Жак Мазо - Орлиный мост
Вероятно, осознав, что погорячился, Пьер замолчал. Мишель посмотрел на него и перехватил его взгляд.
— А ведь вы не любили брата, не так ли?
Пьер занервничал еще больше и стал быстрее крутить статуэтку в руках.
— Ничего подобного я не говорил. Да, иногда мне действовало на нервы, что он такой замечательный. Пусть так! Но это не означает, что я его не любил.
— Тома действительно никогда не рассказывал вам о своих любовных приключениях?
— Нет!
— Вернемся к дню его самоубийства. Где вы находились в тот момент?
— У матери. Туда и пришли полицейские, чтобы сообщить нам о случившемся…
— И что вы тогда сделали?
— Конечно, мы направились к месту трагедии!
Для того чтобы выбить собеседника из равновесия, Мишель снова замолчал и огляделся, любуясь старинными часами, висящими над камином, и картинами на стенах. Милые безделушки, которые украшают жилище.
— Это мне понятно, — продолжил Мишель. — Однако что-то меня все-таки смущает в самоубийстве вашего брата…
Он открыл «Дело» и протянул Пьеру фотографии Тома, сделанные сразу после гибели. Тот взглянул на них и тотчас вернул обратно, словно они обожгли ему пальцы.
— Вас ничто не удивляет? — поинтересовался Мишель.
— Нет.
— Посмотрите внимательно, — попросил инспектор, вновь обращая внимание Пьера на снимки.
— Я уже посмотрел!
— Тогда как вы объясните синяки на теле и странное расположение одежды вокруг трупа?
— Не имею понятия, — ответил Пьер, взяв несколько бумаг, лежавших на столе. Достав пачку сигарет, он закурил и выпустил длинную струйку дыма.
Почувствовав его возрастающую напряженность, Мишель продолжил допрос нейтральным тоном:
— Это странно… Если бы мне сказали, что Тома был избит или боролся до того, как броситься в бездну, я бы не удивился. Так же, как если бы мне сказали, что его одежду разложили вокруг него уже после падения…
Пьер скорее жевал сигарету, нежели курил. Он оглядывался по сторонам, словно искал помощи. Зазвонил телефон. Он с облегчением поднял трубку:
— Да… Нет… Да… Иду. — Он закончил разговор и встал. — Извините, инспектор, моей жене необходима помощь, чтобы решить проблему с клиентом.
Он уже положил руку на ручку двери, но Мишель приказал ему остаться.
— Это допрос, месье. Ваш клиент подождет. К тому же я не задержу вас надолго.
Пьер заколебался, потом неохотно подчинился. Обшлагом рукава он вытер пот, струившийся по его лицу.
— Среди ваших коллекций я увидел предметы, имеющие отношение к колдовству. Это ваше увлечение?
— Да… То есть нет. Это случайно. Покупая разрозненные предметы у моих клиентов, я решил объединить их по определенным признакам. Есть любители, которые приобретают такие вещи.
Мишель вспомнил, что Пьер убеждал его в обратном во время первой встречи.
— Некоторые предметы попали к вам от колдунов, живущих в этих местах?
— Не знаю. Я просто этого не помню.
— Хорошо, а есть ли клиенты, которые называют себя колдунами и покупают эти предметы?
— Вы думаете, что колдун так легко выдает себя?
Мишель поднялся. Пьер, окончательно сбитый с толку, вздохнул с облегчением:
— Это все?
— Да. Как видите, ничего страшного. Но, вероятно, мне придется вернуться в ближайшие дни и задать вам еще пару вопросов… Вас это не затруднит?
— Конечно, нет, — ответил Пьер. — Я в вашем распоряжении.
По возвращении, пересекая выставочный зал, они снова столкнулись с Матильдой, которая изучала нормандский шкаф.
— Ваш клиент ушел, ничего не купив? — с иронией спросил Мишель. — Искренне сожалею.
Женщина удивленно посмотрела на него, потом нашлась с ответом:
— Ах да, мне пришлось выкручиваться самой!
— Пьеру тоже, — сказал Мишель.
Затем, не оставляя Матильде времени для ответа, он вышел, насвистывая какую-то мелодию. Картина расследования принимала более конкретную форму.
Мишеля мучило лишь одно: почему его не оставляло ощущение, что он заметил какую-то важную деталь в кабинете Пьера и не понял этого?
Глава 14
После бесполезного блуждания по городу в поисках подходящего портного Мюрьель приехала в клинику довольно поздно, в конце первой половины дня.
Она прошла в палату Вероники, полная решимости вступить в контакт с Тома. Она ждала от этих экспериментов ощутимых результатов, чтобы убедить Жерома в необходимости своей работы.
Однако ее энтузиазм быстро улетучился. К ее величайшему удивлению, постель Вероники оказалась пуста, а ее аудио — и видеоаппаратура лежала сложенная в углу.
