Джоди Пиколт - Последнее правило
Именно так я и поступил сегодня, когда брат решил задействовать меня в роли преступника в своей инсценировке преступления. Буду с вами откровенен: дело не в том, что он взял без разрешения мои кроссовки, и даже не в том, что стащил с моей расчески волосы (от чего, честно признаться, бросает в дрожь, как от «Молчания ягнят»). Правда вот в чем: когда я увидел Джейкоба в кухне в крови из кукурузного сиропа, с липовой травмой головы, а все улики указывали на меня, на долю секунды я подумал: жаль, что это неправда!
Но мне не дозволено говорить о том, что гораздо проще было бы жить без Джейкоба. Мне даже думать об этом запрещено — еще одно неписаное правило нашей семьи. Поэтому я хватаю свое пальто и иду куда глаза глядят, хотя на улице двадцать градусов мороза, а в лицо дует резкий ветер. Ненадолго останавливаюсь в парке, где катаются на скейтах, — единственном месте в этом дурацком городишке, где копы разрешают кататься на «доске», хотя какое катание зимой? А в Таунсенде, штат Вермонт, зима длится девять месяцев в году.
Прошлой ночью шел снег, выпало почти пятьдесят миллиметров, но в парке катается на сноуборде какой-то парень, пытается спрыгнуть со ступенек. Его приятель снимает этот трюк на мобильный телефон. Я знаю их по школе, но мы учимся в разных классах. Я персона нон грата среди скейтеров: читаю газеты, а средний балл успеваемости у меня — 3,98. Разумеется, это делает меня посмешищем в глазах скейтбордистов, равно как моя манера одеваться и пристрастие к скейту делают меня изгоем в глазах добропорядочной толпы.
Скейтбордист падает на задницу.
— Я выложу это в «YouTube», братан, — говорит его друг.
Миновав парк, я иду через весь город к той единственной улице, похожей на ракушку улитки. В самом центре — пряничный домик (кажется, они называются викторианскими). Домик выкрашен в пурпурный цвет, а сбоку возведена башенка. Думаю, поэтому я первый раз и остановился здесь — кто, черт возьми, возводит башенки на своих домах? Разве только златовласая Рапунцель из сказки братьев Гримм? Но в этой башенке живет девочка лет десяти-одиннадцати, и у нее есть брат лет на пять младше. Их мама ездит на зеленом грузовике «тойота», а папа какой-то врач, потому что я дважды видел, как он возвращался с работы в форменной одежде медперсонала.
Последнее время я часто сюда наведываюсь. Обычно я прислоняюсь к окну эркера и заглядываю в гостиную. Отсюда все отлично видно. Обеденный стол, за которым дети делают уроки. Кухню, где мама готовит обед. Иногда она приоткрывает окно, и я вдыхаю аромат их обеда.
Однако сегодня дома никого нет. Это придает мне уверенности. Несмотря на то что сейчас день, что по улице ездят машины, я обхожу дом и сажусь на качели. Закручиваю на них цепи, а потом отпускаю, чтобы раскручивались, хотя я уже давно вырос из такого рода забав. Потом подхожу к черному ходу и дергаю дверь.
Открыто.
Я знаю, что так не делается, тем не менее вхожу.
Снимаю туфли — так принято у воспитанных людей. Оставляю обувь на коврике в прихожей и иду в кухню. В раковине миски с хлопьями. Открываю холодильник и вижу несколько поставленных друг на друга пластиковых контейнеров. Остатки лазаньи.
Беру банку с арахисовым маслом, заглядываю. Мне кажется, или оно вправду пахнет вкуснее, чем арахисовое масло «Джиф», которые едим мы?
Засовываю в банку палец и пробую (а сердце-то колотится!). Несу банку на стойку, беру еще одну банку — с вареньем. Шарю в ящике, пока не нахожу нож, и отрезаю от лежащей на столе буханки два кусочка хлеба. Делаю бутерброд с маслом и вареньем, будто я у себя дома.
В столовой сажусь на стул, где обычно сидит девочка. Ем бутерброд и представляю, как из кухни выходит мама с большой жареной индейкой на блюде.
— Привет, папа! — громко говорю я пустому стулу слева, воображая, что у меня есть настоящий отец, а не жалкий донор спермы, который каждый месяц виновато присылает чек.
«Как дела в школе?» — должен спросить он.
— Получил сто баллов за контрольную по биологии.
«Молодцом! Неудивительно, если ты пойдешь по моим стопам и станешь врачом».
Я качаю головой, отгоняя видение. Либо я представляю себя в роли героя телевизионного сериала, либо у меня комплекс Машеньки, очутившейся в гостях у трех медведей.
