Эмиль Асадов - Золотой Крюк
— Ты сдурел, идиот? — пробурчал Филипп. — Иди лучше деревья на улице полей.
Он хотел было перевернуться на другой бок и даже закрыл глаза, чтобы досмотреть сон до конца, но Шора снова начал трясти его за плечо.
— Вставай, чего покажу…
— Отвали.
Шора понял, что Филипп не понимает важности сделанного им открытия. Думает, наверное, что Шора опять нашел на дворе двух склеившихся в любовном экстазе жуков и теперь будет объяснять ему, что нашел единственное в природе двухголовое существо. Пришлось принести снимки ему прямо к постели. Филипп с трудом продрал глаза, поняв, что от назойливого сожителя иначе не отвертеться, некоторое время пытался сосредоточить взгляд на расплывающихся карточках, потом сделал проще: стал смотреть правым глазом на левую фотографию, а левым — на правую. На обоих был запечатлен человек, которого он, Филипп, уже где-то когда-то видел.
— Ну как? — затаив дыхание, поинтересовался Шора.
— Каком кверху. В фотолюбители заделался? Кто это вообще?
— Ну этот, из фирмы, куда мы деньги отнесли. Помнишь, когда вы с другими вкладчиками драку затеяли, он прибежал?
— Не помню. И что с того?
— Филя, пойми, это и есть наш сантехник, — ласково пояснил Шора, опасливо косясь на храпящую в стороне тушу Булыжника.
— Ты опять за свое? Я же говорил, это чушь…
— Да нет, вот смотри еще, — Шора быстро отбежал в сторону, вытащил из куртки Филиппа фотографии, украденные в квартире Витька, вернулся назад и разложил все прямо на животе приятеля. — Смотри вот здесь, и здесь — одно лицо!
Филипп хотел было возразить, но присмотрелся и прикусил язык: и в самом деле, похожи. Даже очень…
— Да мало ли кто на кого похож, — буркнул он.
— Да? А знаешь, с кем он из офиса вышел? С нашим клиентом! И знаешь, о чем они между собой говорили? — и Шopа начал вспоминать текст почти дословно. Филипп нахмурился еще сильнее.
— Пойду-ка я, Булыгу растормошу, — решил он, скидывая ноги с раскладушки. Шора промолчал, довольный: в крайнем случае бить теперь будут не его, а Филиппа.
Булыжник просыпался, как неразогретый самосвал — бурча, всхлипывая и скрипя суставами. Протерев глаза, он первым делом нашел поблизости упаковку сметаны, надорвал ее и выпил целиком, а потом тоже занялся изучением фотоснимков под комментарии Филиппа.
— На него и Елена показывала… И что, говоришь, они о нас трепались? — спросил он Шору.
— Ну да… Один назвал вас — тебя и Филиппа — уродами…
— Уродами?! Нас?! — почти в унисон воскликнули оба приятеля, с удивлением глядя друг на друга.
— Ну да, не меня же, — с удовольствием подтвердил Шора. — Клиент еще сказал — хорошо что деньги сразу не отдали… Или это сантехник сказал? Я уже не помню.
— Так, — Булыжник хлопнул себя ладонями по коленям, — складывается впечатление, что нас хорошенько надули. Про это и Елена говорила, — снова повторил он.
— Вот он, значит, во что спертые бабки вложил, — сказал Филипп, — потому и прикинулся, как крутой, а мы по-прежнему шаромыгу искали… Только как к нему теперь подобраться?
— Ворваться в офис и перемочить всех, — предложил Булыжник. Шора покачал головой.
— Они после того случая охрану наняли, с пистолетами, я сам видел, когда фотографировал. Не выйдет.
— Но ходит-то он без охраны, правда? Так сопрем его прямо на улице, — догадался Филипп. — Отвезем Елене, она отстегнет бабки — и все тип-топ.
— Только денег жалко, — вздохнул Булыжник, — и какого хрена мы ему четыреста баксов тогда отдали?
— Нам за него больше отстегнут, либо один, либо другой. Я думаю, следует требовать тысяч пятьдесят… Или даже сто. Не повезло с рэкетом, займемся шантажем!
— Пойду, цепь проверю, — сказал Булыжник, вставая с места.
Завод строился ударными темпами, как на соцсоревновании. Остались мелкие недоделки, типа озеленения территории, покраски стен, возведения некоторых подсобных помещений и пр., но в целом предприятие производило самое выгодное впечатление, сияя новенькими стеклами в пластиковых рамах. Даже Палыч, глядя на это индустриальное великолепие, воздвигнутое под его чутким руководством, стал ворчать чуть меньше. Правда, для того, чтобы работы шли неспадающими темпами, и аппетиты Бородянского при этом не оставались неудовлетворенными, отказывали себе во многом: до сих пор ни один акционер "Золотого Крюка" не имел даже собственного автомобиля, да и проведение ремонта в квартире Витька отложили до лучших времен.
Марина передала Бородянскому не 500 тысяч долларов, которые якобы вручил ей крутой покупатель Саша, а только двести. "Остальное пошло в счет погашения вашей задолженности", — заявила она Льву Семеновичу во время очередной встречи.
