Приманка - Стронг Тони

– Люди насмехаются над тем, что связано со смертью, потому что она страшит их.

– Это верно, – соглашается Алисия. – Видимо, поэтому я уютнее чувствую себя с похоронщиками. Вроде того, как в стихотворении, что ты прочел: «Пускай рука твоя ведет меня в задумчивый приют уединенья». Как звучит строфа целиком?

– Плеть наслажденья напоминает мне местную дискотеку в субботний вечер, – говорит Алисия. – Развратных толп там полно.

Гленн молчит.

– Может, сходим как-нибудь, поглядим на них?

– Хорошо, – отвечает Гленн, снова раскрывает книгу и листает страницы.

– Это какой-то рисунок? – неожиданно спрашивает она.

– Что?

– Там. Вернись назад. – Алисия переворачивает несколько страниц, касаясь руки Гленна. – Ты рисовал? Что это?

– Так, этюд. К одному из… из стихотворений.

– Красивый. Я знала, что ты художественно одарен.

Она склоняет голову набок. Рисунок представляет собой фрагмент обнаженной женщины, полулежащей на постели.

– Рисовал с натуры? – Она хихикает. – Глупый вопрос. Натура тебе не нужна. Ты как Леонардо да Винчи, так ведь?

– Почему?

– Потому что он изучал анатомию по трупам.

Алисия улыбается Гленну и неторопливо идет в дом.

Глава тридцать восьмая

Полицейский врач направил Клэр к психиатру Баннерману – молодому, слегка располневшему, со скверной кожей мало бывающего на воздухе человека. Он долго проверяет ее рефлексы и светит ей в глаза. К своему удивлению и стыду, Клэр начинает дрожать.

– Страдаете вы от какого-нибудь физического стресса или травмы? – спрашивает доктор Баннерман и вновь светит ей в глаза маленьким фонариком.

– Я уже вам рассказывала. Я принимала участие в секретной работе.

– Ничего наподобие автомобильной аварии? Или попытки грабителя-наркомана задушить вас?

– Ничего, – отвечает Клэр, стуча зубами.

– Страдали от травматического стресса ранее?

– Никогда.

– Какие-то нервозные состояния? Эпилепсия, приступы гипогликемии, психотические эпизоды?

– Однажды убила врача.

Фонарик гаснет.

– Шутка, – добавляет Клэр.

Баннерман не улыбается.

– Были мысли о членовредительстве или самоубийстве?

Клэр смотрит на свои руки.

– В последнее время нет.

– Принимали какие-нибудь психотропные препараты или отпускаемые без рецепта лекарства в течение последнего года?

– Изредка немного «экстази».

Психиатр делает пометку в блокноте.

– Послушайте, – говорит Клэр, – кто-то убил женщину по имени Стелла Воглер. Меня хитростью заманили к женщине-психиатру, она подвергла меня целой серии тестов. Очевидно, я не сняла с себя подозрений, так как она снова хитростью заставила меня дать целую кучу подписок, чтобы меня могли снимать на пленку и использовать эти пленки как улики. Заставили уйти из своей квартиры, снимали днем и ночью.

Она умолкает, поняв, что чрезмерно разволновалась.

– Какие были тесты?

– Прошу прощения?

– Вы сказали, она подвергла вас тестам. Каким?

– А-а… – Клэр старается припомнить. – Мы просто разговаривали. Главным образом о моих родителях и моей работе.

– Шкала памяти Вешлера? Миннесотская анкета для характеристики личности? Тесты Бентона? Электроэнцефалограмма?

– Она предлагала гипноз. Я отказалась.

Психиатр делает еще пометку.

– Вы мне верите? – спрашивает Клэр.

– Конечно, – отвечает доктор.

– Правда? – Она удивлена. – Слава Богу. Знаете, мне самой это показалось странным.

Записывая, Баннерман говорит:

– Один мой пациент считал, что у него в желудке растет дерево. Он думал, что проглотил сердцевину яблока и семечки проросли. Страдал от мучительных желудочных колик. Когда мы дали ему болеутоляющее, он забыл о дереве. Убедил себя в том, что оно погибло и было извергнуто.

