Рут Ренделл - Тринадцать шагов вниз
Он фантазировал, как они сидят в клубе за столиком, глядя друг другу в глаза. К ним подскакивает человек с фотоаппаратом, потом еще один. Нерисса улыбается фотографам, потом ему. Она шепчет: «Поцелуй меня», и он целует. Это лучшее свидание из всех, что у него были. А вспышки фотокамер и восторженные журналисты — просто неописуемо. На следующий день их поцелуй — во всех газетах. Он представил себе заголовки: «Нерисса и ее новый мужчина», «Нерисса дарит свой поцелуй р любовь», «Майкл Селлини — известный криминолог».
Вообще-то он ни разу не видел ее голой, хотя несколько раз караулил у дома на Кэмпден-Хилл, надеясь увидеть ее в окне. Колетт рассказала ему, где живет подруга, впрочем, довольно неохотно. Он спросил, есть ли у Нериссы дома спортивные тренажеры.
— Она ходит в тренажерный зал.
— В какой? — спросил он, нежно покусывая ее за шею так, как ей нравилось.
— Думаю, что в ближайший. А зачем тебе?
— Просто интересно, — ответил он.
Он обязан был вычислить ее, хотя это и попахивало слежкой — а он не хотел так поступать с Нериссой. Он лишь раз проследит за ней, а когда найдет тренажерный зал, то просто запишется туда. Он не слишком в форме, так почему бы ему не пойти в тренажерку? В ту, куда ходит она?
Микс работал в «Фитераме» девять лет, последний год — в Бирмингемском филиале. Приехав в Лондон, он принялся искать жилье и поначалу снял комнату в Тафнел-Парк. Хиллдроп-Кресчент, находившаяся неподалеку, тоже очаровала его. Никто не изменил названия улицы, хотя здесь жил доктор Криппен, убивший свою жену и засунувший расчлененный труп под пол. Микс ничего не читал про Криппена, его преступление было очень давним, совершенным еще до Первой мировой, и превратилось фактически в древнюю историю. А затем он увидел передачу о том, как ловят преступников при помощи радио, и узнал, что Криппен был первым, кого поймали таким способом. А также узнал, где тот жил. Микс восторгался тем, что у другого человека могло вызвать отвращение или просто оставить равнодушным. Увидев, что вместо дома преступника построили новое здание, он расстроился, и это предвещало горечь, которую он ощутил на Риллингтон-плейс.
Все началось с того фильма. Тогда он жил еще дома, смотрел старый черно-белый телевизор матери. Читать он не любил, но нашел книгу, по которой сняли фильм, как ему показалось, на стойке у лавки старьевщика. Он удивился, обнаружив фотографию Джона Реджинальда Холлидея Кристи и поняв, что тот не столько похож на Аттенборо, сколько на него самого. Конечно, сам Микс был намного моложе и не носил очки. Но он изучил себя в зеркале и удостоверился, что не ошибся. Странным образом это объединило его с маньяком-убййцей, и с тех пор Микс стал мысленно называть его не Кристи, а Реджи. В конце концов, что такого совершил этот человек? Избавил мир от нескольких никчемных женщин, в большинстве своем проституток?
Реджи. Приятное имя. Теплое и дружелюбное. Микс не удивился, узнав, что Реджи любили и восхищались им. Люди чувствовали в нем силу. Вот что в нем нравилось Миксу — сила. Кристи мог бы стать прекрасным отцом, строгим, но справедливым. Это было в его духе. Как обычно, промелькнула мысль о Джейви. Все-таки нельзя позволять женщинам приводить детям отчимов.
Возвращаясь от Колетт, Микс вспомнил слова старой Чосер. Он все еще был под впечатлением. Старуха фактически побывала дома у Реджи. Она встречала Реджи. Миксу по молодости казалось, что Реджи жил очень давно. Но, оказывается, не так давно для мисс Чосер. Сейчас ей около восьмидесяти, но, когда Реджи жил на Риллингтон-плейс, она была совсем девушкой. Как писали в книгах и как говорили все, кто имел к этому отношение, Реджи подпольно делал аборты и таким образом заманивал жертв. Значит, она тоже ходила к нему за этим. За чем же еще?
Поскольку Микс жил в двадцать первом столетии, ему казалось, что всегда было так, как сейчас. Молодость старой Чосер, интрижки на одну ночь и все остальное были такими же, как и у него. Старуха по беспечности забыла принять таблетку и залетела. Микс не знал, когда узаконили аборты, только подозревал, что во времена молодости старой Чосер нельзя было просто пойти в больницу и избавиться от ребенка. А если б было можно, то старина Реджи остался бы не у дел.
Главный вопрос: почему, попав в его руки, она осталась жива? Он просто обязан был узнать ответ.