Пашка от имени своего персонажа периодически отправлял в трест факсы из разных концов света, выясняя, не пора ли ему уже приехать на церемонию вручения ключей от предприятия. Эти письма усиливали энергию Льва Семеновича многократно: ему мерещились аккуратно сложенные штабелями пачки денег нежно зеленого цвета, пляжи Средиземноморья и раскланивающиеся с ним при встрече парламентарии европейских стран. Миражи являлись на работе, мерцали в салоне его автомобиля, украшали потолок спальни дома. Впрочем, он уже зарекся открывать рот при Елене — боялся, что дочурка одним своим сердитым видом способна спугнуть падающую ему в руки удачу. Имя Чеботарева в их квартире не упоминалось, и даже не по причине суеверий, а просто ради сохранения интерьера — Лев Семенович всерьез опасался, что Елена в очередном припадке гнева может запросто расколотить о пол несколько сервизов. И вообще он был бы рад, если бы она наконец съехала. "Надо бы ей нового муженька подыскать… Ничего, лучше из импортных подберем — все попрестижней. А с такими деньгами за ней и в забугорьи очередь выстроится", — рассуждал Бородянский.
Бородянский курсировал между Комитетом по госимуществу и собственным трестом со скоростью заводного кабанчика в тире. Правда, когда он попытался забрать у Тщедушного приватизационные чеки, полагающиеся работникам предприятия, оказалось, что тот ими уже не распоряжается. Бородянский выгнал Тщедушного с работы, а тот, разобиженный донельзя, стал еще активнее собирать ваучеры для Чеботарева.
Теперь, чтобы получить завод в собственность, Бородянскому нужно было схлестнуться с вчерашним подчиненным на аукционе. Бородянский мог бы победить его на денежном аукционе, проиграв на чековом. В этом случае им обоим предстояло стать пайщиками, что его никак не устраивало. Марина донесла, что Чеботарев ходит сам не свой после отказа Саши покупать завод через него, и возвращать его в нормальное расположение духа Бородянский не планировал. Но Сергей Степанович, по информации из того же источника, не сдался, напротив, решил биться до конца, и теперь скупал приватизационные чеки в бешеных количествах. Не до конца доверяя даже Марине, Бородянский отправил в офис "Золотого Крюка" одного из своих соглядатаев, и тот подтвердил, что народ активно сдает бизнесменам ваучеры под залог технологии по производству супербетона.
Это означало, что для того, чтобы попробовать переиграть Чеботарева и на чековом аукционе, Бородянскому следовало скупить большее количество ваучеров. На это у него уже почти не оставалось времени — Саша торопил, будто точно знал дату собственной смерти. Да и влететь это должно было в копеечку. Бородянский попытался настроить против "Золотого Крюка" людей из комитета, но наткнулся на вежливые отказы: все, дескать, пройдет в соответствии с законом, никто не будет мешать его конкурентам приобретать завод. И это при его-то связях! Дело было в том, что Чеботарев и Витек имели явное преимущество в возможностях давать взятки: они выдавали немалую часть их сертификатами "Золотого Крюка", и дивиденды чиновникам выплачивали весьма исправно. Так что скоро Бородянский рисковал сам остаться не допущенным к приватизации, под тем, например, предлогом, что являлся госслужащим. Его распирало от желания напустить на эту сомнительного происхождения контору налоговиков, которым было по силам пошатнуть финансовую мощь Чеботарева. Но едва ли стоило делать это сейчас, когда он сам разрешил им работать на полуразворованном заводе, и эта часть их деятельность финансировалась через его трест.
Бородянский был загнан в цейтнот, и, будучи человеком грамотным и сильным, хорошо это понимал. Если этот нувориш с задатками скупщика заводов почувствует, что он поставил не на ту лошадь, Чеботарев выиграет схватку, а он, Бородянский, еще и выплатит Саше солидную компенсацию.
Лев Семенович в итоге решился пойти на наиболее экономичный и оправданный шаг: не противодействовать Чеботареву, а просто послать куда подальше и Чеботарева, и вытащенного им из далекой Эстонии господина Витаса Жальгириса. Правда, сделать это предстояло так, чтобы бизнесмены, обидевшись, не свернули свои цеха до того, как "новый русский" Шура приедет за своим золотым ключиком. Не хотелось бы видеть его посреди чистого поля, а потом объяснять, что это за кусок пустыря, огороженный забором, ему продали за 15 миллионов долларов. С таким типом вообще лучше потом дела не иметь, а то и голову оторвать может. Поэтому Бородянский понимал, что следует заключить с прибалтами пакт о ненападении, а в качестве компенсации перекупить у них разом те ваучеры, что они уже собрали. Если Чеботарев и в самом деле ходит, как в воду опущенный, он должен обрадоваться возможности и деньги свои вернуть — вкладчикам то ему платить проценты по прежнему надо, и даже немного подзаработать. Окончательное уничтожение возгордившегося Сергея Степановича Бородянский отложил на потом.
