Александр Бородыня - Крепы
— Вы могли меня предупредить! — раздраженно сказал отец в телефонную трубку. — Я вообще не понимаю, в какие ворота идет игра…
Присев на табуретку в середине замусоренной маленькой кухни, Олег прислушался. Микрофон в аппарате был мощный, и в общем-то можно было без труда разобрать слова.
— Мы и сами не знали, что она… — оправдывался знакомый голос. — Они нас не предупреждают.
— Но можно было хотя бы предположить?
— Можно, можно… — сказал Кириллов. — Мы и предположили. Но, увы, предположили мы, когда самолет был уже в воздухе. Алан Маркович, а вы не могли бы чуть-чуть поподробнее рассказать, что там произошло?..
Желтая занавесочка на кухонном окне была полуоткрыта. На улице светало. Гасли фонари. Олег смотрел на чужой город и пытался представить себе, какой теперь будет его жизнь. Наверное, она будет унылой и скучной, эта жизнь. И наверное, она будет совсем недолгой.
— Да-да, — сказал Кириллов. — Совершенно новые данные. Ничего подобного мы не фиксировали. Видите ли, Алан Маркович, мне кажется, это не наши…
— В каком смысле?
— Не наши — в смысле, не наши. Это что-то у вас. У вас там.
— Где у нас там? Что вы мне голову морочите?
Помолчав, Кириллов сказал:
— По-моему, ваше появление кому-то сильно не нравится. По-моему, вас хотят… — Он сбился и пробормотал, извиняясь: — В общем, вы должны быть осторожнее.
И тут отец заорал. Олег даже улыбнулся, даже встал со своей табуретки и приложил ладонь к холодному стеклу, накрывая половину неприятной картины города.
— Вы просите меня передать отчет!.. Вы позволяете лететь вместе со мной этому существу… А где, где Арина Шалвовна? Или на нее вы тоже пришлете извещение о смерти?.. Как это у вас — «несчастный случай в стационаре»?
— Арина Шалвовна здесь, — смущенно сказал Кириллов. — Рядом со мной. Собственно, у нас и возникли сомнения, когда мы ее нашли. Алан Маркович… — он опять сделал паузу, — хотите с ней поговорить?
В трубке зашуршало, треснуло, и раздался голос Арины:
— Это ты, Алан?
Всматриваясь в светлеющий город, Олег продолжал улыбаться. Первое, что он увидел, — это полупрозрачный грязный красный флаг, свисающий с крыши приземистого деревянного домика внизу, потом трубу, из которой струился дымок. Маленькие окошки освещены, и по грязным желтым стеклам прыгают разлапистые тени. Встряхнул головой — и нет ни флага, ни домика с трубой, а на его месте стоит мокрый от росы неприятный железный гараж.
«И здесь живут мертвые, — понял он, — будет и здесь хорошая компания…»
В портфеле Олега в специальной коробочке была приготовлена рассада — несколько цветочных луковиц. Он взял их тайно от всех, непонятно на что рассчитывая, но цветы растут долго.
Порывшись в кармане брюк, Олег нашел несколько сухих лепестков и один из них приложил к ноздрям. Сильно вдохнул. Гараж не исчез. Два совершенно разных здания занимали одно и то же пространство. Дым из трубы пошел сильнее. Дверь открылась, на крыльцо вывалился огромный пьяный мужик в тельнике и широченных коричневых галифе. Мужик был босой и явно принадлежал к какому-то совершенно другому столетию.
Напрочь позабыв об отце, о происшедшем в самолете, о матери, которую он никогда больше не увидит, Олег смотрел в окно. Удивляло не присутствие мертвых — удивляло, что их совсем мало. Отсюда был виден только один дом и еще один бревенчатый угол — довольно далеко справа, прямо посередине шоссе. Живые шли на работу: мелькали бледные лица, портфели, застегивались на ходу плащи. Мертвых же почти не было видно.
— Извини, даже хлеба нет! — распахивая холодильник и громыхая дверцами шкафов, сообщил отец. — Пойдем позавтракаем в столовой. — Он повернулся к мальчику. — Как?
— Ну и что он сказал? — спросил Олег.
— Кто?
— Кириллов. Что он вам сказал?
Сделав вид, будто что-то увидел в глубине буфета, Алан Маркович, не желая отвечать, стал вынимать тарелки и ставить их на стол.
— Я просил передать маме, чтобы позвонила, — наконец сказал он. — Для них это практически бесплатно. Позвонит — сможешь с нею сколько угодно разговаривать.
«С мамой разговаривать… Сколько угодно… — Олег вдруг испытал острый приступ тоски. — С какой мамой?.. — Он ничего не сказал, но послушно оделся и пошел за отцом. — С какой… С той мертвой, что осталась в городе?.. Или с той девочкой? — Он отчетливо понял, что ничего ему не надо, а надо найти здесь, в городе, ту маленькую свою маму, ту девочку. И понял уже через минуту: — Ничего не получится… Потому что она умерла взрослой!»
