Д. Чампьон - Истории для любопытных. Из коллекции Альфреда Хичкока
— Вы ошибаетесь, — мягко произнес за его спиной чей-то голос.
Макальбин обернулся и увидел очень привлекательную рыжеволосую девушку, на лице которой еще розовел легкий румянец от утреннего ветра за стенами галереи.
— Простите?
— У вас был скептический вид, и я захотела уверить вас, что у девочек бывают пони такого цвета. — Веснушки образовывали две расплывчатые дуги у нее под глазами. — У меня, например, такой был.
— Я вам верю, — ответил Макальбин. — У меня в детстве пони не было, зато был велосипед. Мой дядя раскрасил его точно в такой же цвет, что и у этой страшноватой лошадки.
— Кажется, вы не поклонник творчества Бабули.
— Верно. Если бы здесь полагались на людей с моими взглядами на искусство, весь этот ваш Бабулин бизнес давно бы развалился.
— Это вовсе не мой бизнес, — возразила девушка. — Я совладелица магазина подарков неподалеку от Пэксвилл-виллидж.
— Кстати, меня зовут Рой Макальбин. Независимый журналист. А вас?
— Нэн Хендри. — Она мягко улыбнулась. — Значит, вы приехали в этот уголок Коннектикута не ради наших знаменитых картин?
— Вообще-то, ради них. Но не для того, чтобы ими восхищаться.
Нэн провела левой рукой по щеке, прямо по дуге из веснушек.
— Что-то не понимаю.
— Послушайте, Нэн, — сказал Макальбин, — вы бы не отказались со мной поужинать?
— Это было бы неплохо. Вы имеете в виду сегодня?
Наполнив свой опустевший бокал, Макальбин поставил бутылку на клетчатую скатерть поближе к себе.
— Нравится мне эта маленькая гостиница и ее маленький ресторанчик, — сказал он Нэн. — Тут все пропитано почти что европейским духом. — В камине рядом с ними затрещали поленья, и он сделал паузу. — Хотя не стоило им тут подавать это нью-йоркское вино. Нет, хорошие вина в Америке делают только несколько малоизвестных производителей в Калифорнии.
— Вы, наверное, всюду бывали? — спросила девушка. — В Европе, и все Штаты объездили?
— Конечно. Одно из великих преимуществ независимой профессии — это возможность путешествовать. Только и надо брать в дорогу что фотоаппарат да смену белья плюс портативную пишущую машинку. Впрочем, и ее брать необязательно, потому что я умею стенографировать, а потом можно взять машинку напрокат или отослать репортаж телеграфом. Смотря для кого работаешь.
— И для кого сейчас?
— Пока ни для кого. Я действую сейчас без лишнего шума, пока не соберу достаточно материала. Тогда осчастливлю какой-нибудь иллюстрированный журнал или еженедельник. Продам им все разом и заплачу за квартиру.
— А чем именно вы сейчас занимаетесь? То есть я не хочу вынюхивать, как вы там работаете. И все-таки интересно.
Макальбин хлебнул вина.
— Это хорошо, Нэн. Знаете, столько девчонок встречаешь — что здесь, что за границей, — которым совершенно наплевать, чем ты занимаешься. Любые разговоры о работе нагоняют на них скуку. Не то чтобы они были такими уж домашними. Нет, просто дуры, и все тут. Когда мужчине исполняется тридцать лет — а именно это случилось со мной три недели назад, — ему, как считает общество, пора пустить корни. Тем не менее я не вижу никаких причин пускать корни, особенно с какой-нибудь дурой.
— Вы, очевидно, не женаты.
— Нет. Редкая женщина смогла бы приспособиться к моему кочевому образу жизни, — сказал Макальбин. — Я живу так уже шесть лет, почти семь, с тех пор как вернулся из армии. У меня есть одержимость — и я говорю это вам потому, что вы, по-моему, из тех исключительных девушек, которые могут понять, — я буквально одержим желанием докопаться до истины. Иногда истина для людей болезненна, а порой даже фатальна. Но это не должно останавливать. Истина — она вроде факела, и его огонь надо поддерживать.
— Да, это я понимаю, Рой. — Нэн дотронулась до щеки и улыбнулась. — Мало найдется таких храбрых мужчин, как вы. Прямо как мой отец.
Макальбин ухмыльнулся.
— В самом деле? Только не как мой. Правда, мне трудно судить. Родители мной особенно не интересовались. Я, можно сказать, сирота.
— Как жаль.
— Это всего лишь истина. Жалеть тут не о чем.
— Мне действительно интересно, чем вы занимаетесь, Рой, — сказала девушка. — Если хотите рассказать о вашем нынешнем деле, я буду рада послушать. Порой при такой работе, как у вас, бывает, я думаю, довольно одиноко.
