Афанасий Егоров - Бой - баба
И сделал убийцей.
Нет, Он честно боролся с наваждением. Изо всех сил гнал от себя черные, тихой сапой отравляющие разум страшные мысли. Но это было сильнее Его.
Внезапно вспыхнувшая искорка темной страсти постепенно разгорелась и превратилась во всепожирающий, коптящий смрадом костер. И это бушующее в стесненной груди пламя выжгло за ненадобностью все прочие позывы и желания.
Тогда Он понял — это провидение. Его судьба. Великий смысл и цель всей жизни. Далекая, почти недостижимая Цель с большой буквы.
Сама того не ведая, она стала его Королевой. Королевой заботливо лелеемой, тщательно оберегаемой сокровенной мечты тихо сходящего с ума маньяка.
Красивая кокетка казалась ему почти небесным чудом. Кристально чистым прекрасным видением среди царящего вокруг грязного блуда и хаоса.
Наивной, слабой, безропотно уступающей наглым домогательствам сильных, нахально-дерзких, падких на легкую поживу хищников-мужчин.
Несчастной жертвой, покорно раскрывающей объятия и делящей кровать с самым нахрапистым из жадных до плотских утех развратных проходимцев.
Естественно, без желания. Против собственной воли. Холодно и отстранение с достоинством отданной на заклание безвинной овечки.
И в то же время — он знал! — она ждала Его. Ждала страстно, слепо, с мольбой на искусанных очередным насильником нежных устах.
С той не рассуждающей верой, на которую только способна по-настоящему любящая женщина. Со всем пылом нерастраченного жаркого сердца.
При этой мысли Он впадал в буйный, неописуемый гнев. Катался по полу, в кровь изгрызая пальцы. Бил неистово кулаком в стенку, нагоняя страх на стариков-соседей. А потом часами неподвижно сидел перед подключенным к видеомагнитофону телевизором. Жадно вглядывался в сверхоткровенные кадры, представляя на месте очередной порнодивы свою Королеву.
И вновь закипал необузданным бешенством. Снова терзал ни в чем не повинную подушку, глуша в ней утробный звериный рык и слезы бессильной ярости.
Убийство… Слово изначально показалось гадким, шершавым и противным на вкус. Каким-то чужеродным и никак не отражающим сути задуманного Им действа.
Разве можно так грубо и вульгарно обзывать то, что Он собирался совершить? Это же не пьяная поножовщина! И не совершенно антигуманное уничтожение ни в чем не повинных животных.
Наказание; отмщение; высшая мера защиты, наконец. Еще лучше — дело.
«Дело» ему понравилось больше всего. Да, Он занят делом. Личным делом. Делом, преисполненным высочайшей значимости и глубокого смысла.
О том, что собрался намеренно лишить жизни человека, он просто не думал. Решил и решил. Будто за пивком намылился сбегать. Гораздо сильнее волновал способ убийства.
Он знал род занятий будущей жертвы. И правильно догадался, что вернее всего сымитировать заказное убийство. Тогда точно не найдут. По другому следу ринутся.
Дальнейшее было просто. Оставалось лишь выбрать одну из десятка растиражированных прессой технологий.
Бомба или заряд с часовым механизмом отпали сразу. Он не был взрывотехником. Снайпер на крыше тоже не годился. По той же причине.
Оставался один, тысячу раз апробированный на практике очень надежный способ. Он же не лох в натуре, чтобы велосипед изобретать.
Ему отчаянно везло. С самого начала. С того момента, как Он решился на «дело». И Он знал об этом.
И истово верил — не было бы такого везения, если бы «дело» оказалось неправым.
Старикан жил поблизости. Конечно, объект будущего покушения не был ветхим столетним старцем, качающимся от легкого порыва ветра немощным пенсионером. Крепенький мужичок слегка за пятьдесят.
Но называть его «стариканом» было как-то приятнее. Жажду мести сразу же вызывало. Поднимающуюся мутной волной черную злость. И кровожадное желание немедленного восстановления попранной справедливости.
Ты, дед, пожил свое. Хватит. Отойди теперь в сторону, дай нам наше получить. И лапы грязные от Королевы убери. Недостоин ты ее. Совсем не достоин.
Старик ничего, кроме жгучей ненависти, не вызывал. И не мог вызвать. Мало того, что богат, еще и к красавице молодой клеится.
Ты же дряхлый уже, дедуля! Дети взрослые, внуки растут! Синеглазке другой нужен. Сильный и горячий. Чтобы потом любовным ночами исходила, по утрам на ходу засыпала.