Мюрьель обратилась к медсестрам и персоналу за разъяснениями, но все были немногословны: если ей необходимо получить более подробную информацию, стоит обратиться к заведующему отделением.
В полном негодовании она устремилась в кабинет Жерома, но секретарь попросила подождать, и ей пришлось остаться в коридоре.
Наблюдая за больными, врачами и вечно спешащими медсестрами, Мюрьель подумала, что несколько минут, проведенных в коридоре клиники, являются лучшей терапией против болезней.
Через несколько минут секретарша Жерома пригласила ее в кабинет.
— Как я рад тебя видеть! — воскликнул он, обнимая ее.
— Больше, чем я тебя! — сухо произнесла она.
Он сел.
— Да, я знаю, — начал он смущенно, — ты, наверное, удивилась, что Вероники здесь больше нет. Но, видишь ли, ее мать настояла, чтобы я отправил девушку домой, а у меня не было возможности отказать ей. У Вероники нет серьезной патологии, и ее жизнь не подвергается смертельной опасности…
— Никакой возможности отказать? Ты понимаешь, что говоришь? В противовес твоим утверждениям у нее есть патология! И ты это знаешь! Твоим долгом было оставить девушку тут!
— Это совершенно не так! Решение принималось коллективно, совместно с моими коллегами.
В воздухе повисла тяжелая тишина. Они враждебно посмотрели друг на друга. Потом Мюрьель вновь заговорила:
— Что происходит, Жером? Вот уже несколько дней я не узнаю тебя.
— Хватит! Со мной все в порядке! — запротестовал он, отводя взгляд. — Вы с Мишелем все усложняете!
— Я думала, мы хорошо знаем друг друга. Не надо рассказывать мне сказки! Твое поведение изменилось, и я бы очень хотела знать почему.
— Что ты имеешь в виду?
— Все эти твои непредсказуемые вспышки, плохое настроение и непостоянство…
— Умоляю тебя! Это лишь слова! И все это очень по-женски… Одни эмоции, и никаких фактов!
— Согласна, у меня очень эмоциональная речь, но ты не отвечаешь на мои вопросы!
— Задай их, и я отвечу!
— Это не трудно! Например, почему, пригласив меня приехать, ты теперь отрицаешь важность моей работы?
— Хватит паранойи! Я с уважением и интересом отношусь к твоей работе! Но в данном случае, я считаю, ты рискуешь нанести больше вреда Веронике…
— Это пустая болтовня! Просмотрев кассеты, ты смог убедиться, что я продвигаюсь в моих исследованиях. Вероника заговорила, она упомянула о вещах, которые могли способствовать успешному ходу нашего расследования! Я уже почти установила контакт с духом, который в нее вселился…
— Скажешь тоже! Даже Мишель был настроен скептически!
Она пожала плечами:
— Может быть, но не он пригласил меня приехать, и, даже если тебе это не нравится, он иногда руководствуется моими интуитивными выводами! Парадоксально, но он не такой упрямый, как ты!
— У тебя есть другие вопросы?
Мюрьель встала, едва сдерживая гнев.
— Нет! — Открыв дверь, она обернулась. — Впрочем, один вопрос у меня все-таки есть! Когда у тебя хватит духу честно высказать свое мнение?
Мюрьель покинула кабинет, хлопнув дверью. Со слезами на глазах она быстро вышла на улицу, стараясь, чтобы ее никто не заметил. Долгое время она шла наугад по улицам Алеса в самой гуще толпы. Ей хотелось видеть улыбающихся людей, счастливые пары, слышать обрывки разговоров и смех.
В конце концов она успокоилась, и ей захотелось кому-то довериться. Подумав о Мишеле, она зашла в телефонную кабину и позвонила ему на мобильный.
Приняв близко к сердцу ее огорчение, Мишель постарался ее утешить и предложил заехать за ней в клинику через полчаса.
Мюрьель взяла себя в руки, вернулась и села на скамейку в сквере недалеко от клиники.
Стояла прекрасная погода. В нескольких шагах от нее городской садовник поливал газон и цветочные клумбы. От земли и влажной травы исходил сладковатый запах. Чуть поодаль, в песочнице, дети строили замки из песка под внимательным взглядом матерей.
Мюрьель поудобнее расположилась на скамейке и закурила сигарету, чтобы полнее прочувствовать миг безмятежности. Она так редко могла насладиться гармонией с окружающим миром! Вечно надо было бежать, действовать, размышлять. Она отдавала себе отчет, что жила не в своем естественном ритме, а в том, какого требовала ее работа… Это казалось странным и неправильным. Тем более что Эндрю страдал от этого больше всего. Придя в ужас при мысли, что недостаточно любит сына, она решила отныне больше времени уделять общению с малышом. Это немного успокоило Мюрьель, и совсем в другом настроении она направилась к месту встречи с Мишелем.
