Дэвид Лисс - Этичный убийца
– Полиция Медоубрук-Гроув. Ну что там, пожар, что ли?
В трубке всхлипнули.
– Джим… Джим, это ты? О господи, Джим…
Голос звучал растерянно и подавленно – звонивший глотал звуки и едва сдерживал рыдания: автокатастрофа, наверное. Если на их участке, то разбираться придется им. В таких случаях Доу всегда приходил в бешенство. Наверное, стоит прикупить тягач и завести бизнес на стороне. Тогда на этих авариях можно будет хоть пару долларов заработать. Или еще лучше: можно будет оттаскивать машины за черту города – пусть себе окружные власти разбираются.
Но тут он узнал голос: это была Лорел Виланд. Вот дерьмо! В последний раз они разговаривали, наверное, лет пять-шесть назад, еще до того, как она перебралась в Таллахасси. Чего не скажешь о ее дочери – да, это совсем другое дело. Еще годик-другой назад Карен была штучка что надо – пока на дурь не подсела. И если бы она тогда не решила завязать, с ней и сейчас бы все было в порядке. По крайней мере, не тормозила бы так.
Лорел и Карен были единственной такой парочкой – мать и дочь – за всю историю сексуальных похождений Доу. Ведь он трахал их обеих. Правда, в разное время. Но теперь он ни за какие коврижки бы на это не пошел. Хотя в целом… да, это было неплохо. И у Карен, кстати, тоже была дочь. Девчонка жила где-то на севере, вместе с отцом, и Доу знал, что папаша ей даже видеться с Карен не позволяет – с тех самых пор, как Карен пару лет назад совсем свихнулась от наркоты. Ничего, когда-нибудь семья воссоединится. Девчонка возвратится домой, в Медоубрук-Гроув, ей тогда будет лет тринадцать или четырнадцать, и Доу, конечно же, ее очарует. И тогда получится, что он трахнул представительниц трех поколений одного семейства. Никто из его знакомых не мог похвастаться таким подвигом.
– Лорел, милая, это ты?
Из трубки снова послышались всхлипы.
– Джим, они мертвы… – Эти слова прозвучали бесплотно, как шепот призрака. – Карен и Ублюдок… Они погибли.
– Господи! – воскликнул он. – Где случилась авария?
– Нет, нет… – ответила женщина, и снова плач.
Она плакала, плакала, плакала – черт тебя подери! Ну соберись, выдави из себя хоть слово! Но, разумеется, сказать ей этого было нельзя: людям вообще нельзя говорить такие вещи, даже для их собственного блага, – они обидятся. Черт возьми! В таких случаях надо молчать, даже если точно знаешь, что они сами в глубине души мечтают услышать от тебя эти слова.
Но Доу думал о другом: его беспокоили деньги, – хотя Карен, наверное, тоже, но гораздо меньше, в основном все же деньги. Значит, Ублюдок опять туда притащился. Доу все никак не верилось, что этот урод трахает Карен. Он ведь знал, прекрасно знал, что и Доу трахал ее. И все равно полез к ней. Сегодня вечером Доу убедился в этом воочию. Карен, кстати, его заметила. Впрочем, он так и рассчитывал. Пусть поймет, что у нее теперь будут неприятности. К ней как раз притащился тупой юнец со своими энциклопедиями, и она решила, что если впустит его, то Доу не станет на сей раз ее трогать.
Но это все была ерунда по сравнению с другим: Ублюдок должен был заниматься сбором денег, он только что вернулся. Должен был собрать и передать им около сорока тысяч долларов – это же чертова прорва наличных! И если Ублюдок действительно мертв, еще неизвестно, удастся ли Доу отыскать эти деньги. А что, если он вез их с собой в машине и теперь банкноты разлетелись по ветру? Что, если он их спрятал и теперь никто никогда не сможет их найти?
Доу заставил себя успокоиться. Еще ведь ничего не известно: быть может, Ублюдок жив, может, он еще только умирает. А эта Лорел просто идиотка тупая. Доу готов был зуб дать, что на самом деле никто не умер. Умирает – еще может быть, но умер – это уж чересчур. Доу успеет домчаться до места, склониться к умирающему Ублюдку, который приподнимется, истекая кровью, опираясь о его плечо, слабеющей рукою подтянет его голову поближе к своим губам и в самое ухо прошепчет: «Они в кладовке» – и испустит последний вздох. Как-нибудь так. Ну, может быть, не в кладовке – у Ублюдка не было кладовки.
Доу повел своей нижней челюстью с кривыми зубами туда-сюда – словно потер друг о друга две ножовки.
– Лорел, где произошла авария? Я сейчас приеду. – И он глотнул из бутылки остатки «Ю-Ху».
Снова сопение. Бесконечные всхлипы и сопение, перемежаемые чем-то вроде вздохов и рыганий, оханья и стонов, а потом снова всхлипы. Но у телефона, к счастью, был длинный провод, так что Доу удалось добраться до небольшого холодильника и достать оттуда новую бутылку. Порядочно отхлебнув, он зажал телефонную трубку между ухом и щекой, вставил в бутылку воронку, плеснул туда четыре «булька» виски. Затем снова уселся на свой стул и закинул ноги на стол.
