Эшли Дьюал - Одинокие души (СИ)
Потом мной овладевает паника: она ведь там задохнется!
А затем меня поглощает дикий ужас: заложница разворачивается ко мне лицом, и я понимаю, что это Карина.
Первое, что я делаю — это дико кричу, но мой возглас не услышан. Толпа орет настолько громко, что я теряюсь среди неё, словно спичка среди огромного пожара. Затем меня автоматически тянет к кубу, и я начинаю молотить по нему так сильно, как ненормальная.
— Карина! Карина!
Сестра спускается чуть ниже и замечает меня. Схватившись одной рукой за горло, она вторую прикладывает к стеклу и что-то шепчет.
— Боже мой, — судорожно протягиваю я. — Боже, Карина! Помогите ей! Кто-нибудь!
Последний кислород выходит изо рта моей сестры, и я вижу, как начинает оседать её тело.
— Нет! Карина, нет! Выпустите её!
Я срываюсь с места и непроизвольно несусь по лестнице к Шраму. Он удивленно замирает, и смотрит на меня так, словно видит нечто ненастоящее. Нечто совершенно невообразимое, нереальное.
— Отпусти её! — верещу я и кидаюсь вперед, будто одичавшее животное. — Отпусти! Она умирает! Ей нужен воздух! Открой этот чертов люк! Открой его!
Парень молчит, стоит всё так же без движения, словно статуя. Его бездействие злит меня ещё больше, и тогда я сама нагибаюсь над рычагом и пытаюсь потянуть его на себя. Это оказывается не так просто.
— Прошу, помоги мне! — умоляю я, смотря на Шрама. — Пожалуйста, она же задохнется!
— Ещё тринадцать секунд, — холодно отрезает парень, и меня одолевает такой безумный гнев, что я готова разбить куб собственными руками. — Правила для всех едины.
— Господи. — От безысходности я готова расплакаться. — Ну же! Давай! — я тяну рычаг и одновременно не могу понять, почему он не подчиняется? — Давай же!
Время на исходе. Люк даже не сдвинулся с места, и тогда мой взгляд падает на биту.
Она лежит совсем рядом, в метре от меня. Какое простое и одновременно безумное решение. Неужели выхода из куба нет? Неужели испытание проходил ни тот, кто находился под водой, а тот, кто смотрел на него? Не понимая, что делаю, я хватаю профессиональную тяжелую биту, спрыгиваю с куба и, размахнувшись, ударяю по стеклу.
Толпа отпрыгивает назад и в смятении утихает. Наверно, я первая, кто решился пойти против системы.
Ещё один удар. Стекло треснуло.
— Карина! — ору я, увидев, что сестра лежит на дне аквариума. — Нет!
Я вновь размахиваюсь, и на этот раз полностью избавляюсь от преграды. Вода мощным потоком набрасывается на меня и утаскивает за собой подальше от куба, подальше от толпы. Осколки царапают кожу, застревают в одежде, но я не обращаю на это внимания. Подрываюсь с асфальта, кидаюсь к сестре. Она совсем бледная, практически прозрачная.
— О, боже мой, Карина, милая моя, — я падаю рядом с ней на колени, прохожусь руками по её светлым волосам, нагинаюсь к лицу. Дыхания нет. — Даже не думай покидать меня! Слышишь? Даже не думай об этом!
Я вдыхаю воздух в её рот, и начинаю делать массаж сердца. Раз, два, три. Ещё один вдох. Раз, два, три. Вдох. Раз, два…
Сестра резко выгибается и выплевывает застрявшую в горле воду. Тяжело и громко задышав, Карина испуганно ерзает на холодном асфальте и вцепляется мне в руку так крепко, что мне становится больно.
— Боже, мой, — шепчу я, и обнимаю сестру. — Никогда больше не пугай меня так.
— Лия? Я… я не понимаю…
— Ты кто такая? — внезапно спрашивает меня мужской голос, и я настороженно поднимаю голову. Шрам нависает надо мной, словно грозовая туча. Его лицо злое, глаза черные, как у акулы. — Отвечай!
— Я не хочу проблем, — тихо начинаю я, соображая, что же делать. Идти на конфликт было бы глупо, хотя о чем это я? Конфликт был неизбежен. — Я пришла за сестрой. От вас мне ничего не нужно.
— Ты пришла в чужой дом, и решила, будто может вести себя так, как тебе заблагорассудится?
— Но Карина могла умереть!
— Твоя сестра сама пошла на это! — заключает Шрам. — И мне плевать благими ли были твои намерения. Ты вторглась на мою территорию.
— И сейчас же её покину, — обещаю я, и встаю, подняв за собой Карину. — Прошу, позвольте нам уйти, и мы больше никогда сюда не вернемся.
— Твои извинения — вздор. Мне плевать на них. — Я буквально чувствую, как исходил гнев из его взгляда. Даже поза кажется угрожающей. — Теперь придется платить. Вот только каким способом…
— Я ведь ничего плохого не сделала! — мой голос уверенный, хотя внутри бушует неизведанный ранее страх. — За что платить? За то, что я спасла сестру?
