Владимир Ераносян - Бойня
Она уже забыла о пройденном испытании и совсем не обиделась, давая вовлечь себя в дискуссию. Она откусила яблоко, показав тем самым, что ей намного лучше, и сказала:
– Насчет веры – тебе решать. А насчет имени – мне. Согласен?
– Я согласен, чтобы он верил в единого Бога! – отрезал Иса. – У христиан и мусульман Бог один. Имен у него просто много.
– А у нашего мальчика будет одно – Вовочка, – заявила мама. – Он будет очень красивым. Говорят, детишки от смешанных браков очень красивые и очень талантливые.
– Полукровки вне стереотипов, – подтвердил Иса. – Они впитывают в себя богатство разных культур. Обидно лишь то, что он может стать писателем и взять псевдоним. И тогда он потеряет и свою фамилию.
– За это не бойся, ведь, став писателем, он приблизится к бессмертным обитателям небес. И тогда люди все равно будут искать, как нарекли его при рождении и кто был его отцом. Истина всплывет, и его настоящее имя засияет еще ярче.
– Такова твоя вера?
– Это и твоя вера.
– Наша вера. Ну тогда пусть он не будет ни мусульманином, ни христианином, пусть он будет экуменистом. Тогда не достать его шарлатанам и толкователям, извращающим веру. Он во всем разберется сам, без посредников. Пусть он будет счастлив!
Младенец заплакал, но ненадолго, его опустили и снова подняли. Он успокоился, словно понял, что он такой же полноправный житель этой земли, как и миллионы других крохотных созданий. Ему была дарована жизнь, и у него теперь было имя. Славное имя. И гордая фамилия. Насладиться в полной мере этим сакральным знанием в силу своей несмышлености он не мог, однако крепкие руки отца он уже ощутил. А улыбнулся он, потому что услышал, как звонко смеется его мамочка.
Глава 31. Мамочка
Посвящается моей маме Валентине Петровне Волгаевой-Ераносян
«Хозяин» смаковал момент, истязая свою жертву. Вот уже в который раз жестокая схватка прокручивалась подобно неутомимому волчку в его снах, дистанцировавшихся от грез и услад и превратившихся в бессрочный абонемент на один-единственный фильм ужасов. Этот фильм крутили наперекор воле, его заставляли смотреть еще и еще раз. И он все время заканчивался спасительным пробуждением. Спасительным оттого, что все это происходило не наяву.
…Трое против одного. В темной цистерне, где надо обладать великолепной координацией. Иначе не одержишь верх над врагами! Никто и никогда не сможет победить его – самого сильного, быстрого и изворотливого самца. Хозяина территории. Ему нет равных! Его оружие – не только когти и зубы. Он хитер как бес. Вдавив покусанную жертву обеими лапами, он вонзился клюющим движением ему в шею. Лежащий на лопатках полумертвый самец уже не сопротивлялся, не препятствуя расставанию души с поверженным телом.
Превращение произошло. Налицо была сама квинтэссенция научного гения Функеля, материализовавшееся воплощение его научной теории реэволюции, противоречивой и невероятной, парадоксальной, и вместе с тем очевидной. Но человек обращался в крысу только во сне, когда тормозящие защитные механизмы обоих полушарий спали. Бодрствовал лишь ночной очаг: грызун выползал на волю, зная, что не встретит сопротивления двуногих. На него не охотились, а значит, ночь – его время!
Процесс рокировки человеческой и крысиной сути – дело тонкой организации. И даже всеведущий Функель только стремился узнать, насколько затянется это перевоплощение и насколько вероятно, что пробудившийся мозг человека заработает в привычных измерениях, не соблазнившись весьма желаемым принятием решений на примитивном, животном уровне. Не сдастся ли наяву той легкости и стремительности, которая проявилась во сне?
У профессора не было достаточного количества подопытных, чтобы установить с весомой долей вероятности – прав ли был его злой или добрый гений, когда гипотетически предположил, что основной фактор превращения человека в чудовище простирается в пределах его собственного сознания, а не пересаженных крысиных узлах. Если ты пожелаешь изваять контролируемую особь, то, скорее всего, получишь неуправляемую машину смерти! Его использовали. Хотели сделать таким же управляемым, как его бедных подопечных! Он нашел способ избавиться от опеки ценой жизни одного из подопытных. Но это была жертва, позволившая унести в могилу секрет.
Функель перевернулся бы в гробу, если б узнал, что его тайна раскрыта. Высказанная им незадолго до гибели гипотеза оказалась верна. Без воздействия препаратов, без электромагнитного импульса результат был непредсказуем. Либо человек выздоравливал, либо в нем восставало животное, и тогда деградация была необратимой и не имела временных рамок. Действиями человека или новоиспеченного зверя управляли собственные чувства, базирующиеся на эмоциональном восприятии, которое у каждого – свое. Человеческое или звериное.