В конце концов Лорел выдавила:
– Это не авария. У Карен в фургоне… Их застрелили.
Доу вскочил со стула. Резкое движение оказалось роковым: боль пронзила его насквозь, словно электрический разряд; лицо исказила мучительная гримаса, но теперь было не до того. Расклад был такой, что на боль жаловаться не приходилось.
– Ты сейчас там?
– Да-ы-ы-ы-ы… – ответила Лорел.
– Оставайся на месте и больше никому не звони.
С этими словами Доу резко бросил трубку и, не рассчитав движения, опрокинул бутылку «Ю-Ху». Коричневая жидкость залила весь стол и штаны Доу. Ну вот, на сей раз придется переодеться в форму. Бедные-бедные яйца. Охренеть, ведь это же просто катастрофа! Прямо новость недели.
Патрульная машина со скрипом въехала на подъездную дорожку, ведущую к дому Карен, и ее фары осветили Лорел, стоящую возле двери. Глаза ее опухли, а рот она зажимала руками. Доу тут же выключил фары. Обычно он поступал иначе: ему нравилось ослеплять людей огнями своей полицейской машины – пусть знают, кто здесь главный. Но на сей раз что-то ему словно подсказывало: веди себя потише. Оказалось, Ублюдок действительно мертв, а сорока тысяч баксов как не бывало.
Стоило ему сделать пару шагов навстречу Лорел, как та кинулась вперед и обвила его шею руками. Она тяжело глотала ртом воздух, как и тогда, по телефону, только теперь слезы ручьем струились по шее Доу, и он почувствовал, что просто обязан похлопать ее в ответ по спине. Спина оказалась настолько костлявой, что начальнику полиции почудилось, будто он положил руку на мешок с камнями. Раньше, когда он трахал ее, она была великолепной, цветущей женщиной, хоть и старше его. Теперь она стала попросту старухой лет пятидесяти пяти, а одевалась по-прежнему как шлюха, несмотря на то, что ее сиськи по форме напоминали две палочки копченой колбасы, висящие над прилавком в гастрономическом отделе.
– Ну что ты, детка, успокойся, – сказал он. – Расскажи мне, что случилось.
Доу был готов к этой сцене, поэтому все эти сиськи и сопли не слишком-то его разозлили. В конце концов она смогла говорить.
– Мой сотейник… Я дала ей попользоваться моим сотейником на прошлый День благодарения. А в эти выходные у меня будут гости…
Доу и прежде сталкивался с подобными вещами и терпеть их не мог – эти истерики, когда человек начинает нести чушь.
– Утром я ей позвонила. Спросила, можно ли зайти к ней сегодня. Она сказала – да. Я хотела прийти пораньше, но мне нужно было еще к парикмахеру, и там я просидела дольше, чем собиралась. Так уж вышло.
– Ага… Угу… – Доу нашел под ногами маленький камешек и принялся ковырять его носком ботинка.
– Я сказала, что приду раньше, а пришла позже, чем собиралась, я думала, просто зайду тихонько – и заберу сотейник… Ну, чтобы ее не будить. Я думала, ничего страшного: какая разница?.. Но когда я вошла в фургон…
Дальнейшее Доу пришлось выяснять самостоятельно, потому что на этом Лорел перестала издавать членораздельные звуки и взвыла, а потом снова принялась всхлипывать и судорожно глотать ртом воздух.
– Доченька моя, – бормотала Лорел, – мое единственное дитя…
Хрен вам – дитя, не дитя никакое, а матерая шлюха. К тому же не похоже, чтобы они с Лорел особенно ладили: половину жизни только и делали, что собачились. Поговаривали, что пару месяцев назад они даже подрались – Карен пыталась стащить деньги у мамаши из кошелька, но та ее застукала, а теперь старая сучка несет эту чушь: мое дитя, моя доченька – как же!
Дверь в фургон была распахнута настежь, поэтому Доу оторвал от себя наконец эту стенающую шлюху и поднялся по ступенькам. Внутри была непроглядная тьма, но одного шага внутрь оказалось достаточно.
Да, так и есть. Мертвее не бывает. Чертов Ублюдок. Сдох – это ж надо! И эта сучка Карен тоже сдохла. Ну что за херня? Та еще херня. Ведь Доу даже понятия не имел, кто мог это сделать. И ему это чертовски не нравилось. Ведь его обязанности именно в том и состояли, чтобы подобных казусов не происходило.
Он снова переступил порог, на сей раз в обратном направлении, и тут же наткнулся на Лорел, которая с трудом удерживала сигарету трясущимися пальцами. Ее вытаращенные глаза остановились на Доу – в ожидании окончательного приговора. Ей, видимо, казалось, что он, как профессионал, каким-то чудесным образом сможет все это поправить. Ведь он все-таки офицер полиции, представитель закона. Сейчас он ей объяснит, что на самом деле они вовсе не умерли. А там, в фургоне, – всего-навсего тряпичные куклы. Или актеры. Или вообще никого. Так, обман зрения, игра теней.
