Михаил Ахманов - Крысолов
Правда, на мой вкус, он чуть-чуть переигрывал.
В конце концов это мне надоело, и я сказал:
— Ждать соседку бесполезно, она на гастролях в Туруханске. Очень далекий город в сибирской тайге. Вокруг одни концлагеря, еще со сталинских времен. Сталин, кстати, тоже был Иосифом, как ваш преподобный Смит. Проигнорировав мою последнюю реплику, Джек-Джон-Джим приподнял белесые брови и с заметным разочарованием воскликнул:
— На гастролях!
— Вот именно. Моя соседка в цирке служит, дрессировщицей. Тигры, львы, медведи, крокодил и два мастифа… Есть и третий, говорящий, но его она дома оставила. Злой, как Сатана!
Мормоныш поперхнулся кофе.
— Говорящий пес? Это есть такой рашен шутка?
— Какие шутки! — с чувством сказал я. — Сам по стеночке каждый божий день пробираюсь, дрожу, чтоб зверюга дверь не вышиб! Да что говорить — выйди на площадку, приложись ухом и послушай. Знаешь, что он орет? Прр-раведника мне, прр-роповедника! Жрр-рать хочу!
На том мы и расстались, навешав друг другу лапши на уши. Я потянулся к словарю, но настроение было не читабельным. Мысли кружились медленно, будто грифы над свежим трупом, не успевшим как следует протухнуть. Трупов — или, если угодно, крыс — было две: одна, остроносая, предъявила мне удостоверение, другая — книгу с золотым тиснением, но я полагал, что все это сплошная иллюзия и обман. Обе они подбирались к Сергею, и оставалось лишь догадываться, когда и как он ухитрился насолить и нашим, и вашим. Кто они — наши и ваши — тоже было не совсем ясно, но нюхом опытного крысолова я чуял, что люди это серьезные, привыкшие вершить свои дела не при солнечном свете, а преимущественно в сумерках. Конечно, не составляло труда позвонить Жанне и спросить, но это было б опрометчивым поступком. Раз заварилась такая каша, то телефон Арнатовых скорее всего на слуху, и что бы я ни спросил, чем бы ни поинтересовался, все будет Сергею не к пользе, а мне поставлено в вину. С чего бы, действительно, мне звонить? Был у меня сосед, не брат, не друг — приятель; потом переехал и, по официальной версии, стал заниматься превращениями досок, железных чушек и стекла в капусту. Напревращал, сколько хватило магической силы, и отвалил. На Кипр, на Крит или на остров Мальорку… Ну и что же? Обычная история по нынешним временам… В общем, я не рискнул звонить и, укрепившись в намерении отправиться завтра на дачу, включил телевизор.
Шли последние известия. В Подольске в очередной раз был воздвигнут памятник жестоко убиенному государю Николаю II. Памятник этот регулярно взрывали, и теперь, для лучшей сохранности, цоколем ему служил настоящий бетонный дот с бронированной дверью и четырьмя амбразурами — дабы отбить атаку с любой стороны слезоточивым газом. В Москве, на улице Горького, торговали вразнос взрывчаткой, киллеры отстреливали видных демократов, экономисты толковали о долгах, дефолте, инфляции и реструктуризации, левые сражались с правыми, Дума билась с президентом, губернаторы — с мэрами, а в дыму этих баталий всякие умники приватизировали державу оптом и в розницу. Собственно, она была уже давно распродана, расчленена и препарирована, и меж ее руин бродили крысы и гиены всех мастей, выхватывая тут и там кусочки пожирнее.
Не успел я додумать эту мысль, как на экране возникла физиономия престарелого кудесника и мага из бывших южно-союзных краев, который мог обставить Сержа, как дитя, в искусстве превращений: был он первым секретарем, стал президентом, но не исключалась и дальнейшая трансформация — в хана, султана или короля. Слушать его мне не хотелось, я переключил канал и напоролся на рекламу мебельного салона “Венеция”, который не обещает клиентам морковок, не делает из них петрушек, но честно экономит их капусту. Прослушав это объявление, я восхитился, сделал себе овощной салат и съел его, размышляя о венецианских маврах, венецианских дожах и венецианской мебели.
И приснилось мне в эту ночь, что я поехал не в Испанию, а в Италию, в Венецию, и там, у собора Святого Марка, встретился с Сержем: он стоял подобно монументу на груде долларовых пачек, загадочно усмехался и протягивал мне блестящий шарик из оптического стекла. А с тыла к нему подбирались мормоныш и остроносый.
Глава 3
Утром в субботу я встал пораньше, плотно перекусил, добрался до вокзала и вместе с толпой дачников влез в пригородную электричку. Путь от Питера до Приозерска неблизкий, часа три, и, скучая на жесткой скамье, покрытой изрезанным рваным пластиком, я размышлял о разных разностях. К примеру, о том, отчего бы России не вступить в НАТО. Геополитический фактор за нас: альянс нуждается в усилении, а мы — в финансах; получим их и достроим Байкало-Амурскую магистраль, чтобы пресечь китайские амбиции… Почему бы нет? Политика — это искусство возможного, а парадоксам истории несть числа… В такт моим раздумьям за окнами мелькали стволы карельских сосен, кто-то из пассажиров включил магнитофон, и томный голос певца посоветовал: не прогибайся под этот изменчивый мир, пусть он прогнется под нас.
