Хэрри Грей - Однажды в Америке
— Нет ни места на кладбище, ни денег на похороны.
Макс позвонил на кладбище и попросил отвести участок за наш счет. Он разрешил раввину воспользоваться услугами нашего похоронного бюро и выбрать у нас на складе любой из сосновых гробов. История, рассказанная раввином, напомнила мне о положении, в котором когда-то оказалась наша семья, и я выделил для похорон катафалк и два автомобиля.
— Да благословит вас Бог, джентльмены. Я помолюсь за вас, — сказал раввин.
Мне хотелось, чтобы он побыстрее оставил нас в покое, но тем не менее я ответил ему на идише:
— В этом нет никакой необходимости, ребе. Мы все — агностики.
Раввин посмотрел на меня с грустной улыбкой мудреца и сказал:
— Значит, тем более я должен помолиться за тебя, как когда-то молился за твоего отца. Да, было время, когда твой отец говорил и поступал так же, как ты.
— Как поступал? Что вы имеете в виду?
— Возможно, это тебя удивит, мой мальчик, — снисходительно улыбнулся раввин, — но в свое время, в Одессе, твой отец был известным человеком.
— Что?! — вырвалось у меня.
— Да, и у твоего отца было яркое прозвище, так же как у тебя сейчас.
— Этого не может быть!
— Может! — отрезал раввин. — В одесских гетто твоего отца называли Изралик Штакер. Он был известным конокрадом и контрабандистом.
Раввин усмехнулся, увидев мое неподдельное изумление.
— Моего отца называли в Одессе могучим и крутым Израилем? — В моем голосе звучали удивление и восхищение.
— Да. И единственная причина, по которой я это тебе сообщил, заключается в том, что, судя по всему, это — единственчое качество, которое ты уважаешь в людях.
— Как случилось, что из одной крайности он ударился в другую?
— Когда мы вместе с ним оказались в нашей новой стране, я помог ему изменить его взгляды. Затем, все осознав и приняв Бога, он постарался искупить свои прежние грехи.
— Не переставая говорить, раввин двинулся к двери. — В Библии сказано: «Грехи отцов…» — Он вдруг замолчал и ласково улыбнулся. — А в Америке говорят: «Каков отец, таков и сын». Когда-нибудь, с моей помощью, ты будешь вести себя, как подобает настоящему еврею. Спасибо за все и шолом алейхем мальчики!
— Заходите, ребе, поболтаем, — бросил я ему вслед. Он усмехнулся:
— Лучше я зайду, когда возникнет срочная необходимость в шнапсе или финансовой помощи.
— Заходите в любое время, — ответил я.
После ухода раввина я надолго замер в кресле зажав рюмку в руке. Макс пихнул меня.
— Эй, очнись, Башка. О чем задумался?
— Что? — очнулся я. — Что у тебя на уме?
— А, я думал об отце. Он был настоящим мужчиной, представляешь? Его называли Израликом Штакером. Эй, Макс, не знаешь оптовика, у которого я мог бы купить новое большое надгробие на его могилу?
— Конечно, знаю. Когда представится возможность, мы вместе туда сходим.
В гости ненадолго заглянули Веселый Гониф, Глазастик и Пипи. Увидев их, Макс произнес:
— Как раз вас-то я и хотел увидеть, братцы. Вы что научились читать мысли?
Веселый помотал головой:
— Нет. Мы зашли немного выпить и занять маленько денег. У нас в карманах пусто, как…
— У безгрудой девки за пазухой? — сухо закончил Макс. — Как насчет того, чтобы вначале прочитать небольшую поэму. Придумал что-нибудь новенькое?
— Макс, не заводи его! — завопил Простак.
— Давай-давай, Веселый, прочитай им ту, что приду мал вчера вечером, — подбодрил Глазастик.
— Ладно, ладно, — смущаясь, проговорил Веселый. — Вот, слушайте:
Мари овечку завелаИ как-то с нею спать легла.Овца бараном оказалась,С ягненочком Мари осталась.
Мы молча сидели, ожидая продолжения. Веселый посмотрел на нас и пожал плечами:
— Это все.
— О нет! — простонал я.
— Бог ты мой! — сказал Макс.
Косой засмеялся:
— Не слушай их, Веселый! Это было здорово. Ты просто поэтический гений.
— Вы, кажется, войдя, объявили, что у вас завелось безумное количество денег? — ехидно осведомился Макс.
— Да уж, — уныло отозвался Веселый. — У меня — как раз на всю оставшуюся жизнь: с такими деньгами я сдохну к сегодняшнему вечеру.
Макс швырнул каждому из них по сотенной и сказал:
— Это аванс. У меня для вас небольшая работа. Будьте здесь сегодня в десять вечера.
— Что за работа? — спросил Веселый.
— Вечером и узнаете.
