Евгений Кукаркин - Я - Кукла. Сборник повестей
— Завтра у вас, — продолжал зам — трудный день и к нему надо подготовиться. Сегодня, около 6 вечера произвести пристрелку по столбам, что вкопали перед вами. Для этого необходимо сделать следующее: сменить фокусирующую линзу, на стволе пушки, на щелевую насадку. Произвести юстировку луча по фронту, ориентируясь по перекрестиям столбов. Сделать пробный выстрел. Если все удачно, подсоединить все конденсаторы, закрепленные на машине. В 3 часа ночи, сделаем полный пробный выстрел. Утром, в 9 часов генеральный выстрел. Понятно. Вопросы есть?
Наш механик — Ковалев, удивленно заметил.
— Странно. Столько раз пугали нас спутниками-шпионами, что они засекут луч света ночью и вот мы нарушаем основное правило маскировки.
— Щелевой луч, будет выглядеть сверху, как вспыхнувшее световое поле. Наши ученые утверждают, что расшифровка его затруднена. Какие еще вопросы?
— Скажите, — не выдержал я — нас просят подготовиться, но к чему. Что будет закреплено на столбах?
— Наверняка, столбы пустые не окажутся, что-нибудь там будет. Все вопросы? Тогда приступайте к работе.
Весь наш экипаж собрался в сарае и мы начали готовить установку к выстрелу. Завыли конденсаторы….
Ночью мы не могли заснуть из-за шума грузовиков и ползающих по стенам комнаты световых пятен от фар машин. В 3 часа, нас опять вытащили в сарай. Перед пушкой было темно. Где-то, какой-то рьяный особист, крыл матом ни в чем не повинных солдат. У моей дверцы механика-водителя, тоже появилась мерзкая рожа старшего особиста.
— Андрей, — послышался голос оператора- включай питание и насосы.
— Готово.
— Включаю конденсаторы.
Взвыли конденсаторы, набирая энергию. Особист закрыл уши руками и скорчился. Вой постепенно затих. Я сорвал наушники и прижался к окулярам ПНВ.
— Внимание. Огонь — пли, — торжественно пропел оператор.
Поле вспыхнуло. Раздался вой и нечеловеческие крики. В окулярах, при вспышке, я увидел, что к крестам привязаны человеческие фигуры. После выстрела, перед установкой горело несколько десятков крестов. Отражавшийся свет от огня, высветил другие кресты, на которых либо корчились люди, либо весели мешками. Ужас охватил меня. Двери кабины окрылись и появилось разъяренное лицо особиста.
— Вылезай. Мать твою…
Он пытался выволочь меня из машины. Он еще чего-то орал, но я его уже не слышал. Я сидел как парализованный, вцепившись в рычаги машины. Зажглись, непонятно откуда взявшиеся, прожектора и вся картина выползла как на ладони.
Белые от прожекторов фигуры привязанных к крестам людей и белые мечущиеся фигуры их мучителей, проводящих над ними исследования. Вместе с пришедшими на помощь особисту, другими молодыми людьми, меня вырвали от рычагов и поволокли к казарме. Я пытался вырваться и получил два удара по лицу. Они вволокли меня в коридор, бросили на пол и ушли, закрыв на ключ дверь.
Все были здесь. Маршак сидел на кровати, обхватив лицо руками. Ковалев курил, задумчиво глядя на грязные разводы стены. Матвеев заполнял, сидя за столом, журналы и документацию. Все молчали.
Утром, около, 8 часов, пришел зам.
— Я поздравляю вас с настоящим боевым выстрелом.
Так как аплодисментов не последовало, лишь только оператор кивнул головой, он продолжал.
— Сегодня будет второй этап. Нам привезут 10 танков Т-34. Сделаем второй заход.
— Они тоже будут с людьми. — остановил его я.
— Да. Будут.
Вызывающе ответил он, уставившись на меня стальными глазами.
— Будут. Это не люди. Это подонки, убийцы и насильники. Это те, кто приговорен нашими судами к смерти. Конечно это неприятная картина, но истину коровами здесь не установишь.
— А как результаты? — спросил оператор.
Лицо зама сразу расправилось и он восторженно заговорил.
— Потрясающе. 400 метров — ни кого, все сожжено. До километра — живых мало, процентов 30, но и эти в критическом состоянии. От километра до 2 — все слепые, несмотря на то, что некоторые закрывали глаза, ну а дальше — временная слепота от 2 до 15 минут, в зависимости от расстояния.
Я не выдержал и сказал.
— Я уезжаю домой.
— Ну и убирайся, — быстро отреагировал зам.
Мне ничего не оставалось делать, как повернуться и пойти в свою комнату. Минут через десять ко мне пришел Маршак.
— Тебе не отметят командировки и не заплатят. Будет прогул, — тихо выдохнул он. — Ты подумал, что скажет главный?
