Збигнев Ненацки - Великий лес (журнальный вариант)
В ее ноздри ударил запах духов этой девушки – такой противный, что ее затошнило. Она миновала кухню и вошла в ванную, где зажгла свет. Вся ванная, казалось, воняет этой женщиной. Она подумала, что долго надо будет проветривать и тереть ванну, пока не исчезнет этот запах. Она подумала также, что никогда не приблизится к Марыну ни на шаг, потому что всегда будет чувствовать от него запах девушки из Гауд. В ней проснулась обида на Марына, что он оказался таким же, как Кулеша. Неужели всегда так должно быть на свете, что мужчина не может жить просто рядом с женщиной, как позавчера в отеле, а всегда ему надо жить с женщиной, в женщине? Ведь она. Вероника, могла бы дать ему столько радости и столько счастья, убирать у него, готовить, мыть ноги, только бы он не хотел жить в ней, а только рядом с ней. Они могли бы даже лежать в одной постели, нагие и с переплетенными руками и ногами, согревая друг друга собственными телами. Но не друг в друге.
И при мысли, что лежит нагая, прижавшись к Юзва, обнимает его тело, она ощутила возбуждение. Она торопливо погасила свет и выбежала во двор.
Светил месяц. Осторожно ступая босыми ногами по песку и мелким камешкам. Вероника прошла под окнами комнаты Марына и оказалась на дороге. Вдруг на нее навалилась усталость и сонливость, на миг она присела на опушке леса. И вдруг услышала нечто страшное – через приоткрытую форточку в окне комнаты Юзвы до нее долетел пронзительный женский крик. Он был похож на крик какой-то неведомой ночной птицы. Крик набирал силу и продолжался, казалось, очень долго, пока наконец не начал затихать, напоминая подвывание зверя. Несмотря на то, что он был таким пронзительным, она поняла, что он выражал наслаждение. И сознание этого стегнуло ее, как кнут. Она сорвалась с места и побежала в лес, в непроницаемый мрак, в котором ее подкарауливали скрытые в темноте стволы сосен и буков. Два раза она больно ударилась, пока не остановилась, потому что крик уже совсем смолк. У нее не было сил вернуться домой. Она обхватила ствол старой сосны, прижалась к нему и провела щекой по шершавой коре. Потом начала кричать – громко, все громче и пронзительнее, потому что это, как ей казалось, могло принести ей облегчение в муке, которую она ощущала. Вероника кричала, как та девушка в комнате Марына, но еще пронзительнее, чтобы ее услышал целый лес. А потом тихо заплакала и вернулась в свою комнату. Разделась, куда попало бросая одежду, и заснула крепко, без снов.
Ее разбудили голоса на дороге и фырканье кобылы. Был день. Марын помог девушке из Гауд усесться на лошади, а потом вскочил в седло сам. Она смеялась, сидя верхом на спине кобылы с задранной юбкой, обнажив свои худые бедра. Вероника не могла на них смотреть, а когда Марын уехал в сторону Гауд, она спустилась вниз и принялась тереть ванну.
Спустя какое-то время появился старый Хорст и попросил Веронику, чтобы она подала ему завтрак.
– Она сказала, что постарается к нам прийти, как только я ее позову, – говорил Хорст, бреясь перед зеркальцем, поставленным на подоконник кухонного окна. – Сейчас я уже наверняка знаю, что Юзва от нас не уйдет. Думаю, что им было очень хорошо, потому что я слышал, как кричал в отчаянии лес.
– Это не лес, это я кричала в лесу, – ответила Вероника.
– Ты? – удивился старый. – А отчего?
– От ненависти, – бросила она Хорсту. Хорст, однако, не понимал.
– У тебя нет поводов для ненависти, – сказал он. – У меня такое впечатление, что ты немного полюбила Марына. В каждую минуту ты можешь быть в его постели на месте той из Гауд. Ты привлекательнее и красивее. А кроме того, ты знаешь, наверное, что я понимаю язык леса. Я способен отличить крик женщины от крика деревьев. Это кричал лес. Кричал страшно, потому что снова потерпел поражение. Марын от нас не уйдет, потому что мы купили ему женщину. Он получит ее снова, когда пожелает.
Вероника не ответила. Подала Хорсту яичницу и хлеб, намазанный маслом, а потом вышла во двор с миской для собаки. Она боялась Иво, который любил только Марына, но сегодня ей захотелось, чтобы ее разорвал этот бешеный пес. Она открыла дверцу в ограждении и поставила миску посреди загона.
Иво радостно завилял хвостом. Не зарычал и не залаял. «Он полюбил и меня», – подумала она, и это была единственная радостная минута, которую она за последнее время пережила.
А Хорст Собота сделал несколько шагов через дорогу и приблизился к краю леса. Потом мысленно сказал на языке, который показался ему понятным для деревьев и подлеска:
«Ты отобрал у меня жену, великий лес. Отобрал дочерей. Потом похитил вторую жену и сына. Поглотил мои поля и хочешь украсть дом и сад. Но вот поселился у меня человек, который тебя победит. Его зовут Юзеф Марын, и он прибыл сюда из таинственного мира. Как говорил мне Изайяш Жепа, есть три твои силы – биоценоз, экосистема и лесной климакс. Но ты, однако, ничего не знаешь о злых силах, которые скрываются в этом человеке. Я отдам ему все свое добро, отдам ему Веронику и все, что я люблю, чтобы он тебя победил».
