Харлан Кобен - Невиновен
Мэтт остановился на нижней ступени крыльца. Оливия, любовь всей жизни, не последовала его примеру. В ее руках побрякивали ключи от машины.
– Не думаю, что мы должны это делать, – сказал он.
– Да перестань! – бросила Оливия не останавливаясь. – Это так здорово.
– Телефон должен быть телефоном, – произнес Мэтт. – А камера – камерой.
– Очень умно.
– А когда две вещи соединены в одной… это уже извращение.
– Тоже мне эксперт выискался, – пробормотала Оливия.
– Ха-ха! Неужели не видишь, в чем тут опасность?
– Нет, не вижу.
– Камера и телефон в одном флаконе… – Мэтт запнулся, подыскивая нужные слова. – Это… Ну, не знаю. Это, если вдуматься, нечто сродни межвидовому скрещиванию, которые показывают в фильмах ужасов. Новое существо выходит из-под контроля и разрушает все на своем пути.
Оливия уставилась на него, расширив глаза.
– У тебя богатое воображение.
– В общем, не уверен, что нам нужно покупать эти телефоны, вот и все.
Она нажала кнопку пульта, дверцы автомобиля открылись. Потянулась к ручке. Мэтт все еще колебался. Оливия вопросительно взглянула на него.
– Что? – спросил он.
– Если у нас обоих будут такие телефоны, я смогу посылать тебе на работу картинки с голенькими девочками.
Мэтт отворил дверцу.
– Так в «Веризон» или «Спринт»?
Оливия улыбнулась. Его сердце учащенно забилось.
– Я люблю тебя, ты же знаешь.
– Я тоже тебя люблю.
Они сидели в машине. Оливия обернулась к нему. Мэтт заметил озабоченность в ее глазах.
– Все будет хорошо, – промолвила она. – Ты ведь это знаешь, верно?
Он кивнул и выдавил улыбку. Впрочем, Оливию это не убедило.
– Оливия?
– Что?
– А ну-ка расскажи мне еще про голеньких девушек.
Она похлопала его по руке.
Но тревога вновь вернулась к Мэтту, как только они зашли в магазин «Спринт». Улыбка продавца казалась какой-то сатанинской, и вообще он был похож на дьявола из фильма, которому главный герой, наивный парень, продает свою душу. И когда продавец извлек и разложил перед ними карту Соединенных Штатов, где, как он объяснил, не охваченные роумингом участки были окрашены в ярко-красный цвет, Мэтт отпрянул от прилавка.
Что же касается Оливии, энтузиазма она не утратила, впрочем, его жена почти всегда была восторженной женщиной. Одной из тех немногих людей, которые умеют извлекать удовольствие из всего. Эта ее черта лишний раз доказывала, что противоположности тянет друг к другу.
Продавец трещал, не закрывая рта. Мэтт уже давно отключился и не слушал его, а Оливия, напротив, впитывала каждое слово. Задала пару вопросов, просто из вежливости, но торговец уже понял: дамочка не только у него на крючке, но уже смазана, сдобрена специями, хорошо прожарена и готова к употреблению.
– Позвольте мне подготовить все бумаги, – сказал продавец и отошел.
Оливия взяла Мэтта за руку, ее лицо сияло.
– Разве не здорово?
Мэтт поморщился.
– Что такое?
– Так ты правду сказала: совсем голенькие?
Она расхохоталась, прижалась щекой к его плечу.
Нет, разумеется, веселость Оливии, непрестанные улыбки и прочее были продиктованы не только природным оптимизмом и перспективой приобретения мобильного телефона. Телефон с камерой являлся символом, знаком великих перемен.
У них будет ребенок.
Два дня назад Оливия сделала домашний тест на беременность и, сияя, поделилась с Мэттом своей радостью. Тот увидел в этом знаке, красном крестике на белой пластине, даже что-то религиозное. И утратил дар речи. Они целый год пытались зачать ребенка, практически как только поженились. Стресс от неудач плавно перешел в некий магический ритуал, сопровождавшийся измерением температуры, пометками в календаре, длительным воздержанием и бешеным и сосредоточенным рвением, когда период воздержания заканчивался.
И вот теперь все это позади. «Рано еще говорить, – предупреждал он ее. – Давай не будем забегать вперед». Но лицо, волосы, глаза Оливии приобрели какое-то особое сияние, с этим не поспоришь. Ее просто захлестывала радость. И Мэтт перестал сомневаться.
Поэтому они и пришли сюда.
Мобильные телефоны с камерами, всячески стремилась подчеркнуть Оливия, позволят их будущей дружной семье жить, как их родители и представить не могли. Благодаря этим волшебным аппаратам можно с легкостью определить местонахождение ребенка, уберечь его от многих опасностей, запечатлеть на память первые шаги, первые слова, то, как он играет, развивается – в общем, все, что угодно.