В квартире было тихо. Окна закрыты. Внизу красовались запущенные садики, лишь один был с подстриженной лужайкой и клумбами с розами. Иногда по ночам, когда темнело (а происходило это довольно поздно), Микс видел глаза, два зеленых огонька, глядящие на него из-под листвы плюща, ползущего по стенам. В доме не раздавалось ни единого звука, значит, старуха Чосер рано отправилась спать. В передней части дома иногда просыпаешься от громкой музыки, орущей из окон проезжающих машин, которые называли писком лондонской моды. Но соседские дома довольно далеко, и оттуда не доносится ни звука. Дитя своего времени, Микс, выросший в шумном районе, любил звуки улицы. А здесь, в тишине, казалось, что весь мир забыл о его существовании. Кроме Вествей — она словно гигантская серая многоножка ползла по западному Лондону на сотнях бетонных лапок и шумела, как морской прибой.
Микс открыл холодильник. Он был помешан на аккуратности и помнил, что оставил коктейль на средней полке, два дюйма в глубь холодильника. Вряд ли он поставил бы его слева, рядом с шоколадным коктейлем. Микс задумчиво отпил глоток. Должно быть, дело в том, что он торопился, не иначе.
С полупустым стаканом он подошел к фотографии Нериссы и произнес:
— Я люблю тебя. Я преклоняюсь перед тобой. — Затем приподнял стакан и выпил за нее. — Знаешь, я обожаю тебя.
Глава 3
Особняк на Сент-Блейз-авеню в 1860 году построил дед Гвендолин Чосер по отцу. В то время Ноттинг-Хилл еще имел деревенский вид — много простора, новые дома, чистый воздух. Вествей появился лишь через сотню лет, за три года построили первый участок лондонской подземки — от Бейкер-стрит до Хаммерсмита, но то место, которое позже назвали Риллингтон-плейс, пустовало. Отец Гвендолин, профессор, родился в Сент-Блейз-хаус в девяностых годах того века, а сама она — в двадцатых годах следующего.
Район разрастался. Поскольку жилье было довольно дешевым, в пятидесятых туда стали стекаться эмигранты, которые расселялись в северном Кенсингтоне и Кенсал-Тауне, на Поуис-сквер и Колборн-роуд. Первый труп в деле Кристи нашел переселенец с Карибских островов, когда снес стену в квартире, в которую только что переехал. Следующие два десятилетия здесь жили хиппи, дети цветов. Они настолько сроднились с Лэдброук-гроув, что стали ласково называть ее «Рощицей». У себя в съемных квартирах они выращивали марихуану в сервантах под ультрафиолетовой лампой. Одежду они шили из марли. И там же зародилась идея общины.
Мисс Чосер ничего об этом не знала. Все прошло мимо нее. Она родилась в Сент-Блейз-хаус, была единственным ребенком и обучалась дома под бдительным руководством профессора Чосера, заведующего кафедрой филологии в Лондонском университете. Когда ей было чуть за тридцать, умерла ее мать. Профессор с самого начала был против того, чтобы дочь работала, а то, чего он не одобрял, никогда не случалось. И наоборот. За ним нужно было кому-то ухаживать. Служанка уволилась, выйдя замуж, так что Гвендолин, понятное дело, заняла ее место.
Она вела странную, но мирную жизнь — без страха, надежды, страсти, любви или беспокойства о деньгах. Огромный особняк — трехэтажный, с бессчетным количеством комнат, с коридором и лестницей в четыре пролета. Когда стало ясно, что Гвендолин никогда не выйдет замуж, отец превратил три верхних комнаты в квартиру для нее, с собственной гостиной, двумя спальнями и кухней. Но не отсутствие ванной помешало Гвендолин переселиться. Какой смысл жить наверху, если отец всегда внизу и его постоянно нужно кормить и поить? Именно тогда она перестала ходить к себе. Поднималась, только если что-нибудь теряла и не могла найти.
В доме ни разу не делался ремонт, комнаты так и остались допотопными. Электричество было проведено, но не везде. В восьмидесятых годах сменили кабель, поскольку сочли его небезопасным. Но там, где убрали старый кабель и проложили новый, стены только залепили штукатуркой и даже не покрасили. Гвендолин сама знала, что не отличается чистоплотностью. Уборка утомляла ее. Ей гораздо больше нравилось сидеть и читать. Она прочитала тысячи книг, не видя смысла заниматься еще чем-то без крайней необходимости. Еду она всегда покупала в старых лавках, а когда те закрылись, перешла на супермаркеты, даже не заметив этого. Гвендолин любила поесть и с детства почти не меняла рацион. Разве что, когда ушла служанка, она практически не ела горячей пищи.
Каждый день после обеда она отдыхала, читала книгу, чтобы заснуть. У нее было радио, но не было телевизора. Дом был полон книг, научных работ, старинных романов, древних подборок «Нэшнл Джиографик», устаревших энциклопедий, словарей, изданных в 1906 году, сборников вроде «Духи и тайны» и многого другого. Большинство из них она читала, а некоторые даже перечитывала.