Гости пропустили по паре рюмок и удалились. В три тридцать Мои объявил:
— Профессор ждет в зале.
— Пускай войдет, — ответил Макс.
Профессор проворно вошел в комнату. Он был похож на энергичного торгового агента. Его глаза оживленно сверкали, белые зубы сияли в дружелюбной улыбке. Он с жаром пожал наши руки, показывая, насколько рад встрече.
— Ребята, вам нужна предварительная демонстрация? — спросил он.
— Да, если вы не против, — ответил Макс. Профессор улыбнулся:
— Вовсе нет, вовсе нет. Для меня это одно удовольствие. Кто-нибудь, помогите мне управиться с этой штуковиной.
Косой вызвался в помощники, и они вдвоем внесли машину в комнату. Это был громоздкий ящик, почти два метра в длину и более полуметра в ширину. Его осторожно поставили на стол, и Профессор начал демонстрацию. Она убеждала. Наблюдая за его действиями, я понял, откуда берутся доверчивые простаки. Прямо здесь, у нас на глазах, он поворачивал рычаг, заправив с одной стороны чистый лист бумаги размером с купюру, и с другой стороны через узкую щель выползала новенькая хрустящая десятидолларовая бумажка. Это на самом деле впечатляло. Казалось, машина действительно делает десятидолларовые купюры. До нас доносились звуки сложно функционирующего механизма. Что-то они мне напоминали, но я никак не мог сообразить, где я их слышал.
— Эта штука слишком хороша для Химмельфарбов, — шутливо заметил Макс. — Давайте оставим ее себе.
— Иногда я сам начинаю верить в то, что она работает, — улыбаясь, сказал Профессор. — Посмотрим, что вы скажете, когда увидите ее внутри.
Он открыл крышку. Под ней находилась масса колесиков, шестеренок и пружин.
— Черт меня подери! — воскликнул Макс. — Она что, настоящая?
— Настоящая, настоящая! — весело ответил Профессор. — Внутренности состоят из двух старых игровых автоматов без этих фруктов-ягодок на барабанах.
Профессор извлек из ящика начинку и показал нам секретный отсек, в котором находились десятидолларовые купюры. Когда он повернул рычаг, механическое устройство втянуло чистый бумажный лист с одной стороны машины и подало его в скрытый отсек, находящийся под отсеком с настоящими купюрами, после чего сработал другой механизм, выталкивающий из щели десятидолларовую бумажку, словно она была только что напечатана. Механика игровых автоматов использовалась исключительно для маскировки, чтобы придать изделию сложный вид и произвести побольше шума.
Мы согласились, что все сделано очень умно, и Профессор с удовольствием выслушал наши похвалы.
— У меня еще одна просьба, — произнес Макс, обращаясь к Профессору. — Мне хотелось бы иметь еще один такой сундук, но без начинки.
Профессор поднял брови:
— Пардон?
Макс повторил просьбу и с улыбкой добавил:
— Не беспокойтесь, Профессор, я не собираюсь составлять вам конкуренцию. Мне нужен пустой ящик, без всякой механики. У вас такой найдется? Я не могу рассказать, зачем он мне, но это весьма важно.
— Конечно, Макс, конечно, — быстро проговорил Профессор.
— Если бы я знал, то прихватил бы такой сундук с собой.
— После того как мы закончим с Химмельфарбами, я пошлю Косого за ним к вам в магазин, хорошо? — спросил Макс.
— Бери их столько, сколько тебе надо, — ответил Профессор.
— Мне нужен только один.
Я задумался: для чего Максу понадобился пустой ящик? Затем меня осенило, и его идея мне не очень понравилась. Я подумал, что Макс часто рискует без всякой необходимости. Профессор привел машину в рабочее состояние, зарядил ее сорока новыми десятидолларовыми купюрами и, отсчитав сорок листков чистой бумаги, аккуратно упаковал их и засунул себе в карман. Мы отнесли машину в грузовой фургон Профессора и поехали впереди на «кадиллаке», показывая ему дорогу к заводу Химмельфарбов.
Когда мы прибыли на место, братья первым делом выставили всех посторонних за пределы склада. Охраннику они предоставили оплачиваемый отгул на оставшуюся часть дня. На оплате отгула настоял Макс.
Профессор действовал безукоризненно. Братья выпученными глазами смотрели, как из машины выскальзывают десятидолларовые купюры. Когда Профессор откинул крышку и показал им внутреннее устройство машины, это произвело на них требуемое впечатление. Старший Химмельфарб от возбуждения забрызгал всех вокруг слюной и начал изъясняться только в превосходной степени: «Великолепно! Изумительно! Колоссально!» Когда речь зашла об уплате тридцати пяти тысяч, возникла небольшая заминка. Химмельфарб потребовал письменной гарантии на год бесперебойной работы машины. В конце концов Профессору удалось его убедить.