«Хозяин» все еще бесновался, пересекая зигзагами цистерну. Найдя узкое горлышко, он вырвался наружу и оказался в темной комнате. Он уже стоял на двух ногах. Но все еще думал, как крыса, ведь его боевой пыл только набрал обороты. Запах от многочисленных пятен крови на теле ударял в нос и призывал к поискам новой жертвы.
А вот и она. Она в страхе выглянула из-за двери спальни. Ее покрасневшие глаза наполнились слезами. В них затаился ужас. Она не могла вымолвить ни слова. Онемевший язык отказывался слушаться разума, да и мозг, казалось, отключился. И лишь зрение, одно сплошное зрение глотало, не успевая переваривать в сознании развернувшееся чудовищное полотно. Геенна огненная разверзлась перед ее глазами… Это не могло быть реальностью, настолько картинно и неправдоподобно это выглядело. Максим, ее милый Макс весь в крови. Он похож на маньяка. Не может же ее мальчик превратиться в олицетворение сущего кошмара. Неужели он убьет ее?!
Белла была в белом и молчала. В белом… Этот цвет, осиным клином врезавшийся в память «хозяина», заставил его отпрянуть от своего «врага». Его решимость стала улетучиваться, как эфир. Понять, что с ним творится, оказалось выше его сил. Упрямые рефлексы медленно отступили под напором неизвестного происхождения. Невидимый домкрат вгонял в землю еще секунду назад доминировавший звериный инстинкт. Макс шкрябал коготками по паркету, ежился, втягивая шею в плечи, корчился от головной боли. Он подскакивал к Белле и нюхал ее, робко дотрагиваясь до ее ворсистого халатика. Будто видел ее впервые в жизни.
В конце концов он только всхлипнул и сел на задние лапы, будучи в абсолютной прострации. Нет, он не убьет ее. Она его любимая. Единственная. Самая дорогая. Она дороже всех на свете… «Хозяин» зарыдал, как младенец. И что же это?! Он плакал, как человек. Деформированный воздействием извне мозг сначала смутно, едва заметно, будто через копирку, воспроизводил детали отрывочных событий, а затем воссоздал расплывчатые образы, рисуемые подсознанием. Еще мгновение, и они сплелись основательной гроздью. Вспышка! Он – человек…
– Мама! Мамочка!!! – кричал он уже вслух. Он звал маму, потому что боялся обращаться к любимой. Он только что чуть не убил ее. Он представляет для нее реальную угрозу. Она в опасности. – Мама… – теперь уже неслышно бормотал Макс, все еще не осмеливаясь открыть глаза.
Он пребывал в полудреме, но слезы катились из глаз наяву. Мама тоже боялась, но, невзирая на страх, обняла сына, погладила его голову. Они долго сидели, обнявшись. Очень долго. И не было ничего сладостнее этих счастливых мгновений. Только сон мог растянуть их на жизнь. Максим не хотел просыпаться. Ведь проснувшись, он мог увидеть как минимум две страшные вещи. Во-первых, он и впрямь мог сделать с Беллой нечто ужасное. А во-вторых, проснувшись, он рисковал снова остаться без мамы…
Он проснулся и вытер слезы. Голова была тяжелая, как чугунная болванка. Череп, казалось, вот-вот треснет. И это ранним утром, когда надо собираться на работу. Беллы не было рядом, и это успокоило его. Он вспомнил: Белла сказала, что поедет на работу пораньше. В этом ресторане очень строгие правила, и менеджер-зверь штрафует за малейшую провинность, даже за пятиминутное опоздание.
Максим никогда не притрагивался к спиртному. Состояние жуткого похмелья было ему неведомо. Но сейчас он почему-то был на все сто уверен, что его теперешнее состояние куда неприятнее любого «бодуна». Не хотелось на работу, совсем не хотелось. Но надо было себя пересилить… Белла уже там, ей больших трудов стоило договариваться о трудоустройстве человека без документов, и она его ждет. Его смена через час.
Он с трудом поднялся с постели, доковылял до умывальника и сунул голову под струю холодной воды. Немного полегчало, хотя по вискам все еще бил молоток. Невидимые тиски сдавливали череп.
Что там творилось, в этой слабо контролируемой башке? В сознание закралась мысль, что в черепной коробке поселился абсолютно самостоятельный организм, функционирующий по только ему известному алгоритму. Реальность и фантазии, сон и явь снова переплелись, словно лианы в непроходимых джунглях. Черный кофе с сырным сандвичем мало повлияли на стимуляцию работы мозга. И тогда он подумал, что не может больше рисковать. Быть рядом с Беллой – значит подвергать ее огромному риску…