Я, собственно, не собирался прогибаться. Психика у меня устойчивая, закаленная жизненными испытаниями, учебой, армией, аспирантурой и Проматом. Эти четыре периода моей жизни резко различались между собой, но было и сходство: подчинение вышестоящим, отсутствие нижестоящих и вечное безденежье. Даже в армии я никем не командовал, а подвизался в качестве лейтенант-программиста при чуде отечественной техники компьютере “Пурга”. Этот компьютер, по задумке, должен был заменить в бою пятерых генералов, но в мирную эпоху его — и меня вместе с ним — рассматривали как чистый нонсенс. В лучшем случае как нонсенс, а в худшем — как опасную диверсию империалистической шлюхи-кибернетики. Оно и понятно: генералам вовсе не улыбалось, чтоб их заменили компьютеры.
Но теперь, впервые за много лет, моя позиция стала иной. Теперь я был крысоловом, человеком свободной профессии, уважаемым в определенных кругах; я обладал репутацией почти непогрешимого пророка, я не имел конкурентов, зато имел заказчиков и даже кое-какие деньги.
Собственно, я математик и занимаюсь теорией игр. Играю, разумеется, не в шашки и не расписываю пульку на четверых, зато могу промоделировать третью мировую войну или какой-нибудь политический катаклизм: что, например, случится, если Дума заломает президента или наоборот. Само собой, эти прогнозы носят гипотетический характер, однако они гораздо более определенны, чем смутные догадки политиканов, финансистов или дельцов теневого бизнеса. Прежде я трудился над такими проблемами, как оптимизация зон поражения при обстреле потенциального врага со спутников, а теперь больше рассчитываю вероятности выигрыша во всевозможных “пирамидках” и лотереях. И не жалею об этом. Как-то, в бытность мою в Промате, пришлось нам моделировать последствия аварии на ЛАЭС — иными словами, играли дяди-математики в Чернобыль, но только под Петербургом. Поверьте, выглядело это страшно, даже в компьютерном исполнении. Так что я ничуть не сожалею, что переквалифицировался в крысолова. Надо отметить, что данный термин несет троякий смысл — прямой, жаргонный и переносный. Прямой очевиден: крысолов — это борец с вредоносными грызунами, искусник по части капканов, ловушек и ядов. Жаргонный обозначает одну из категорий квартирных воришек, которые (о польза чтения словарей!) подразделяются на “обходчиков”, “наводчиков”, “хвостовщиков”, “балконшиков”, “форточников”, “сычей”, “ходящих по соннику” и “крысоловов”. Но переносный смысл этого термина не столь очевиден и весьма глубок. Происходит он, разумеется, от крысы, только не серой, а финансовой, каких в условиях демократических свобод расплодилось видимо-невидимо; ну а где крысы, там и крысолов.
Если угодно, считайте меня сыщиком, аналитиком или специалистом в области прогнозов, но я определяю свою профессию иначе: охотник на крыс. Случается мне оказывать и другие услуги, в смежных и сопредельных областях — так что если вам нужен деловой совет, если вы стонете под гнетом налогов, если вас интересует рейтинг определенных фирм, если вы нуждаетесь в кредитах или в финансовой “крыше”, если вы подыскиваете партнеров или намерены утопить конкурента — словом, если при минимуме затрат вы хотите добиться максимальной пользы, навестите меня. Вместе мы пересечем океан коррупции, инфляции и девальвации, минуем отмели монетаризма и рифы налогообложения, уцелеем в мафиозных штормах, переживем обвальные лавины и окажемся на благодатных островах, густо заросших “черным налом”. В конце концов, экономика должна быть экономной, и я продемонстрирую вам это на практике — но, разумеется, не бесплатно. Еще я объясню вам законы нынешнего российского рынка, согласно которым социалистическая экономика плавно переросла в криминальную. Промелькнули Орехово, Сосново, Лосево, затем электричка прогрохотала по мосту над Вуоксой. Внизу ревел, ярился и стонал широкий поток; волны хищно облизывали скалы, две отважные байдарки мчались по самому стрежню с маниакальным упорством самоубийц. В течение следующих сорока минут поезд приближался к Приозерску, вагон постепенно пустел, а пейзаж за окном становился все более девственным, суровым и диковатым. Местность тут, говоря языком топографов, сильно пересеченная: овраги и буераки, холмы и скалы, ручьи и речушки, а также болота, озера и лужи. Все это — за исключением водных пространств — поросло соснами да елями, осинами да березами, все обильно увлажнено, украшено папоротником, мхами и зарослями дикой малины. Поселки тут небольшие, однако, по давней финской традиции, просторные — от дома до дома не докричишься. Отличное местечко, чтоб спрятаться, когда отоваришь пару-другую поддельных авизо. Я вышел на станции Морозное, в одном перегоне от Приозерска. Отсюда до моей фазенды полчаса пешком: сначала по шоссе, потом по грунтовке, ведущей к совхозу “Три Сосны”, потом мимо озера за холм к детскому лагерю “Солнышко”, а от него — по колдобистой дорожке через лес, потом снова через лес, но уже без дорог и тропинок. Дорожка сворачивала к хутору Петровича, служившего пожарником в “Трех Соснах”; Петрович, основательный мужик в годах, его супруга Клава, их дочь, зять и малолетние внуки были самыми близкими из моих соседей. Не в смысле духовной близости, а чисто территориально.
