Дэниел Силва - Англичанка

— В награду за свои старания Джереми получил работу мечты, — сказала Саманта Кук. — Джонатан назначил его начальником секретариата и власти дал столько, сколько не было ни у одного из начальников секретариата за всю историю Великобритании. Джереми — щит и меч Джонатана. По сути, он и есть премьер. Ланкастер как-то признался, что сильно жалеет о назначении Джереми.

— Официально признался?

— Нет, в личной беседе, — подчеркнуто возразила мисс Кук. — В очень, очень и очень личной.

— Зачем он вообще дал Фэллону власть?

— Без Джереми Партия до сих пор обитала бы на задворках политического мира, а Джонатан Ланкастер так и остался бы никому не известным оппозиционером, который пытается сделать себе имя на еженедельных вопросах к премьер-министру. К тому же, — добавила репортерша, — Джереми абсолютно предан Ланкастеру. Он убьет за него, а после еще добровольно вызовется убрать следы преступления.

Хотел бы Габриель сказать, насколько она неправа. Однако он молча продолжал идти дальше, в ожидании, что еще расскажет Саманта Кук.

— Их связь куда глубже, дело не просто в долге и верности. Джереми нужен Ланкастеру, без него наш премьер боится не справиться.

— Значит, это правда?

— Что именно?

— То, что Джереми Фэллон — мозг Ланкастера.

— Вообще-то, это полная чушь, зато публика верит. Партия провела собственные общественные опросы, и даже те показали: большинство британцев верит, будто глава правительства — Джереми. — Она погрузилась в задумчивое молчание. — Вот почему я удивилась, увидев Джереми рядом с Ланкастером, когда тот наконец назначил досрочные выборы.

— Удивились?

— Не так давно в правительстве распространился слух, будто Ланкастер намерен вытурить Джереми с Даунинг-стрит.

— Тот стал помехой?

Саманта Кук кивнула.

— Джереми встал Партии поперек горла. Никто не хочет с ним работать.

— Вы не писали об этом.

— Не было достоверных источников, — призналась она. — Кому-то ведь надо придерживаться стандартов.

— Думаете, и до Джереми Фэллона дошли эти слухи?

— Не могли не дойти.

— Он с Ланкастером обсуждал этот вопрос?

— Я не могла ничего подтвердить и потому ничего не писала. И слава богу, — добавила она. — Выставила бы себя полной дурой.

У моста Ватерлоо Габриель взял репортершу под локоть и повел в сторону улицы Стрэнд.

— Вы хорошо его знаете? — спросил он.

— Джереми?

Габриель кивнул.

— Боюсь, никто толком не знает Джереми Фэллона. У меня с ним чисто деловое знакомство, а значит, он говорит то, что хочет видеть в газетах. Эта сволочь — настоящий манипулятор, оттого он и вел себя столь необычно на похоронах Мадлен Хэрт. Никогда бы не подумала, будто он способен пролить хоть слезинку. — Немного помолчав, репортерша добавила: — Похоже, слухи не врали.

— Еще слухи? Какие?

— О том, что Джереми был в нее влюблен.

Габриель резко остановился и взглянул в лицо Саманте Кук.

— Хотите сказать, что у Джереми Фэллона и Мадлен Хэрт была интрижка?

— Мадлен не питала к Джереми романтических чувств, — покачала та головой. — Правда, это не мешало ей использовать его для продвижения по служебной лестнице. Как по мне, эта девушка поднялась слишком быстро. Скорее всего, благодаря Джереми.

Повисла пауза. Они стояли на мостовой у галереи Куртольда. Саманта Кук смотрела на дорожное движение вдоль Стрэнда, а Габриель гадал, чего ради Джереми Фэллон представил любимую женщину Джонатану Ланкастеру. Должно быть, хотел приобрести рычаг воздействия на человека, собравшегося оборвать его политическую карьеру.

— Вы уверены? — спросил он наконец.

— В том, что Джереми втрескался в Мадлен?

Габриель кивнул.

— Уверена. Если в таких делах вообще можно быть в чем-то уверенной.

— То есть?

— От проверенных источников я слышала, что Джереми использовал любой, даже самый мелкий повод пообщаться с Мадлен. Выглядел он, должно быть, жалко.

— Почему вы ничего не написали, когда Мадлен исчезла?

— В то время это было не очень уместно. А теперь, когда она погибла…

Они вошли в галерею, купили два билета и поднялись к выставочным залам. Посетителей, как обычно, не было. В седьмом зале они остановились перед пустой рамой, висящей тут как напоминание о краже визитной карточки галереи — «Автопортрета с забинтованным ухом» Ван Гога.

— Какая жалость, — заметила репортерша.

— Да, — согласился Габриель. Отвел Саманту Кук к «Больше никогда» Гогена и спросил, не встречалась ли она с Мадлен Хэрт лично.