Глава десятая.
Инвентаризация
Утром Кароля Стемборека что-то погнало на делянку. Лесничий остановил «харлей» на просеке, в высокой и мокрой от росы траве, прошелся по старой вырубке, где уже росли молодые деревья. Он нашел только одну лиственницу и долго приглядывался к ней, стараясь понять, отчего остальные засохли, а этот саженец остался и обсыпался зеленью. Стемборек опустился на колени возле маленького деревца и долго смотрел на зеленые мягкие иголки. Внезапно его охватила радость. Разве он не подписал лжесвидетельства против ближнего своего? Через неделю или две люди в белых халатах заберут Хорста Соботу в сумасшедший дом, и он, Стемборек, тогда специально поедет к дому Хорста, чтобы увидеть его лицо, искаженное страданием.
Он вернулся к «харлею» и уже хотел завести мотор, когда на дороге появился Юзеф Марын на лошади. Перед ним сидела молодая блондинка с красивым светлым лицом. Платье задралось высоко, до самого пупка, и Стемборек увидел ее длинные стройные ноги, красивые, белые голые бедра. Он узнал ее – это была официантка из ресторана в Гаудах. И хотя еще не так давно лесничий был с Мальвиной, он сильно захотел эту девушку, может быть, потому, что у Мальвины очень худые бедра и кривые ноги. «Никогда у меня не будет такой девушки», – подумал Кароль с обидой.
Юзеф Марын кивнул ему, девушка стыдливо захихикала. Они медленно проехали мимо, а Стемборек долго смотрел им вслед...
На опушке леса Марын помог девушке соскочить с лошади. Она не сразу пошла к деревне. Схватила кобылу за поводья и выжидающе смотрела на мужчину смеющимися глазами. Может, она хотела его в эту минуту так же сильно, как ночью. Ее худенькое тело никогда не было сыто.
– Ты приедешь за мной вечером? – спросила она, склоняя набок голову со светлыми волосами. – Никогда до сих пор у меня не было такого замечательного парня. Четыре раза ты меня взял. Это чудесно.
Он вздрогнул, словно его кто-то ударил. Значит, она оценила его как породистого жеребца, который четыре раза взял высокую планку.
– Я не приеду к тебе вечером, – сказал он.
– А завтра?
– Тоже нет.
– А когда приедешь?
– Никогда.
– Почему?
– Ты не поймешь. То же, что с тобой, я делал со многими. С маленькими и большими. С худыми и толстыми, молодыми и старыми. Два, три, четыре, шесть раз. Коротко или долго, час и всю ночь. А потом меня похлопывали по шее как жеребца и говорили, что я был хорош. Очень хорош. Чудесен. Я позволял себя обманывать из-за этого похлопывания по шее. Моя жена ушла от меня к такому, который не может трахаться, но он ее любит. А потом, когда у меня начались проблемы, все оставили меня одного.
– О чем ты говоришь? Я тебя люблю, – прервала его официантка.
– Я не позволю себя больше обманывать. Я хочу любви великой, чистой, настоящей, о которой читал в книгах. Ничего у меня в жизни не осталось, кроме этой надежды.
Он вырвал у нее поводья и отъехал галопом, не оглядываясь. С дороги свернул на узкую извилистую тропинку, бегущую через старый сосняк. Губы его были стиснуты, но ему казалось, что он кричит деревьям: «Нельзя жить без всякой надежды, а единственной надеждой человека остается любовь». С женщиной, которую только хочется, может быть лучше или хуже, но всегда бывает похоже, и всегда с ней больше теряешь, чем приобретаешь. После каждого раза человек остается еще более одиноким, и поэтому его охватывает еще большая печаль. Ведь он – только животное, исполняющее поручение природы, чтобы сохранить вид. Он приближается к женщине с мыслью, что еще раз будет обманут, и уходит с чувством, что его обманули. Только любовь может вывести нас на вершины, неизвестные другим живым существам, окрылить, превратить человека в ангела.
Что с того, что он, Марын, ночь за ночью трахал Эрику, если она потом бросила ему в лицо, что ей от этого становилось плохо. Что с того, что лесничий Кулеша ночь за ночью мучил свою молодую жену. Разве он не довел до того, что она от него ушла? Что же дала ему эта девушка из Гауд? Что он пережил с ней такого, чего не пережил с другими женщинами? Если кому-то достаточно удовлетворения похоти – пусть он живет, как животное, без сознания, что существуют какие-то другие прекрасные миры. Он же, Марын, чувствует, что в такие миры человеку дано взлететь. Он знает и то, что снова способен овладеть женщиной, когда захочет и сколько раз захочет. Сейчас он может решиться на выбор – любовь или только похоть. Сейчас он может и найти дорогу к победе над своим одиночеством благодаря любви чистой и настоящей, огромной, всеохватывающей. Может, теперь благодаря любви он сможет переломить в себе страх перед одиночеством, которое сопровождало его столько долгих лет. Разве не был он страшно одинок на Дапперстраат возле Бернадетты? Разве не был как одинокий дикий зверь рядом с Эрикой? И разве хоть на минуту снял с себя тяжесть одиночества, когда лежал рядом с девушкой из Гауд?