Патриция Корнуэлл - Точка отсчета
Кузнец направился к выходу, и мы последовали за ним. Обходя лошадь, рост которой достигал по меньшей мере четырнадцати ладоней[17], Марино почти прижался к стене. Свернув за угол, мы оказались у грузовичка, на котором, очевидно, и приехал Дорр. Это был красный пикап, в кузове которого стоял работающий на пропане кузнечный горн. Кузнец повернул ручку, и из сопла вырвалось голубое пламя.
— Ножки у нее небольшие, так что приходится пользоваться заклепками. Это вроде протезирования у людей, — объяснил Дорр, зажимая алюминиевую подкову клещами и поднося ее к пламени. — Обычно я считаю до пятидесяти. Столько времени надо, чтобы горн разогрелся до нужной температуры. — В воздухе запахло нагревающимся металлом. — А вообще хватает и тридцати. Алюминий цвет не меняет, так что я просто нагреваю его до состояния ковкости.
Дорр перенес подкову к наковальне и проделал в ней дыры. Потом вставил заклепки и забил их молотком. Включил шлифовальный станок, взвывший не хуже страйкеровской пилы. Обточил края. Я не сомневалась, что он делает все это нарочно, чтобы потянуть время, а может быть, придумать, как вообще не отвечать на наши вопросы. У меня не было ни малейших сомнений в его исключительной преданности Кеннету Спарксу.
— По крайней мере, — сказала я, — семья погибшей имеет право знать. Мне нужно уведомить родных о ее смерти, а сделать это я не могу до тех пор, пока не выясню наверняка, кто она такая. И они, конечно, спросят, что с ней случилось. Так что я просто должна все знать.
Он промолчал, и мы вернулись к Молли Браун. За время нашего отсутствия лошадь успела навалить целую кучу и к тому же наступить на нее ногой, так что Дорру ничего не оставалось, как взять в руки изрядно послужившую щетку и заняться не самым приятным делом. Собака продолжала бродить поблизости.
— Для лошади самое верное спасение — убежать, — сказал наконец Дорр, помещая очищенное копыто между коленей. — Вы думаете, что она вас любит, а она все равно старается держаться подальше. — Он забил гвозди и подогнул прошедшие насквозь острые концы. — Люди, если загнать их в угол, поступают примерно так же.
— Надеюсь, вы не думаете, что я пытаюсь загнать в угол вас, — заметила я, опускаясь на корточки и почесывая гончую между ушей.
Не спеша с ответом, кузнец взялся за напильник.
— Тпру! — пробормотал он. В воздухе стоял сильный запах металла и навоза, и у меня уже начала кружиться голова. — Дело-то ведь вот в чем, — продолжат кузнец, постукивая легким молоточком. — Вы двое приходите сюда, думая, что я могу доверять вам. Вы думаете, что это так же легко, как подкову положить.
— Если вы так считаете, то я вас не виню, — сказала я.
— А уж я подковывать эту лошадку ни за что бы не взялся, — вставил Марино. — Да у меня и желания такого нет.
— А она и укусить может, и лягнуть, и хвостом по физиономии съездить. Так что пусть каждый своим делом занимается, иначе хлопот не оберешься.
Дорр выпрямился, потер поясницу и отправился к горну. Мы снова потянулись за ним.
— Послушайте, Хьюи, — сказал Марино. — Я прошу у вас помощи, потому что думаю, что вы и сами хотите помочь. Вам же были дороги те животные. И вам не наплевать, что в доме погиб человек.
Кузнец открыл ящик с инструментами, достал новую подкову и зажал ее клещами.
— Я только одно могу: сказать, что лично я думаю по этому поводу.
Он поднес подкову к огню.
— Внимательно слушаю, — проворчал Марино.
— Так вот. На мой взгляд, там работал профессионал, а женщина в этом как-то участвовала, но по какой-то причине не смогла смыться.
— По-вашему, она и подожгла ферму?
— Может быть, она и была с поджигателями, но ее почему-то подставили.
— Почему вы так считаете? — спросила я. Кузнец зажат нагревшуюся подкову тисками.
— Знаете, то, как жил Спаркс, здесь многим не нравилось, особенно всяким нацистам.
— Мне все-таки неясно, почему вы полагаете, что женщина имела к поджогу какое-то отношение, — сказал Марино.
Дорр потянулся и потер спину. Потом повертел головой, и в шее у него захрустело.
— Может, тот, кто это сделал, не знал, что Спаркс собирается уехать из города. А девчонка им требовалась, чтобы заставить его открыть дверь. Может, у него с ней что-то было. Раньше.
Мы с Марино слушали его, не перебивая.
— Спаркс не из тех, кто не впустит в дом того, кого знает. Вообще, на мой взгляд, он всегда был слишком добрым, а это в наших краях к добру не приводит.
