Дуглас Престон - Меч Гидеона
— Это вряд ли, — покачала головой Эпштейн. — Продолжай.
— Один китайский ученый прибыл с этим секретом в США — не для того, чтобы передать его нам, а совсем с другой целью…
Эпштейн наконец сменила положение «полулежа» на сидячее и проявила некоторый интерес к рассказу Гидеона.
— Так он что же, привез этот секрет в собственной ноге?
— Совершенно верно. Секрет состоит из двух частей: штуковины у него в ноге и цифр, которые мы тебе называли. Как ты, наверное, уже заподозрила, одно без другого не работает. Ученый погиб в автокатастрофе. Это рентгеновские снимки, сделанные в отделении неотложной помощи.
Теперь Эпштейн проявила к снимкам неподдельный интерес.
— Судя по цифрам, — заговорила она, — мы имеем дело с композитным материалом, состоящим из ряда сложных химических соединений или сплавов. У тебя есть увеличительное стекло? — обратилась она к О’Брайену.
— Линза. — Он долго рылся в ящике и наконец нашел. Пригляделся к линзе, фыркнул и долго вытирал ее краем своей рубахи.
Эпштейн вставила линзу себе в глаз и снова наклонилась над снимками, изучая одно за другим белые пятнышки.
— Ну и нашпиговало его! Сколько здесь всего!
— Ужасная авария, — согласился Гидеон.
Она медленно двигалась от одного пятнышка к другому. Процесс получился тягостный. Прошла вечность, прежде чем Эпштейн, покончив с одним снимком, взялась за второй, еще раз вечность, пока настал черед третьего. Здесь ее внимание тут же привлек какой-то незначительный штришок. Эпштейн долго его рассматривала, потом выпрямилась. Линза выпала у нее из глаза. Она сияла. Преображение было таким разительным, что О’Брайен попятился от неожиданности.
— Что там? — спросил он почтительным шепотом.
— Невероятно! — прошептала она в ответ. — Думаю, я знаю, что это такое. Все вдруг соединилось и приобрело смысл.
— Что?! — хором крикнули Гидеон и О’Брайен.
Эпштейн широко улыбнулась:
— Вам действительно хочется узнать?
— Не томи, Эпштейн, нам не до игр! — взмолился О’Брайен, увидев в ее глазах блеск. В такое возбуждение эта женщина при нем еще не приходила.
— Это только догадка, — кивнула она, — но, кажется, хорошая… Одно это соответствует тем фактам, в которые вы меня посвятили, и этой диковине на снимке.
— Что? — повторил О’Брайен еще настойчивее.
Она дала ему линзу.
— Видишь вот это? Похоже на короткий гнутый проводок.
О’Брайен наклонился к снимку и увидел согнутую в нескольких местах проволочку среднего диаметра, длиной миллиметров шесть.
— Обрати внимание на концы проводка.
Он увидел на концах тени с размытыми краями.
— Ну и что?
— Я про тени. Рентгеновские лучи отразились от кончиков проводка. Проводок каким-то образом абсорбировал рентгеновские лучи и перенаправил их через кончики.
— Не понимаю. — О’Брайен выпрямился и вынул из глаза линзу.
— В это почти невозможно поверить! Материал, способный улавливать, фокусировать и перенаправлять рентгеновские лучи? Мне известен один-единственный материал, способный на такое.
О’Брайен и Гидеон переглянулись. На лице Эпштейн появилась озорная улыбка.
— Обращаю ваше внимание на то, что это провод.
— Господи, Эпштейн! — не выдержал О’Брайен. — Ты доведешь нас до нервного припадка. Что с того, что это провод?
— Для чего нужны провода? — спросила она.
О’Брайен со вздохом покосился на Гидеона. Тот точно так же боролся с нетерпением.
— Провода проводят ток, — изрек Гидеон.
— Совершенно верно.
— Ну и что?
— Это особенный проводник. Он пропускает через себя электрический ток, но по-своему.
— Ты меня вконец запутала, — пожаловался О’Брайен.
— Мы столкнулись с суперпроводником, работающим при комнатной температуре! — торжественно провозгласила она.
О’Брайен и Гидеон Кру переглянулись.
— И все? — простонал О’Брайен.
— Все?! — Эпштейн округлила глаза, не веря в подобное невежество. — Действительно, подумаешь! Священный Грааль энергетических технологий — эка невидаль!
— Я ждал чего-то, что перевернет мир… — проворчал О'Брайен.