Таков по крайней мере был план.
Час спустя они вернулись в дом, который делили с соседями. Оливия чмокнула мужа в щеку и двинулась наверх.
– Подожди! – окликнул ее Мэтт. Он держал телефон в руке и сосредоточенно хмурился. – Хочешь, попробуем, ну, это… видеоизображение?
– Видео длится всего пятнадцать секунд.
– Пятнадцать секунд. Не густо. – Он пожал плечами. – Придется сократить любовную прелюдию.
Оливия тихо застонала.
Они жили в густонаселенном и непрестижном районе Ирвингтона, в утешительной тени гигантской пивной бутылки. Едва выйдя из тюрьмы, Мэтт счел, что лучшего не заслуживает, что было близко к истине, поскольку просто не мог позволить себе ничего лучшего. И вот, несмотря на протесты семьи, девять лет назад начал снимать себе здесь жилье. Ирвингтон – шумный город с высоким процентом афроамериканского населения, примерно около восьмидесяти. И у кого-нибудь вполне могло создаться превратное мнение, что Мэтт до сих пор испытывает вину и поселился здесь, чтобы чувствовать себя как в тюрьме. Сам-то Мэтт знал: все не так просто, как кажется, но иного объяснения у него не находилось. Кроме одного: он не должен возвращаться туда, где жил прежде, до заключения. Слишком уж разительны произошедшие с ними перемены.
В общем, этот район – с автозаправкой «Шелл», старой скобяной лавкой, закусочной на углу, пьяницами, валяющимися на разбитом тротуаре, трассой на аэропорт Ньюарка, таверной, прячущейся в тени старой пивоварни Пабста, – все это стало его домом.
И когда Оливия переехала к нему из Виргинии, он думал, что она будет настаивать на переезде в более приличное место. Ведь девушка, насколько он знал, привыкла к другим условиям. Оливия выросла в маленьком городке Нортуэйз, штат Виргиния. И когда была совсем малышкой, ее мать сбежала из дома. Отец воспитывал девочку один.
Джошуа Мюррей был уже немолод – Оливия родилась, когда отцу исполнился пятьдесят один год, – но работал не покладая рук, чтобы обеспечить любимой дочери приличное существование. Джошуа занимал пост главного городского врача, и практика у него была самая обширная. Чем только он не занимался – от аппендикса шестилетней Мэри Кейт Джонсон до подагры старины Райтмана.
По рассказам Оливии, Джошуа был добрым, мягким и очень хорошим отцом, обожавшим свою дочурку. Жили они вдвоем в отдельном кирпичном доме неподалеку от Мэйн-стрит. По правую сторону от входа располагалась приемная. И очень часто Оливии, прибежавшей домой из школы, приходилось помогать отцу с пациентами. Она тоже очень любила отца. Ее мечтой было – теперь она, конечно, понимала, насколько была тогда наивна, – стать доктором и работать вместе с отцом.
Когда Оливия училась на последнем курсе колледжа, все резко переменилось. Отец, единственный близкий ей человек, умер от рака легких. Это событие потрясло девушку, выбило почву у нее из-под ног. Старые мечты – пойти по стопам отца, учиться медицине – пошли прахом. Оливия даже разорвала помолвку с Дью, возлюбленным из колледжа, и переехала в старый дом в Нортуэйзе. Но жить там без отца было очень больно. Она продала дом и переехала в квартиру в жилом комплексе в Шарлоттсвилле. Устроилась на работу в компанию по производству и продаже компьютерного оборудования и большую часть времени проводила в разъездах. Отчасти именно это последнее обстоятельство и помогло возобновить давно оборвавшиеся и недолгие отношения с Мэттом.
Ирвингтон разительно отличался от Нортуэйза и Шарлоттсвилла, штат Виргиния, но тут Оливия удивила Мэтта. Захотела остаться и жить именно здесь, в этом далеко не престижном районе, чтобы скопить денег на дом их мечты.
Через три дня после покупки телефонов Оливия вернулась домой и сразу поднялась наверх. Мэтт налил бокал сельтерской со вкусом лимона, достал из пакета пригоршню соленых крендельков в форме сигар и через пять минут последовал за женой. Оливии в спальне не оказалось. Он заглянул в крошечный кабинетик по соседству. Она сидела за компьютером.
– Оливия?
Она обернулась, улыбнулась. Мэтт никогда не разделял расхожее мнение, что улыбка может осветить все вокруг, но Оливии, сколь ни странно, это всегда удавалось – «могла весь мир перевернуть своей улыбкой». Да, этого у нее не отнять. Улыбка получалась заразительная. Она привносила в его жизнь вкус, цвет и радость, и в комнате все изменялось, словно по волшебству.