— За то, что ты — чужая, — толпа поддерживает его высказывание. — Ты не из стаи.
— Прошу, — вновь повторяю я и подхожу чуть ближе к Шраму. — Прошу, отпустите нас, и мы с вами больше никогда не пересечемся. — Заметив непоколебимость в его взгляде, я судорожно выдыхаю. — Тогда отпусти хотя бы Карину. Я не позволю причинить ей вред. Делайте со мной, что хотите, только её не трогайте, прошу.
Неожиданно парень улыбается. Я озадачено хмурюсь, не понимая резкую смену его настроения. С чем она связана? С тем, что я дрожу от страха? Или с тем, кто Карина едва стоит на ногах?
— Готова отдать жизнь за сестру. Благородно. — Я киваю. — Знаешь, что мы ценим в нашей стае? Всего три простые вещи: свободу, бесстрашие и…
— Самоотверженность, — одновременно с ним, шепчу я.
Шрам продолжает:
— Желание поставить жизнь другого члена стаи выше своей — есть повод для нас уважать и восхвалять тебя. Но есть одно «но», — я задерживаю дыхание и выдыхаю, только, когда он жестко и громко чеканит. — Ты — чужая.
Люди вокруг вновь орут, одна девушка, совсем молодая выходит немного вперед и кричит:
— Чужая!
Меня пугает поведение толпы: что им от меня надо? Почему они хотят причинить мне вред? Словно гигантский механизм, подростки подчиняются Шраму и соглашаются со всеми его словами, со всеми его выводами. Более того, я сразу поняла, что попроси их спрыгнуть с моста — они спрыгнут. Попроси задержать дыхание на пять минут — и они задержат. Попроси лечь под поезд — и они лягут. Череда подростковых самоубийств была не выдумкой. Только теперь я, наконец, знаю причину.
— И как мы накажем гостью? — громко спрашивает Шрам, и подростки начинают нервно смеяться, переглядываться друг с другом. Я крепче сжимаю сестру за плечи и выпрямляюсь: хочу казаться выше и уверенней. Но в любом случае, все катастрофически выходило из-под моего контроля. — Мне кажется, нужно прибегнуть к традиционному методу. — Я сглатываю и сосредоточено смотрю на парня. — Ты позволила себе слишком много, перешла черту. Я бы простил подобное жертвоприношения, если бы не материальный ущерб, который ты нам нанесла…
— Материальный ущерб? — невозможно поверить, но я смеюсь. Нервы, наверное. — Ты собираешься наказать меня за то, что я разбила ваш самодельный аквариум?
— Да, именно так.
— Не пытайся провести меня. Я не знаю, кто ты, и что тебе от меня нужно, но со мной подобный фокусы не пройдут. — Я глубоко вдыхаю, и пытаюсь быть уверенной. — Это испытание изначально было сделано для того, чтобы разбить стекло.
— Неужели?
— А как ты ещё объяснишь то, что рядом с кубом была бита? Ваш слоган: свобода, бесстрашие и самоотверженность. Это значит, что кто-то из толпы должен был схватить орудие и избавиться от стекла в считанные секунды. Но почему-то никто этого не сделал…
— Возможно, потому что ты не позволила никому до этого додуматься?
— О чем ты? — как же мне страшно. Я пытаюсь говорить громко, четко, уверенно, но внутри буквально умираю от дикого ужаса. — Ещё пара секунд, и Карина бы умерла!
— Это было бы печально…
— Боже, да ты псих.
— Если бы мне было нужно услышать твоё мнение, я бы дал тебе слово, — Шрам недовольно сужает глаза и приближается ко мне. — Мы решим проблему радикально. Я отпущу тебя, но сначала пройди испытание.
— Испытание?
— Да, классика жанра. Ты против одного члена моей стаи.
— Подожди, — я не могу понять о чем. Хочется спросить у окружающих: он ведь шутит? Правда? Это же шутка? Но вряд ли Шрам пускает слова на ветер, и я сконфуженно горблюсь. — Предлагаешь мне драться?
— Кто же будет твоим соперником? — проигнорировав мой вопрос, парень проходит взглядом по толпе, и довольно улыбается. Подростки вновь кричат, поднимают руки, ринутся вперед, от чего моя голова идет кругом. Господи, если бы столько желающих было меня спасти. — Саша — отличный боец, а может Костя?
— Драться с ней буду я.
Неожиданно в центр выходит высокий парень. Прежде чем оценить его лицо, я обращаю внимание на мускулистые руки, широкую спину. Мне хочется закричать от ужаса и молниеносно убежать, но потом я смотрю ему в глаза и прирастаю к месту. Его безразличие, его холод. Я вдруг понимаю, что Леша был прав — живой выйти отсюда будет слишком сложно.