— Это именно такая бомба, болван! Прикинь, девяносто девять процентов всей производимой в мире электроэнергии уходит на сопротивление при транспортировке от источника к пользователю. Девяносто девять процентов! — Она глубоко вздохнула. — Но проволока со сверхпроводимостью обеспечивает передачу электроэнергии без всякого сопротивления и, значит, без потерь. Если заменить все линии электропередачи в Америке на проводники, сделанные из этого материала, то потребление электроэнергии сократится на девяносто девять процентов.
Теперь до О’Брайена дошло.
— Боже правый!
— Все потребности США в электроэнергии можно будет обеспечить одним процентом всех имеющихся сейчас мощностей. Этот процент легко поставят существующие солнечные, ветровые, гидро- и атомные электростанции. Конец сжиганию угля и мазута! Колоссальное снижение стоимости транспортировки и производства. Электричество станет практически бесплатным. Эксплуатация автомобилей с электромоторами становится бесплатной, а это смертный приговор индустрии производства машин с бензиновыми двигателями. Сворачивается нефтяная и угольная промышленность. Конец добыче топлива из недр! Больше никаких парниковых газов, ОПЕК не сможет больше держать за горло остальной мир.
— Иными словами, — подал голос Гидеон, — страна, контролирующая это открытие, экономически возобладает над всеми остальными.
Эпштейн хрипло рассмеялась:
— Это еще что! Страна, владеющая этим материалом, будет контролировать всю мировую экономику и править миром.
— А остальным придется заткнуться и встать на задние лапки, — вставил О’Брайен.
Эпштейн покосилась на него:
— Это еще очень мягко сказано.
ГЛАВА 54
Пусть смолкнет разговор,Пусть раздается смех:Здесь смерть живымНа радостях поможет.
Было два часа ночи, и Гидеон Кру уже устал от девиза на двери морга. Он перечитывал его снова и снова и негодовал на иезуитское сочетание траура и самодовольства. На его вкус, ничего радостного в этом мрачном и зловонном заведении не было — как не было ничего радостного и смешного, кстати, и в самой смерти.
Он ждал уже сорок пять минут и окончательно извелся. Дежурная санитарка двигалась медленно, как водолаз по дну, перебирала бумажки, отвечала на звонки, бормотала себе под нос, щелкала, как кастаньетами, неприлично длинными кроваво-красными ногтями.
В конце концов он не выдержал и встал.
— Простите, я жду уже почти час!
Щелканье оборвалось, санитарка подняла на него глаза. Она оказалась крашенной в блондинку брюнеткой, о чем напоминали черные корни волос, непробиваемой уроженкой Нью-Йорка старой закваски.
— У нас тут убийство, персонал занят.
«Тоже мне невидаль для Нью-Йорка! — раздраженно подумал Гидеон. — Уж не то ли тело, которое я видел в мешке на носилках под церковью Святого Варфоломея?»
— Это все чудесно, но мой… мой партнер лежит в лотке вашего холодильника, и мне всего-то и нужно, что пять минут с ним наедине! — Он очень старался изобразить голосом скорбь. — Пять минут!
— Мистер Кру, — откликнулась девица без тени сочувствия, — полагаю, вы помните, что останки вашего партнера провели здесь в ожидании ваших распоряжений уже пять дней? За этот срок можно было найти время заглянуть к нам. Вот здесь написано, что мы пытались связаться с вами, — она потыкала пальцем в клавиатуру, — с полдюжины раз.
— Я потерял сотовый телефон, — нашелся Гидеон. — И к тому же отсутствовал.
— Пусть так. Но, явившись в час ночи, странно ожидать, что прямо к вашему приходу все будет готово. — И она окинула его взглядом, говорившим о закаленной неуступчивости.
Гидеон почувствовал себя понесшим заслуженное поражение глупцом. Она, без сомнения, права. С другой стороны, резак прожигал дыру у него в кармане, в сумке уже дымились рентгеновские снимки, к тому же он не мог не думать о зловещем Журавле, о том, чем тот занят сейчас, не подобрался ли совсем близко, не засел ли у самого морга. Чем дольше затягивалось ожидание, тем больше времени он предоставлял Кивающему Журавлю.
— Сколько еще ждать?
Красные ногти опять защелкали, тасуя бумажки.
— Когда кто-нибудь освободится, я вас вызову.
Он послушно уселся и мрачно уставился на дурацкий девиз. Из-за двойных дверей из нержавеющей стали, исцарапанных носилками со скорбным грузом, доносились разнообразные звуки. За дверями разворачивались события, связанные, видимо, с недавним убийством. Теперь он почему-то не сомневался, что это именно жертва из церкви Святого Варфоломея. Старейший, самый почитаемый храм Нью-Йорка с самыми состоятельными прихожанами стал ареной убийства!