проникнуть в тесную нишу можно было только через крохотную дверцу наподобие той, что делают для собак, воздух внутрь поступал через узкую щель, выдолбленную в стене. Документов при девушке не нашли — не имея возможности выяснить, кто она, криминалисты предположили, что ей вряд ли больше двадцати лет. Бросались в глаза густые, черные как вороново крыло волосы. Один из экспертов только печально вздохнул, попытавшись представить себе, как красиво они выглядели когда-то — когда были достаточно чистыми, чтобы можно было расчесать их щеткой. Кожа девушки, если не обращать внимания на покрывавшие ее нарывы и болячки, вызванные, вне всякого сомнения, невозможностью помыться и нехваткой протеина, выглядела почти безупречно — ни единого синяка, пореза или ссадины. В отличие от первой, причиной смерти второй жертвы стал отказ внутренних органов, вызванный, похоже, постепенным отравлением, а также отсутствием пищи. Ее руки истончились до такой степени, что стали похожи на веточки — от мышц не осталось и следа. Когда ее нашли, девушка лежала на полу, свернувшись клубочком на грязном одеяле, в точности как издыхающая собака. На руках и ногах ее, как и у первой жертвы, остались багровые язвы, ясно доказывающие, что ее часто держали в наручниках. Нагнувшись, один из офицеров осторожно расстегнул ножные ремни на щиколотках несчастной, и тогда стало видно, что кожа на них стерта до крови. Единственный вопрос, который остался без ответа, — почему у нее на ладонях виднелись чернильные пятна. В доме удалось обнаружить шариковую ручку, которая текла, но ни единого клочка писчей бумаги. Если даже предположить, что, скорчившись в своей тесной клетушке, бедняжка пыталась кому-то писать, чтобы попросить о помощи, то сразу же возникал вопрос: куда подевалась записка? Что девушка с ней сделала?
День за днем полицейские криминалисты шарили по дому, дюйм за дюймом тщательно все обследуя.
Но потом, когда среди ключей, висевших на шее Мойры Уэлш, обнаружили тот, который подходил к гардеробу, вся эта история стала выглядеть еще ужаснее. И тогда даже самые идиотские слухи, ходившие среди перепуганных жителей Малахайда, померкли перед тем кошмаром, который удалось обнаружить благодаря усилиям полицейских ищеек.
Первое, что бросилось в глаза детективам, когда удалось наконец открыть гардероб, были две водительские лицензии. Одна, как выяснилось, принадлежала рыжеволосой пухленькой Фионе Уэлш, двадцати четырех лет, проживавшей в Каслтаунбире, графство Корк. Судя по всему, это была первая из девушек, которую нашли на втором этаже дома. Вторая принадлежала Рошин Уэлш, двадцати двух лет, — с фотографии на экспертов смотрела хорошенькая черноволосая девушка с белой, почти прозрачной кожей, не имевшая ничего общего с тем жалким, похожим на высохший скелет созданием, в настоящее время лежащим на оцинкованном столе морга рядом с сестрой. Никто не знал, когда эти девушки появились в доме Мойры Уэлш и что привело их туда, но, увы, не это волновало воображение газетчиков всю последнюю неделю. Нет, то, что стало для журналистов «Ивнинг геральд» и «Айриш дейли стар» поистине золотой жилой — потому что едва схлынул первый шок, охвативший город после ужасной находки, как тут же один за другим стали возникать неизбежные вопросы, — выяснилась одна деталь, о которой большинство местных жителей уже догадывались.
Фиона и Рошин были не просто двумя сестрами, которых постигла страшная и мучительная смерть.
Мойра — эта безжалостная тюремщица и убийца — приходилась им родной теткой.
«НЕСЧАСТНЫЕ СЕСТРЫ ЗВЕРСКИ УБИТЫ РОДНОЙ ТЕТКОЙ», — вопил один из заголовков газет. «КРАСАВИЦЫ И ЧУДОВИЩЕ», — патетически восклицал другой. Обеих девушек нашли мертвыми, и проведенное вскрытие показало, что по крайней мере в течение последних семи недель их постоянно травили небольшими порциями крысиного яда, представлявшего собой некий антикоагулянт под названием «куматетратил», возможно подмешивая его к воде или к тому, что им давали вместо еды.
