Эллис Питерс - Монаший капюшон
Паренек посмотрел на монаха твердым и ясным взглядом: он о многом передумал, скрываясь в сельской глуши, и до такой степени попал под влияние своего благородного покровителя, что даже в облике его проступили черты несомненного сходства с Ифором.
– Я сильный, и руки у меня на месте – коли приспичит, сумею заработать на хлеб и в Уэльсе, пусть и буду здесь чужаком. Сдается, что я не первый, кому приходилось покидать свой дом из-за несправедливых обвинений и пробивать себе дорогу на чужбине. Конечно, лучше бы вернуться – жаль оставлять матушку, особенно сейчас, в такое нелегкое время. И не хочется, чтобы люди вспоминали меня как злодея, который отравил своего отчима и сбежал, тогда как я никогда не. желал и не делал ему ничего худого.
– Ничего такого не будет, – заверил парнишку Кадфаэль, – тебе еще несколько дней придется прятаться, не больше. Положись на Господа – я верю, что мы доберемся до истины и ты сможешь вернуться домой, ни от кого не таясь и ничего не стыдясь.
– Ты и правда в это веришь? Или просто хочешь меня успокоить?
– Верю, как Бог свят! Ты не из тех, кого надо утешать выдумками. Я не стал бы тебе лгать даже из добрых побуждений.
И все же монах отчасти покривил душой, или, скорее, умолчал о том, что его тяготило. Кадфаэля не покидало ощущение, что не следует задерживаться в этом доме, – лучше распрощаться и уйти, благо и предлог найдется: дни зимой и впрямь коротки.
– Мне пора возвращаться в Ридикросо, – промолвил он, поднимаясь из-за стола, – брат Барнабас еще слаб, и я всю работу оставил на одного брата Симона. Я ведь рассказывал вам, что меня послали сюда лечить захворавшего пастуха да помочь управиться с хозяйством, пока он поправляется.
– Ты заедешь сюда, если будут новости? – спросил Эдвин. Голос его звучал твердо, но глаза выдавали тревогу.
– Непременно. Как только что узнаю, тут же и приеду.
– Ты ведь пробудешь в Ридикросо еще несколько дней, – сказал Ифор, сын Моргана, – надеюсь, еще заглянешь к нам, тогда и потолкуем на досуге, без спешки.
Старец двинулся было к двери, собираясь проводить гостя, но внезапно замер и предостерегающим жестом поднял руку, призывая к молчанию. Годы не притупили его острого слуха, он первым уловил приглушенный говор. Голоса были едва слышны, но не потому что доносились издалека: кто-то старался говорить потише. Зашуршала сухая трава. Послышалось негромкое ржанье одной из привязанных лошадей – верный признак того, что приближаются другие кони.
– Это не валлийцы! – почти беззвучно прошептал Ифор. – Англичане! Эдвин, ступай в другую комнату.
Парнишка молча повиновался, но спустя мгновенье появился на пороге.
– Они там, за окном, двое. В кожаных доспехах, вооружены...
Голоса приблизились и зазвучали у самой двери – громче, чем прежде, ибо прибывшие нашли, что искали, и теперь не считали нужным таиться.
– Это и есть та самая кляча... Экая пестрая – тут уж без ошибки!
– А я тебе что говорил? Я же сказал: найдем одного, найдем и другого.
Послышался негромкий, довольный смех. Затем кто-то загрохотал кулаком в дверь, и тот же голос зычно и повелительно произнес:
– Откройте, именем закона!
Стучавший не стал дожидаться выполнения этого формального требования. Последовал сильный удар, дверь распахнулась, и на пороге показался крепко сбитый, бородатый сержант из Шрусбери. За спиной его маячили двое стражников. Брат Кадфаэль и Уильям Уорден оказались лицом к лицу – монах стиснул зубы, а физиономия сержанта расплылась в ухмылке.
– Приятная встреча, брат Кадфаэль! Ты уж прости, но я не по твою душу. У меня дело к тому мальцу, что прячется у тебя за спиной. Мне нужен Эдвин Гурней, и похоже, это он и есть – так что ли, парнишка?
Эдвин шагнул вперед. Лицо паренька было бледным как полотно, глаза округлились от гнева, но страха в них не было. Не опуская головы, он мужественно смотрел на сержанта. Недолгое пребывание в валлийской глуши не прошло для него даром.
– Так меня зовут.
– А коли так, я должен взять тебя под стражу и отвезти обратно в Шрусбери, где тебе предъявят обвинение. Ты подозреваешься в отравлении Герваса Бонела.
Глава девятая
С глубоким вздохом Ифор, сын Моргана, выступил навстречу нежданному посетителю. Старец словно вырос на полголовы.. Звучным, глубоким голосом, способным урезонить кого угодно, он произнес:
– Послушай, приятель, я хозяин этого дома, но почему-то ты не обратился ко мне. У меня бывают разные гости: одних я приглашаю, другие приходят незваными, но я им все равно рад. Тебя же я знать не знаю, в гости не звал, и видеть тебя мне радости мало. Будь любезен, представься, если у тебя есть дело ко мне или к тому, кто разделяет со мной кров. Иначе тебе придется покинуть мой дом.