– Но он остался сумасшедшим, – произносит Клэр, не понимая, к чему клонит психиатр.

– Сумасшедшим? – Баннерман кладет ручку в нагрудный карман. – Клэр, мы все живем в своей реальности. Наподобие, – его взгляд падает на компьютер, – компьютерной сети. У включенных в нее компьютеров разное программное обеспечение. Иногда возникают мелкие накладки, если угодно, проблемы совместимости. Тогда компьютерам требуется техническая поддержка. Понимаете, о чем я?

– Не совсем, – отвечает Клэр.

Он смотрит на часы.

– Я скажу так: в вашем организме есть небольшие химические дисбалансы, их нужно прищемить. После этого будете совершенно здоровы.

– Что значит прищемить?

– Клэр, я помещу вас на несколько дней в больницу. Там для вас будет создан наилучший режим. Иногда требуется какое-то время, чтобы избавиться от этих расстройств.

Глава тридцать девятая

Больница Гринриджа. Местный психиатрический стационар в двадцати милях к северу от Нью-Йорка. За год, проведенный в этом городе, Клэр находилась за пределами Манхэттена всего дважды: один раз – с Кристианом, другой – по пути из аэропорта имени Джона Кеннеди. Ничто за время пребывания в Америке не подготовило ее к мерзости здешних бесплатных лечебных учреждений.

Палата, где находится Клэр, запирается электронными замками. Теоретически она и другие пациенты помещены в условия, в которых не могут причинить вреда ни себе, ни другим. Практически они заключенные. Один мужчина, громадный негр, которого санитары называют Балбес, проводит двадцать часов в сутки примкнутым к койке наручниками, почему – Клэр не удается узнать. Другие пациенты, можно сказать, подвижны, хотя шаркают ногами по натертым до блеска коридорам словно в невидимых кандалах, бормоча что-то на местном диалекте, которого она не понимает.

В отделении очень жарко, но все окна закрыты. Многие мужчины ходят голыми до пояса, и даже медперсонал не носит ничего под тонкими синими комбинезонами. По ночам мужчин и женщин разделяет только коридор. В первую ночь Клэр слышит вопли – девушка в соседней палате подверглась нападению в постели. Санитары оттащили напавшего, но через два часа он вновь появился там.

Доктор Баннерман приезжает в Гринридж к своим так называемым подопечным дважды в неделю. Встречи с ними включают в себя краткий негромкий разговор, пока он дополняет свои записи, затем следует лихорадочная деятельность по выписыванию новой пачки рецептов. Клэр совершила оплошность, признавшись ему, что страх перед другими пациентами мешает ей спать, поэтому в дополнение ко всем лекарствам ей дают снотворное, маленькие, заполненные гелем капсулы, от которых у нее на другой день до полудня кружится голова. Ее «стабилизируют» тем, что Баннерман именует «атакующими» дозами пимозида, проверина и иклимитола, лекарств, не имеющих, по его уверению, никаких побочных воздействий. Но они притупляют мышление Клэр, обволакивают сознание густым, липким сиропом медикаментов и вызывают у нее постоянный голод. Кажется, она проводит целые дни в комнате с телевизором, ожидая, словно вялая, обрюзгшая девчонка, когда появятся санитары с очередным подносом клейкой больничной еды.

Странно, что Баннерман одержим прописыванием лекарств, поскольку ясно, что злоупотребление ими и расстроило разум большинства его пациентов. Они сравнивают рецепты с изощренностью гурманов: «Получила метадон? Отлично, а мне он дал только две паршивых „тьюи“ да выписал рецепт на „дет“» – и рассказывают всем, кто готов слушать, о высшей реальности, которую они познали от «ангельской пыли», фенциклидина или крэка.

Глава сороковая

Гленн Ферниш заканчивает загружать автоклав, снимает нитриловый комбинезон с перчатками, бросает их в мусорный ящик.

– Доброй ночи, Харолд, – вежливо говорит он, просунув голову в дверь кабинета. – У меня все. Помочь тебе с похоронными лицензиями?