II
За большими стеклами уличного кафе сияло солнце. Потянувшись за горчицей и непроизвольно посмотрев против света, Алан Маркович на миг ослеп. Он вытер слезы и вспомнил, что так ни разу и не заглянул в саквояж, не вынул, не просмотрел проклятый отчет, хотя собирался сделать это еще в самолете. Мальчик стоял рядом, с удовольствием уничтожая уже вторую порцию сосисок. Почему-то он улыбался.
«А вообще, разве должен ребенок все время улыбаться? — подумал Алан. — Хорошо ли это? Что я вообще знаю о детях? Что я вообще знаю о своем сыне, кроме того, что зовут его Олег и что мать его формально умерла?.. — Вспомнив лицо Марты, он и сам улыбнулся: Марту вспоминать было приятно. — Ну, ничего, наверное, она сегодня позвонит… У них это дешево, у них это просто… Они во мне заинтересованы. Несчастные покойнички!»
— А сосед у вас симпатичный! — сказал вдруг мальчик, вытирая салфеткой пальцы.
— Какой сосед? — удивился Алан.
— В тельнике такой, под красным флагом живет. Или вы его не видите? Ну конечно. Вы его никогда не видели, хотя дом прямо под окнами. — Олегу очень хотелось хоть чем-нибудь уязвить этого своего отца, и он пытался изобразить полную наивность. — По-моему, следует познакомиться.
— Погоди, а ты видишь?
— Конечно.
— Погоди, а здесь сейчас, вот здесь рядом кто-то есть? — Хорошее настроение было уничтожено, Алан Маркович неприязненно озирался. — В кафе?
Блестели чисто вымытые пластиковые столики, их заливало солнце. Выпуклым зеркалом сверкал огромный титан, и рядом с титаном, глядясь в него, задумчиво красила губки молодая толстая буфетчица. Больше никого в кафе не было.
— Людей нет.
— А не людей?
— Вот! — сказал Олег. — Дерево!..
— Где? — Дрогнувшей рукой Алан Маркович провел по воздуху.
— Елка! Да я пошутил… Пошли домой. Нет никакой елки.
«Зря я над ним издеваюсь… Зачем я? — думал Олег, аккуратно размещая свои вещи в шкафу. — Мне с ним жить. И что в нем плохого? Если б я ему сказал, что в этом кафе на самом деле посередине стола торчит, он бы, наверное, умер… Нужно сегодня посадить цветы. Найти какой-нибудь горшок и посадить. — Он вынул и приоткрыл коробочку, луковицы были на месте. — Ни слова больше ему не скажу. Пусть думает, что я его люблю!»
Диван был почти такой же, как дома, и простыни пахли так же, как дома, свежие и холодные. Алан Маркович постелил Олегу в комнате, названной про себя детской, и мальчик, взглянув немного испуганными глазами и объявив, что вовсе не хочет спать, тем не менее моментально уснул. Алан Маркович тоже прилег. Он подумал, что хорошо бы Олега сразу пристроить в школу, что нужно что-то изобретать, чтобы объяснить отсутствие Арины: нельзя же, действительно, вот так сразу про несчастный случай. Улетели вдвоем, а вернулся он один. Очень это нехорошо пахнет. Но, так ничего и не придумав, заснул.
За окнами было еще темно, когда снова зазвонил телефон.
— Кто это? — спросил Алан, сняв трубку.
— Это я, Марта!
— Здорово, что ты позвонила… Олег очень ждал…
— Ты радио слушал? — спросила Марта.
— Нет, я спал. А что?
— Нам отсюда трудно что-то понять, — сказала Марта. — Но нам кажется, вам угрожает серьезная опасность. Слушай и не перебивай. Только что объявили по радио, что ваш самолет… Самолет, на котором вы летели… Его перегоняли на запасной аэродром, и он сгорел в воздухе.
— С людьми?
— Там был только экипаж. Алан, пожалуйста, вспомни: кроме вас был в самолете кто-нибудь еще? Это очень важно. Был кто-нибудь рядом с креслом в тот момент, когда…
— Да.
— Ты знаешь этого человека?
— Нет. Это старушка врач… — Почему-то Алан Маркович смотрел в окно, где за стеклами неторопливо всплывали в нарастающей темноте звезды. — Ты считаешь, с ней нужно связаться?
— Не знаю… — вздохнула Марта. — Мы не знаем… — Она помолчала. — И нам кажется, что возникают новые проблемы…
— Я все сделаю! — сказал Алан. — Знаешь, Марта… Я…
— Знаю!.. Не говори ничего… Я все знаю… Все, что ты хочешь сказать.
— Что же я хочу сказать? — почти устыдившись этой вспышки сентиментальности, спросил он язвительно. — Что?