Молоток стучал все сильнее, выдавая настроение кузнеца, и подкова, словно почувствовав это, предупредительно зашипела, когда он окунул ее в ведро с водой.
Дорр молча вернулся на место и, опустившись на скамеечку, принялся прилаживать вторую подкову. Лошадь вела себя немного нервно, но мне показалось, что ей просто наскучила эта утомительная процедура.
— Есть и еще один факт, который укладывается в мою теорию, — заговорил кузнец, не прекращая работать. — В тот четверг, когда я был на ферме, там кружил какой-то вертолет. Мы думали, он что-то распыляет, но нет. Кто его знает, что он там делал. Может, неполадки какие возникли и он искал место, где бы сесть. В общем, покружил минут пятнадцать, а потом улетел на север.
— Какого он был цвета? — спросила я, вспоминая, что тоже видела вертолет, когда была на пепелище.
— Белый. Похож на белую стрекозу.
— С поршневым двигателем? — спросил Марино.
— Я в этих птичках особо не разбираюсь, знаю только, что небольшой. По-моему, двухместный. И кстати, без номера. Интересно, да? Словно кто-то проводил что-то вроде воздушной разведки.
Гончая уже положила голову мне на ногу и прикрыла глаза.
— А раньше вы этот вертолет никогда там не видели? — спросил Марино, и я поняла, что он тоже вспомнил белый вертолет, но не хочет открыто проявить свой интерес.
— Нет, сэр. В Уоррентоне такого рода любителей нет. Они только лошадей пугают.
— Но здесь же есть авиапарк, есть воздушный цирк, несколько частных взлетных полос, — добавил Марино.
Дорр снова поднялся.
— Я вам рассказал то, что знаю и как это понимаю. Лучшего у меня нет. — Он вытащил из заднего кармана платок и вытер вспотевшее лицо. — Все. Черт, я уже весь взмок.
— Еще одно, последнее, — сказал Марино. — Спаркс — человек важный и занятой. Ему же наверняка приходится пользоваться вертолетами. Ну, например, попасть побыстрее в аэропорт. Ферма-то от дорог далеко, можно сказать, в глуши.
— Конечно, вертолеты к нему прилетали. Садились прямо на ферме.
Дорр поднял голову и с сомнением посмотрел на Марино, как будто подозревая его в чем-то.
— И белого среди них вы не видели?
— Я уже сказал: раньше он мне на глаза не попадался. — Он уставился на нас обоих и отвел взгляд только тогда, когда Молли Браун натянула поводья. — И вот что вам еще скажу. Напоследок. Если думаете наехать на мистера Спаркса, то сюда больше не показывайтесь.
— Наезжать мы ни на кого не собираемся, — с вызовом ответил Марино. — Мы заняты выяснением правды, а она, как известно, говорит сама за себя.
— Неплохо бы было услышать этот голосок, — проворчал Дорр. — Для разнообразия.
По дороге домой я большей частью молчала, глубоко обеспокоенная тем, что узнала, и пытаясь разобраться в услышанном. Марино ограничился несколькими замечаниями, после чего тоже впал в молчание. Настроение его по мере приближения к Ричмонду становилось все мрачнее и мрачнее. Мы свернули к его дому, когда у него сработал пейджер.
— Вертолет ни с чем не согласуется, — бросил он, когда я припарковалась за его грузовичком. — И может быть, не имеет ко всему этому никакого отношения.
Я кивнула — всякое возможно.
— А это еще что за чертовщина? — Он поднял пейджер и посмотрел на дисплей. — Вот дерьмо. Похоже, что-то стряслось. Тебе, пожалуй, стоит зайти.
Мне не часто доводилось бывать у Марино дома. В последний раз это, кажется, случилось, когда я заглянула к нему проездом с домашним хлебом и моим фирменным рагу. Иллюминация, разумеется, была включена, да и внутри повсюду висели гирлянды лампочек, а елка едва выдерживала тяжесть навешенных на нее игрушек. До сих пор помню бегающий по полу паровозик и припорошенный снегом рождественский городок. Марино приготовил эггног[18], пустив в дело целую бутылку самодельного кукурузного виски, и, честно говоря, домой я потом добралась не без проблем.
Сейчас гостиная выглядела уныло пустой с одиноко стоящим посреди комнаты креслом-качалкой. На каминной полке теснились вазы и кубки, которые Марино регулярно получал за победы в соревнованиях по боулингу, но единственной приличной вещью так и остался телевизор с большим экраном. Пройдя за хозяином в кухню, я увидела грязную плиту, переполненное мусорное ведро и раковину с небрежно сваленными в нее тарелками. Пока Марино набирал номер, я взяла губку и принялась за уборку.