Я посмотрел на него, но ни чего не сказал. Он посидел немного и ушел. Уехал я дневным поездом.
Главный меня не принимал целый день. Только под вечер, он соизволил мне зайти в кабинет.
— Что ты от меня хочешь? — спросил он угрюмо.
Я положил ему на стол докладную и встал за спинку стула, так как он не пригласил меня сесть. Главный читал, потом опять перечитывал, одним словом затягивал время, и, наконец, оторвал бумагу от лица.
— Ты давал подписку о неразглашении государственной тайны, перед отъездом.
— Давал.
— Так вот и молчи.
— Но ведь там живые люди.
— Ты что, идиот. Тебе сказали, молчи.
Мы молчали. Главный встал, подошел к графину, налил стакан воды и, вытащив из кармана таблетку, запил ее.
— Из группы зама я тебя убираю. Пойдешь в пятую лабораторию, там инженеров не хватает.
— Но я же конструктор.
— Ты думаешь, что после твоего дезертирства, я оставлю тебя на старом месте. Нет. Дудки. Поработаешь там, а как все уляжется, пойдешь на старое место. И еще, не выкинь опять какой-нибудь фокус, тут уж точно вылетишь с института. Иди.
Маша и Ира встретили меня радостно, но увидев мою мрачную физиономию, притихли на своих местах. Я собирал вещи.
— Что ты еще выкинул? — не выдержала Ира.
— Куда ты уходишь? — подхватила Маша.
— В пятую, на исправление.
— Тебя только могила исправит.
— Девчонки, так тошно, я вам потом все расскажу.
— Андрей перед тем как уйти, посмотри на это.
Ира скинула бумагу со стола и я увидел лазерное ружье. Я забыл обо всех неудачах и двинулся к столу. Вот мое детище. Рукоятки удобно улеглись в руках. Вот и курок.
— Андрей, осторожно, — заволновалась Ира — Я вложила в барабан патроны.
— Где ты их взяла?
— У тебя в столе. Ты там их бросил и я прибрала к себе.
— Ирка, ты золото. Ты не представляешь, что ты такое.
Я подошел и поцеловал ее в губы.
— А я. Я что не помогала или, может, мне пора уйти, — запищала Маша.
— Ты тоже молодец.
И я поцеловал ее в губы тоже.
— Таня, как дела? — спросил я трубку телефона.
— Андрюша у нас горе. Володя умер.
— Когда?
— Неделю назад, как его похоронили.
— Я выезжаю к тебе.
— Приезжай Андрюша.
— Он все маялся без работы. Хотел семье деньгами помочь. Прихватывал немного то грузчиком, то продавцом на выезде. А там ребята, бандит на бандите, чего-то сцепились и кто-то пырнул его ножом. До больницы даже не довезли.
— Эх Володька, Володька.
— Он тебя любил. Мне всегда говорил. Андрей — умнейший мужик, опередил всю эту сволочь на целый век. Ему бы в следующем веке творить.
Мы помолчали. Я выпил стопку водки за Володю. Таня продолжала.
— Все напоминал мне, что б передала тетрадку. Вот тетрадка.
Таня протянула мне тетрадку. Я развернул первый лист. На нем красиво было выведено: «Лабораторный технологический регламент на разработку газовых компонентов С и Д.»
Эх Володька, Володька.
На стенах КБ забелел плакат. «Завтра, комсомольское собрание. Тема: 1. Персональное дело комсомольца Соколова А.А. 2. Разное». Меня поймала Ира.
— Что происходит Андрей? Что ты от меня скрываешь?
— Ира, дела никакого нет. Я не могу рассказать тебе всего. Я дал подписку. Но хочу тебе сказать, там, на полигоне, творятся нехорошие дела. Обещаю, через два часа этих плакатов не будет.
Начальник первого отдела скучал за столом, когда я вошел. Он даже обрадовался моему приходу.
— Входи, входи. Я давно тебя жду.
— Я по делу.
— Я тоже по делу.
— Давайте сначала рассмотрим мое.
— Ну хорошо, если ты так настаиваешь.
— Сейчас везде в КБ висят плакаты о комсомольском собрании, где собираются пробирать меня, за то, что я, как они говорят, сбежал с полигона.
— Да я уже видел. Давно тебя пора как следует выдрать.
— Так что мне рассказать, что там, на полигоне жгли, убивали нашей техникой людей. А так как я не хотел быть убийцей, то и уехал.
— Ты это серьезно хочешь сказать?
— Но всем надо объяснить, почему я здесь. Не посылать же всех в первый отдел, чтоб он меня, очищал от грязи.
— Но я не собираюсь тебя очищать.
— Тогда мне придется говорить правду.
— Хорошо. Сукин сын. Не будет комсомольского собрания. Хотя я бы тебя вправе засадить за разглашение государственной тайны.