Раньше по вечерам Джейкоб читал мне вслух. По правде говоря, не совсем мне. Он читал себе, и не столько читал, сколько повторял наизусть то, что запомнил, а я просто, по счастью, географически находился в одной с ним точке, поэтому ничего не оставалось, как слушать. Хотя мне нравилось. Когда Джейкоб разговаривает, интонация у него то взлетает, то опускается, как будто каждое предложение — это песня; в обычном разговоре это звучит странно, но совсем другое дело, когда рассказываешь сказку. Помню, слушая сказку о трех медведях, я думал, как Машеньке не повезло. Была бы она поумнее — глядишь, все и обошлось бы.
В прошлом году я перешел в девятый класс — первый класс местной старшей школы. Мне пришлось начинать жизнь с нового листа. В школу пришли дети из других окрестных городков, которые ничего обо мне не знали. В первую же неделю я познакомился с двумя мальчиками, Чадом и Эндрю, мы вместе посещали занятия по методике. Ребята казались довольно крутыми, к тому же жили не в Таунсенде, а в Суонзи, и никогда не видели моего брата. Мы смеялись над коротковатыми штанами нашего учителя и вместе обедали в кафешке. Мы даже строили планы сходить в кино на выходных (если фильм стоящий). Но однажды в кафе появился Джейкоб — он выполнил контрольную по физике в невероятно короткий срок, и учитель его отпустил. Разумеется, Джейкоб тут же направился ко мне. Я представил его, сказал, что он учится классом старше. Это было моей первой ошибкой. Чад и Эндрю так оживились при мысли потусоваться со старшеклассником, что стали забрасывать Джейкоба вопросами: в каком он классе, играет ли в школьной спортивной команде?
— В одиннадцатом, — ответил Джейкоб, а потом признался, что не любит спорт. — Я увлекаюсь криминалистикой. Вы слышали о докторе Генри Ли?
А потом он целых десять минут болтал о патологоанатоме из Коннектикута, который работал над очень громкими делами: О. Дж. Симпсона и Скотта Питерсона, Элизабет Смарт. Чад с Эндрю потеряли к нему всякий интерес где-то на лекции о том, что можно узнать по характеру брызг крови. Не стоит и говорить, что на следующий день, когда на методике мы выбирали, с кем проводить лабораторную, эти двое быстренько от меня отвернулись.
Доев бутерброд, я встаю из-за стола и направляюсь вверх по лестнице. Первая комната наверху — спальня мальчика, тут всюду по стенам развешаны плакаты с динозаврами. На простынях рисунки со светящимися в темноте птеродактилями, а на полу валяется радиоуправляемая игрушка — тираннозавр. На мгновение я застываю как вкопанный. Раньше Джейкоб, как сейчас криминалистикой, увлекался динозаврами. Неужели и этот малыш может рассказать о теризинозавре, обнаруженном в Юте? С почти сорокасантиметровыми когтями, больше напоминающими фильмы ужасов типа «Пятница, 13-е» и «Кошмар на улице Вязов»? Знает ли он, что первый почти полностью сохранившийся скелет динозавра — гадрозавра — был обнаружен в Нью-Джерси в 1858 году?
Нет, он всего лишь маленький мальчик, а не ребенок, страдающий синдромом Аспергера. Могу вас уверить, я заглядывал в их окна по вечерам и следил за этой семьей. Я знаю, потому что эта кухня с теплыми желтыми стенами — именно то место, где хочется находиться, а не откуда хочется убежать.
Внезапно я кое-что вспомнил. В тот день, когда мы играли под надувной лодкой, когда я запаниковал, потому что не мог дышать, лодку присосало к поверхности воды, но Джейкобу каким-то образом удалось оторвать ее. Он обхватил меня руками под мышки и поднял высоко над водой, чтобы я мог сделать глубокий вдох. Он вытащил меня на берег и сидел рядом, весь дрожа, пока ко мне не вернулась способность говорить. Насколько я помню, это был последний раз, когда Джейкоб заботился обо мне, а не наоборот.
В спальне, где я сейчас нахожусь, все полки на стенах забиты электронными играми. В основном для «Вии» — игровой приставки седьмого поколения (их выпускает японская компания «Нинтендо») и майкрософтовские консоли «Эксбокс», несколько подарочных игр для карманных игровых консолей — «Нинтендо ди-эс». У нас дома нет игровых приставок, мы не можем позволить себе подобную роскошь. Та бурда, которую Джейкоб ест на завтрак, плюс таблетки, уколы, добавки стоят целое состояние. И я знаю, что мама иногда ночами не спит, подрабатывая в журнале редактором, чтобы иметь возможность заплатить Джесс, наставнице Джейкоба в социальной адаптации.
Я слышу, как по тихой улице проехала машина, выглядываю в окно и вижу зеленый микроавтобус, который сворачивает на подъездную аллею. Я стремглав спускаюсь по лестнице, в кухню, через заднюю дверь… Прячусь в кустах, слежу, затаив дыхание, за тем, как первым из машины выскакивает мальчик. На нем хоккейная форма. Потом из микроавтобуса выбирается его сестра и наконец родители. Отец мальчика достает из багажника сумку со снаряжением, и вся семья заходит в дом.