Ты сможешь так? Да никогда! Вот и не суйся. Брысь с дороги, старый мухомор…
Так вот, старикан жил совсем рядом. Точнее, через два дома. Об этом все во дворе знали с детства. Даже водились с его дочкой.
И тихо завидовали, когда дед первым в округе пересел из когда-то престижной черной «Волги» на темно-синий, действительно солидный немецкий «Мерс».
Это было совершенно неважно, что он председатель правления какого-то там коммерческого банка. Главное — он дал ясно понять, кто есть кто.
Наплевал, скотина такая, на всех с высокой колокольни. Именно так выразилась соседка с первого этажа. И все с ней согласились. Кто — молча, а кто и — матом.
Чуть позже появился еще один скоробогач. Потом — еще и еще. Даже соседкин старший сын обзавелся вскоре новенькой блескучей «Ауди».
Но этих уже не ругали. А седой банкир навсегда остался в памяти зажравшимся буржуем и выскочкой.
Самой трудной проблемой оказался пистолет. Обращаться к знакомым не хотелось. Могли неправильно понять. Или даже догадаться.
А Он не серийный убийца. Всего одно «дело» готовит. Пришлось ехать в другой район, на центральный рынок.
Газеты не соврали. Он почти сразу засек небольшую группку «лиц кавказской национальности».
К ним то и дело подходили сумрачные, крайне озабоченные субъекты обоего пола. Все — поодиночке. Шушукались о чем-то, после чего исчезали незаметно в тесных закоулках за поставленными впритык торговыми ларьками.
По всему периметру дальнего уголка суетно галдящего базара торчали лениво-равнодушные плечистые кепки. «Охрана и наблюдение»— вспомнил Он газетные строчки.
Плохо выбритый усач сначала не понял очередного клиента. Загоготал несвязно, объясняя, что анашой торгуют в другом углу. Тут — один героин. Марочки к обеду подвезут.
А как дошло — языком зацокал. К старшему необычного покупателя перебросил.
Низенький плотный горец в камуфляжной куртке долго смотрел в белесые, ничего не выражающие глаза незнакомца. Наконец шагнул молча в темный провал кривобокого заброшенного вагончика.
Вот тогда Он впервые испугался.
По-настоящему. Убежать даже хотел. Но безотчетный жуткий страх сковал ноги, заставив оцепенеть. И голос отказался повиноваться.
Пришлось очень медленно, чтобы не выдать себя, вползти вслед за кавказцем в захламленное, воняющее застарелой мочой и калом полуразрушенное помещение.
Он не заметил, когда исчез сковывающий ужас. Слишком был заворожен открывшимся зрелищем. Зрелищем новенького, еще в заводской смазке «Макарова» с глушителем.
Как раз то, что надо! И как хачик догадался? Ведь ни слова за глушитель не базарил…
После был небольшой торг. Цена в результате не снизилась, зато вместо одной обоймы стало три.
Кавказец опять очень долго смотрел в странно светлые, невыразительные глаза. Выдал на прощание с непередаваемым клекотом:
— Заложишь — на том свэте достану.
Поверил Он произнесенному с угрозой обещанию. Сам решил на всякий пожарный подстраховаться. Попетлял среди запруженных народом рядов, неумело проверяясь на случай возможной слежки. Неожиданно для самого себя снова к облюбованному наркодельцами закутку вышел. Только — с противоположной стороны.
Хотел уйти от греха и в этот момент услышал надрывный вой разгоняющего зевак автомобильного сигнала. В нарушение всех правил по территории рынка пробиралась сквозь галдящую толпу низкая серо-стальная «Мазда».
Остановилась вплотную к знакомому облезлому вагончику, снова требовательно просигналила. К вышедшему из машины пассажиру моментально подскочил давешний хачик в камуфляже, залопотал что-то, размахивая руками.
Все. Больше тут делать было нечего. Он тихо выскользнул из разросшихся кустов, решив продолжить проверку на непрошеного «хвоста» где-нибудь в городе. Среди знакомых с детства проходных дворов.
Пистолет оказался тяжеловат для непривычной руки. А отдача — слишком сильной. Ствол при каждом выстреле дергало и уводило куда-то вверх и вправо.
Понадобилось расстрелять целую обойму, чтобы хоть как-то приспособиться. И все равно необходимой уверенности в точности попадания не появлялось. Пришлось вносить поправки в уже выношенный план.
Само «дело» заняло всего несколько секунд. Зато получасовое ожидание далось неимоверно трудно. Он даже не подозревал, что окажется настолько слаб.
Тряслось буквально все тело. Мелко клацали зубы, вибрировали предательски колени. Руки било, как у запойного алкаша.