— Все очень просто, — объяснил коронер. — Все органы бедняжек мало-помалу попросту распадались, поэтому ни одну ранку, ни одну царапину на их теле невозможно было залечить. Младшая из сестер умерла от обширного внутреннего кровотечения. Кроме того, обнаруженные на телах девушек следы ясно доказывают, что обеих на ночь приковывали к постели. Можно не сомневаться, что их тетка делала это намеренно.
Естественно, все газеты, а вместе с ними и соседи Десмонда единодушно назвали этот замысел «дьявольским» — что, безусловно, имело под собой основания.
Однако находки, обнаруженные в гардеробе, хоть и помогли опознать обеих девушек, однако оказались бессильны ответить на самый важный вопрос — почему это произошло?
Среди огромного количества хлама в доме оказалось несколько запечатанных пластиковых мешков с остатками какой-то черной грязи внутри. Мешки, естественно, отвезли в лабораторию — после проведенного тщательного обследования в них обнаружили пуговицу, одну салфетку из дамаста, смятую пустую пачку «Мальборо лайтс», и использованную гильзу, выпущенную из гладкоствольного карабина 12-го калибра. Между всеми этими предметами не было никакой связи, если не считать того, что обнаруженная на них грязь имела один и тот же уровень кислотности. В конце концов удалось-таки отыскать и кое-какие канцелярские принадлежности, среди которых не хватало конверта и одного листа дорогой писчей бумаги. Может, их использовали? Но для чего? Ответить на этот вопрос эксперты так и не смогли. Возможно, как раз ими и пыталась воспользоваться несчастная Рошин? Но если так, то сразу же возникал другой вопрос: для чего?
Прошло еще несколько дней — соседи стали мало-помалу терять терпение и все меньше склонны были проявлять уважение к работе полиции. Ребятишки, подначивая друг друга, бились об заклад, у кого первого хватит духу, поднырнув под черно-белую ленту с надписью «Гарда», добежать до дома, чтобы выковырять из стены камушек или кусок штукатурки — трюк, который так никто и не решался проделать с того самого дня, как запертый и опечатанный полицией дом погрузился в тишину, таким образом практически официально став обителью духов. Самый отчаянный парнишка решился подобраться к самому дому, держа в руках пластмассовую статуэтку Спасителя, в которую была вставлена сорокаваттная лампочка, чтобы светился нимб вокруг головы. Другой сорванец добрался почти до самого угла и уже предвкушал сладостный вкус торжества, когда подоспевший полицейский, схватив его за шиворот, хорошенько встряхнул в воздухе, заставив вернуть вставленный в позолоченную рамочку портрет некогда столь почитаемого премьер-министра Имона де Валера,[5] чья длинная лошадиная физиономия, казалось, выражала живейшее отвращение к мертвой хозяйке дома, которая некогда украсила его портретом каминную доску в своем доме.
Полиция, наскоро проверив все собранные на месте преступления улики, уже готова была к тому, чтобы закрыть дело.
Но вдруг дом, словно издеваясь над людьми, подбросил полицейским еще одну загадку, на этот раз крывшуюся в нем самом.
Тайна эта явилась в виде следа, оставленного на обратной стороне входной двери и поначалу не замеченного никем из тех, кто проводил первичный осмотр места происшествия. Отметина, о которой идет речь, выглядела так, словно кто-то, пытаясь вырваться наружу, едва не сорвал дверь с петель. На ручке двери обнаружили отпечаток пальца, не принадлежащий ни одной из трех мертвых женщин, а кроме отпечатков тетки и двух племянниц, ни одного другого во всем доме найдено не было. Иначе говоря, стало ясно, что он принадлежит неизвестному. Позже в подвале обнаружилась еще одна грязная постель, а на канализационной трубе — множество отпечатков, принадлежавших тому же неизвестному. Кто бы он ни был, ему, вероятно, удалось, воспользовавшись каким-то примитивным инструментом, развинтить трубу и бежать — скорее всего, с наручниками на руках. Получается, бедные девушки были не единственными жертвами, которых держали в этом доме…