— Встречалась, однажды, — ответила мисс Кук, указав на женщину на холсте, будто говорила о ней, а не о погибшей. — Когда готовила статью о попытках Партии переманить электорат у оппозиции. Джереми отправил меня к Мадлен. Мне она показалась чересчур красивой и в то же время потрясающе умной. Порой начинало казаться, будто это она берет у меня интервью. Впечатление было, будто меня… — Мисс Кук помолчала, подбирая нужное слово. — …будто меня нанимают… для чего, правда, не знаю.

Когда она договорила, послышался звук шагов. Обернувшись, Габриель заметил пожилую пару: мужчина, лысый — если не считать похожего на тонзуру венчика волос — и в тонированных очках; женщина — немного моложе спутника — с путеводителем по музею. (Буклет она раскрыла наобум.) Пара молча, будто роботы, переходила от картины к картине, задерживаясь у каждой лишь на несколько секунд. Подождав, пока они скроются в смежном помещении, Габриель отвел мисс Кук вниз, а затем — в просторный внутренний двор. В теплую погоду лондонцы — кто работал в офисных зданиях вдоль Стрэнда — обожали собираться здесь, однако сейчас, под холодным ветром, металлические столики стояли незанятые; танцующий фонтан грустно журчал, словно брошенная ребенком игрушка.

— Вы написали хорошую статью о Мадлен, когда она исчезла, — сказал Габриель, пока они прохаживались вдоль периметра двора.

— Я и сейчас готова подписаться под каждым словом. Мадлен была невероятно собранной и уверенной для человека с ее происхождением и воспитанием. — Репортерша задумчиво нахмурилась. — Когда она пропала, ее мать вела себя очень странно. Обычно, если у человека пропадает родственник, он теребит прессу только так, а мать Мадлен молчала. Закрылась ото всех. И вот она словно исчезла с лица земли. Как и брат Мадлен.

— В каком смысле?

— Когда я собирала материал, — репортерша кивнула на карман, в котором у Габриеля лежала статья, — никто из них не ответил. Я звонила, звонила им домой — все без толку. Потом не выдержала и лично поехала в этот чертов Эссекс. Буквально сидела у них под дверью, ждала. Сосед сказал, что с самых похорон семью Хэрт никто не видел.

Габриель не ответил. Мысленно он прикинул, сколько ехать из центра Лондона в Бейзилдон, что в Эссексе, вечером, когда всюду пробки.

— Я уже прилично наговорила, — напомнила Саманта Кук. — Теперь ваша очередь. На что, черт возьми, великому Габриелю Аллону сдалась мертвая англичанка?

— Боюсь, пока я не могу открыться.

— А когда сможете?

— Там видно будет.

— Вы же понимаете, — с вызовом произнесла Саманта Кук, — что одно только ваше присутствие в Лондоне, все эти расспросы, это уже материал для статьи.

— Верно, — признал Габриель. — Однако вы не осмелитесь написать что-либо или хотя бы упомянуть о нашем разговоре.

— Это почему же?

— Я не поделюсь с вами материалом для статьи куда более захватывающей.

Улыбнувшись, Саманта Кук взглянула на часы.

— Могла бы целую неделю с вами болтать, но мне пора. Надо подготовить статью для завтрашнего выпуска.

— О чем она?

— «Волгатек-Нефтегаз».

— Российская энергетическая компания?

— Впечатляет, мистер Аллон.

— Стараюсь следить за новостями. Здорово помогает в работе, знаете ли.

— Ну еще бы.

— Так о чем пишете в статье?

— «Зеленые» недовольны предстоящей сделкой, предсказывают обычные в таком деле беды: выбросы нефти, таяние полярных льдов, угроза затопления прибрежных строений в Челси… Им плевать, что сделка принесет миллиарды долларов лицензионных сборов и обеспечит работой несколько сот тысяч шотландцев, которые иначе пропадут.

— Де́ржитесь золотой середины?

— Как обычно, — улыбнулась Саманта Кук. — Источники утверждают, что сделка — детище Джереми. Последний крупный замысел перед уходом с Даунинг-стрит. Я пыталась поговорить с ним, но он ответил двумя словами, которых я от него прежде ни разу не слышала.

— Какими?

— «Без комментариев».

Репортерша оставила Габриелю визитку, пожала ему руку и вышла через сводчатую арку на Стрэнд. Габриель выждал еще пять минут и только потом воспользовался тем же выходом с внутреннего двора галереи. На улице он сразу приметил пожилую пару — старички ловили такси. Пройдя мимо них, не поднимая головы, Габриель направился в сторону Трафальгарской площади, где на двухминутку ненависти собралась тысяча протестующих против Государства Израиль. Забурившись в толпу, Габриель стал медленно проталкиваться сквозь нее, то и дело оборачиваясь — проверяя, не идет ли кто за ним. Наконец ливень разогнал демонстрантов — те разбежались в поисках укрытия. Габриель примкнул к группе пропалестински настроенных актеров и художников, что направлялись в бары Сохо, однако на Чаринг-Кросс-роуд отстал от них и спустился на станцию метро «Лестер-сквер». Шагнув на эскалатор, он достал сотовый и позвонил Келлеру.