Нельзя сказать, чтобы сержант стушевался. Защищенный своей должностью, он не считал обязательным соблюдать правила учтивости, однако облик почтенного старца невольно внушал уважение. Услышав подобные слова из иных уст, сержант расценил бы их как непростительную дерзость, но достойный старик заслуживал снисхождения.
– Ты, как я понимаю, Ифор, сын Моргана. Я же Уильям Уорден, сержант, служу под началом Жильбера Прескота, шерифа Шрусбери. Эдвин Гурней подозревается в убийстве, и мне предписано во что бы то ни стало изловить его и доставить в Шрусбери, где против него выдвинуто обвинение, и я сделаю это, ибо так повелевает закон. Тебе, старейшему в здешний краях, тоже следовало бы чтить закон.
– Но не английский закон, – простодушно возразил Ифор.
– Закон есть закон, а убийство остается убийством по любому закону. Отравление, дед, – это не шутка!
Брат Кадфаэль бросил взгляд на Эдвина. Парнишка побледнел и стоял как вкопанный. Он протянул было руку, желая коснуться руки Ифора, – жест умоляющий и успокаивающий одновременно. Однако благоговение и любовь Эдвина к старику были так сильны, что он не решился даже на это прикосновение. Кадфаэль сделал это за него, мягко положив руку на исхудалое старческое запястье. Увы, что бы теперь ни было сказано или сделано, стражники все равно заберут мальчика. В комнате их трое, да еще двое караулят на заднем дворе – так что помешать им никак не удастся. Конечно, этот самоуверенный, грубый сержант не прочь отыграться на пареньке, который так долго водил его за нос. Но он едва ли решится особо распускать руки, понимая, что ему придется иметь дело с Хью Берингаром, а тот может оказаться не в меру щепетилен и строг в том, что касается обращения с узником. Сейчас лучше всего не озлоблять Уордена без нужды. Благоразумие и уступчивость – вот лучшая защита для Эдвина.
– Сержант, – промолвил Кадфаэль, – ты меня знаешь, как знаешь и то, что я не верю в виновность этого мальчика. Но я тебя тоже знаю, и знаю, что ты обязан исполнить свой долг. Ты выполняешь приказ, и мы не вправе тебе препятствовать. Одно мне скажи: неужто это Хью Берингар направил тебя по моему следу? Я-то, когда выезжал из Шрусбери, был уверен, что за мной не следят. Как тебя занесло в этот дом?
Сержант не упустил возможности похвастаться своей прозорливостью.
– Нет, брат, когда ты уехал из замка, никто и не думал за тобой следить, все полагали, что ты вернешься к себе в аббатство. Но потом вернулся Хью Берингар – с этих дурацких поисков на реке – и, ясное дело, с пустыми руками. Ему доложили, что ты приходил, вот он и отправился в монастырь, а там узнал, что ты поехал на север, в Ридикросо. Мне сразу пришло в голову, что манор Бонела совсем неподалеку, – дай, думаю, съезжу туда да погляжу, что ты еще задумал. Управляющий в имении ничуть не удивился: приехали из Шрусбери, спрашивают о брате Кадфаэле, мало ли какие дела могут быть. Он ничего не скрывал, и слуги тоже – да и с какой стати? Они сразу выложили, что ты расспрашивал дорогу к двум домам по эту сторону холмов. Во втором-то мы тебя и застали. А я и раньше говорил: где один – там и другого ищи.
Стало быть, никто умышленно не выдавал беглеца. Хоть это должно послужить утешением для Ифора, сына Моргана, который посчитал бы себя опозоренным и обесчещенным навеки, если бы кто-то из родичей предал гостя, нашедшего убежище в его доме. Но и для самого Кадфаэля это известие имело не меньшее значение.
– Выходит, Хью Берингар не посылал тебя на мои поиски?
– Я отправился на свой страх и риск.
– А что же он делает, пока ты выполняешь его работу?
– Ерундой занимается. Опять собрался что-то искать на реке. Мадог – тот, что утопленников вылавливает – просил его сегодня с утра пораньше спуститься к Этчаму. Ну он и поехал, надеясь что-то там отыскать, хотя всякому понятно, что проку от этого не будет. А я воспользовался случаем и решил поискать там, где, по-моему, было что искать. То-то он удивится сегодня вечером, когда опять вернется ни с чем и увидит, что я не тратил времени впустую.
Кадфаэля это несколько обнадежило. Он понял, что сержант доволен своим успехом, предвкушает возможность похвалиться добычей, а стало быть, вряд ли будет обращаться с мальчуганом слишком сурово.