— Ну, — начал Макальбин, — это не брачный скандал и не мафиозные дела. Это даже не политика. И все же, сдается мне, есть тут ниточка, за которую надо потянуть. Видите ли, был я пару недель назад в Сан-Франциско и видел выставку новых работ вашей Бабули Гудволлер. Я был во Фриско всего лишь проездом, даже знакомых своих там не собирался навещать. Они-то все еще думают, что я по ту сторону Тихого океана или что-то вроде этого. Как бы там ни было, Нэн, я разглядывал эти картины, и тут меня поразила одна вещь. Не понимаю, почему никто до сих пор не заметил. Возможно, потому, что Бабуля Гудволлер занимает в изобразительном искусстве Америки своеобразное место: не то чтобы настоящий живописец, но и не просто какая-то там коммерческая художница. Примитивистка — это да, но очень популярная. Очень богатая.
— И что вы заметили? — спросила Нэн, наклоняясь к нему.
— Эти картины — подделки, — ответил Макальбин.
Нэн выпрямилась и нахмурилась.
— Вы думаете, кто-то торгует фальшивыми картинами Бабули Гудволлер?
— Сначала я так и подумал. Тогда я осторожно, обиняками, расспросил работников галереи. Это очень солидное художественное заведение на Постстрит, и я выяснил, что картины они получают из Пэксвилла, штат Коннектикут, из художественной галереи городка для престарелых, в распоряжении которой уже несколько лет находится вся продукция Бабули.
— Но, Рой, — сказала милая девушка, — что бы это могло значить?
— Если я прав, — ответил он, — а я разбираюсь в живописи в достаточной степени, чтобы быть в этом уверенным, — это значит, что в Пэксвилле творятся странные вещи. Видите ли, Нэн, мне уже приходилось писать о подделке произведений искусства, хотя тогда речь шла о старых мастерах. Я убежден, что дюжина полотен, которые я видел во Фриско, фальшивки. Как и большинство тех, что выставлены в художественной галерее Бримстоуна, где мы с вами нынче утром и познакомились.
У Нэн перехватило дыхание.
— И что, по-вашему, за всем этим кроется, Рой?
— Возможно, всего лишь то, что Бабуля — ведь ей уже за девяносто — просто потеряла былую производительность и, чтобы выполнять все заказы, завела подручного. — Макальбин откинулся на спинку стула, и на его полном лице заиграли отблески огня. — Однако, Нэн, я приехал сюда потому, что мне пришла в голову другая версия.
— И в чем она заключается?
— Это пэксвилльское заведение — целиком частное. Я проверил. Еще я выяснил, что у Бабули Гудволлер нет близких родственников. А что, если старушку хватил удар, и она больше не может рисовать? — Макальбин провел краем бокала по подбородку. — Или предположим — самое интригующее, — что королева американского примитивизма взяла да и померла. В интересах тех, кто связан с Пэксвиллом, делать вид, будто она по-прежнему жива.
— Жуть какая, — промолвила девушка. — Зачем кому-то могло понадобиться выдавать Бабулю за живую, если она умерла?
— Пока Бабулины произведения исправно сходят с конвейера, в Пэксвилл исправно текут денежки. Казуэлл и парочка его приятелей заправляют фирмой, которая занимается сбытом работ Бабули. У них, знаете, лицензия на использование ее произведений для открыток и календарей.
— Да, и в моем подарочном магазине они есть. — Нэн положила свою изящную руку на стол. — Пожалуй, то, о чем вы говорите, не лишено правдоподобия. И все равно, просто не верится, что кто-то способен на такую мерзость. А что думают другие люди, с которыми вы обсуждали вашу версию?
— Я не особенно доверчив, — тихо сказал Макальбин. — Как правило.
— Что ж, очень лестно, что вы доверились мне. Жутковатая у вас гипотеза.
— Не просто гипотеза. Пару дней назад, когда я наведывался в Пэксвилл, я стянул там мастихин и чашку, которые якобы принадлежат Бабуле. Когда я здесь все закончу, я отошлю их в Вашингтон проверить на отпечатки — а отпечатки там есть.
— Ясно, — сказала Нэн. — И сколько вы еще здесь пробудете?
— Мне по-прежнему хочется осмотреть в Пэксвилле Бабулин коттедж, — ответил Макальбин. — А поскольку я стараюсь не исключать никаких возможностей, я даже попробую взглянуть на саму Бабулю.
— Не исключено, что я смогу вам помочь.
— Даже так?
Девушка снова нахмурилась.
— Я все обдумаю и дам вам знать, — сказала она.
— Я слишком долго говорил тут о своей персоне, — сказал Макальбин. — Ваша очередь, Нэн. Расскажите о себе.
Закусив губу, девушка посмотрела на свои ладони. Затем подняла голову и улыбнулась:
