Джонатан Келлерман - Дьявольский вальс
Я заметил следы беспокойства – те линии вокруг глаз и рта, которые с возрастом превратятся в морщинки. Наши глаза встретились. Ее были полны страха перед неизвестностью. Она отошла и села на диван-кровать.
– Было какое-нибудь обследование? – спросил я, хотя перед тем как прийти сюда прочел записи в истории болезни.
– Уколы и анализы. Сканирования всех видов. Мы очень задержались с обедом, и желудок Кэсси его не принял.
– Бедняжка.
Синди прикусила губу:
– Доктор Ивз говорит, что эта потеря аппетита вызвана или нервозностью, или какой-нибудь реакцией на изотопы, которые применяли при сканировании.
– Так бывает, – подтвердил я. – Особенно когда проводят много исследований и изотопы накапливаются в организме.
Синди кивнула:
– Она очень устала. Я думаю, сегодня вы не сможете с ней порисовать.
– Думаю, да.
– Как неудачно сложилось. У вас не было времени применить свои методы.
– Как она перенесла процедуры?
– Так измучилась после припадка, что была совсем апатичной.
Синди бросила взгляд на кровать, быстро отвернулась и уперлась ладонями в диван.
Наши глаза опять встретились. Женщина подавила зевок.
– Извините.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Благодарю. Но мне ничего не приходит в голову. – Она прикрыла глаза.
– Отдыхайте, – проговорил я и направился к двери.
– Доктор Делавэр.
– Да?
– По поводу этого визита на дом. Когда мы наконец выберемся отсюда, вы все еще намерены нанести нам визит, да?
– Конечно.
– Отлично.
Что-то в ее голосе – какая-то резкость, которой я не слышал раньше, – вынудило меня задержаться.
Но Синди лишь повторила:
– Отлично, – и отвернулась, будто примирившись с неизбежностью. Словно только что создавшийся критический момент пошел на спад. Когда она начала теребить свою косу, я вышел.
* * *Вики Боттомли не было видно, дежурила незнакомая мне медсестра. Сделав отметку в истории болезни, я перечитал записи Стефани, невропатолога и консультирующего эндокринолога по имени Алан Маколей, обладавшего крупным и решительным почерком.
Невропатолог не обнаружил в двух последовательных электроэнцефалограммах никаких отклонений от нормы и полагался на Маколея, который заявлял, что признаков нарушения обмена веществ нет, хотя лабораторные исследования все еще анализировались. Насколько можно судить, поджелудочная железа Кэсси в структурном и биохимическом отношении абсолютно нормальна. Маколей предлагал продолжить генетические исследования и сканирование, чтобы исключить какую-либо опухоль мозга, и рекомендовал дальнейшие «интенсивные психологические консультации с доктором Делавэром».
Я не был знаком с этим врачом, и меня удивило упоминание моего имени. Желая понять, что он имел в виду под словом «интенсивные», я разыскал его телефон в больничном справочнике и позвонил.
– Маколей слушает.
– Доктор Маколей, это Алекс Делавэр – психолог, наблюдающий Кэсси Джонс.
– Вам повезло. Давно ее видели?
– Минуту назад.
– Как она?
– Будто выжата – изнурена припадком, я полагаю.
– Вероятно.
– Мать сказала, что желудок не удержал обед.
– Мать, да?.. Итак, чем могу быть вам полезен?
– Я прочитал ваши записи – насчет психологической поддержки. И подумал, нет ли у вас каких-нибудь предложений.
Длительная пауза.
– Где вы сейчас? – наконец спросил Маколей.
– У стола дежурной сестры в «палатах Чэппи».
– О'кей, слушайте. Через двадцать минут у меня начинается прием диабетиков. Я могу прийти туда чуть раньше – скажем, через пять минут. Почему бы нам не встретиться? Третий этаж, восточная сторона.
* * *Заметив меня, он помахал рукой, и я понял, что видел его накануне, на собрании в память о докторе Эшморе. Смуглый лысый мужчина, который говорил хрипловатым голосом о Техасе и «смит-и-вессонах» в каждой сумке.
Стоя, он выглядел еще более крупным. Мощные покатые плечи и руки грузчика. Белая рубашка-поло, выпущенная поверх джинсов, ковбойские сапоги. Пропуск прицеплен прямо над изображением жокея и коня. Разговаривая с долговязым парнем лет семнадцати, он держал в одной руке стетоскоп, а другой изображал движения самолета – крутое пикирование и быстрый набор высоты.
За пятнадцать минут до начала приема в холле отделения эндокринологии начал собираться народ. На стенах висели плакаты о правильном питании. На столе рядом с брошюрами и пакетиками заменителя сахара стопками были сложены детские книжки и потрепанные журналы.
Маколей хлопнул парня по спине, я услышал обрывок фразы:
– Ты делаешь все, как надо, – продолжай в том же духе. Не давай ей портить себе жизнь и постарайся немного развлечься.
– Ага, правильно, – поддакнул парень. Большой подбородок и крупный нос. Большие уши, в каждом по три золотых кольца. Намного выше шести футов, но перед Маколеем он казался маленьким. Жирная желтоватая кожа, будто смазанная маслом, прыщи на щеках и лбу. Волосы подстрижены в стиле «новой волны», так что прическа имела больше линий и углов, чем самые эротические мечты архитектора.
– Намечается вечеринка, – мрачно проговорил он.
– А, так ты любитель этого дела, парень, – воскликнул Маколей. – Только воздерживайся от сахара.
– Да я его...
– Ну, Кес, с этим все в порядке. Этим ты можешь заниматься до изнеможения, при условии, что будешь пользоваться презервативом.
Парень невольно усмехнулся.
Маколей еще раз хлопнул его по спине:
– Ну все, валяй отсюда, убирайся, сгинь. У меня полно больных, которые требуют внимания.
– Ага, хорошо. – Парень вынул пачку сигарет, сунул одну в рот, но не прикурил.
– Эй, балбес, – проговорил Маколей, – твои легкие – это не моя проблема.
Парень засмеялся и поплелся прочь. Маколей подошел ко мне:
– Непослушные подростки с тяжелой формой диабета. Я знаю, что когда умру, то попаду в рай, потому что в аду я уже был.
Он резко протянул мощную руку. Кисть была крупной, но пожатие сдержанным. Его лицо было похоже на физиономию таксы с примесью бультерьера: толстый нос, полные губы, маленькие темные потупленные глаза. Лысина и щетина придавали ему вид человека за сорок. Но я понял, что ему около тридцати пяти.
– Эл Маколей.
– Алекс Делавэр.
– Встреча двух Элов[30], – заметил он. – Давайте уйдем отсюда, пока аборигены не проявили нетерпения.
Он провел меня через двери, открывающиеся в обе стороны, подобные тем, что были в приемной у Стефани, мимо регистраторов, медсестер и врачей, звонящих телефонов и скрипящих авторучек в кабинет для приема пациентов, в котором висела таблица содержания сахара в продуктах питания, выпускаемая одной из сетей магазинов «быстрой пищи». Пять групп продуктов, среди которых особо выделялись различные «бургеры» и «фри».
– Чем могу быть полезен? – спросил он, садясь на стул и вращаясь на нем туда-сюда.
– Есть ли у вас какие-нибудь предположения по поводу состояния Кэсси?
– Состояния? Но душевное состояние – это ваша специализация, а?
– Да, в совершенном мире это было бы так, Эл. Но, к сожалению, реальность не подчиняется нашим желаниям.
Маколей фыркнул, провел рукой по голове, приглаживая несуществующие волосы. Кто-то забыл на столе резиновый молоточек для определения реакции. Он взял его и стукнул себя по колену.
– Вы рекомендовали интенсивную психологическую поддержку, и я подумал...
– Не являюсь ли я слишком чувствительным типом или не считаю ли этот случай подозрительным, так? Ответ – второе предположение. Я прочел ваши замечания в истории болезни, порасспросил вокруг о вас и обнаружил, что вы – классный специалист. Поэтому и решил вложить свою небольшую лепту.
– Значит, считаете случай подозрительным? Как синдром Мюнхгаузена «по доверенности»?
– Называйте как хотите – я занимаюсь эндокринной системой, а не психологией. Но у этого ребенка с обменом веществ все в порядке, могу поручиться.
– Вы уверены?
– Послушайте, уже не первый раз мне приходится заниматься этим случаем – я исследовал девочку несколько месяцев тому назад, когда предполагалось, что у нее кровавый стул. Кроме мамаши, никто этого стула не видел, а красные пятна на пеленке ничего мне не говорят. Может, это сыпь – раздражение от ткани. Мой первый осмотр был очень тщательным. Были проведены все необходимые эндокринные исследования, и даже более того.
– Но есть свидетели последнего припадка.
– Знаю, – раздраженно бросил он. – Медсестра и неспециалист. И низкое содержание сахара в крови объясняет этот припадок с физиологической стороны. Но не объясняет причину. Никаких генетических нарушений и проблем с обменом веществ у ребенка нет, поджелудочная железа работает отлично. Сейчас я занимаюсь тем, что пропахиваю старую борозду, только дополнительно включаю некоторые экспериментальные пробы, которые перенял у медицинской школы, – все-таки они еще придерживаются основ научной методики. Так что перед нами ребенок, которого, возможно, исследовали больше, чем любого другого пациента Западной педиатрической. Не желаете ли сообщить Гиннессу?
