Роберт Кормер - После Шоколадной Войны
Арчи улыбнулся собравшимся, но Оби никогда не видел такой улыбки на его лице. В ней не было ни радости, ни сердечности — просто так, сложенные губы, словно работник морга, вылепил в плоти покойника гротескную пародию на улыбку. Но глаза Арчи не улыбались. Они, как булавка, воткнулись в Оби, словно он был насекомым, распятым под стеклом на стенде в классе биологии. Оби беспомощно посмотрел на Арчи, и проклятье сошло. На губах Арчи внезапно загорелась улыбка — улыбка проигравшего или просто неудачника, достаточно добрая, чтобы без сожалений принять свое поражение.
— Увидимся на ярмарке, — сказал Арчи. Еще раз взглянув на Оби, он снова повернулся к собравшимся. — Свободны, — крикнул Арчи.
Еще какую-то долю секунды, никто не двигался, никто не смел пошелохнуться, и затем раздался грохот, потому что все встали и решили уйти одновременно.
«Увидимся на ярмарке».
И Оби присоединился к толпе притискивающихся в единственную дверь. Он искал ответ на вопрос: эти слова были утверждением свершившегося факта, обещанием или угрозой?
---Они наткнулись на Джанзу в кафе «Свит-Шоп», где он занимался своим обычным делом. Это значило, что он перемещался от кабинки к кабинке, от столика к столику, запугивал, угрожал и вымогал деньги (не обязательно в таком порядке). Запугивал, просто останавливаясь у края кабинки и бросая на сидящих внутри свирепый взгляд, осматривая их с ног до головы.
Присутствие Джанзы всегда являлось угрозой. От него исходила энергия насилия, и всем казалось, что он вот-вот взорвется от злости безо всякого предупреждения или причины, и каждый раз, где появлялся Джанза, оживленная беседа прекращалась, дети отворачивались, чтобы не встретиться взглядом с его маленькими свиными глазками.
Теперь, как он крутился вокруг «Свит-Шопа», появляясь то здесь, то там, «заимствуя» доллар у возбужденного сверстника, чье имя он позабыл, и вряд ли увидит его снова, но останется ему должен, или у кого-нибудь помладше, с кем разговор был еще короче. Расхаживая с важным видом и осознавая, что его присутствие так влияет на других, он получал жирную порцию удовольствия.
Джерри и Губер выжидали в тени и наблюдали за кафе. Губер переступал с ноги на ногу, что-то негромко насвистывая и чувствуя себя неспокойно. Джерри просто стоял и ждал, наблюдая за каждым шагом Джанзы, время от времени вытягивая шею, чтобы не упустить того из вида.
Спустя какое-то время Джерри сказал:
— Он идет сюда.
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Губер.
— Не волнуйся, — ответил Джерри.
На самом деле, Джерри не знал, зачем ему было нужно следить за Джанзой, и что нужно было делать дальше. В его сознании все было слишком туманно, чтобы как-то объяснить это Губеру. Все, что он знал, так это то, что ему нужно было встретиться с этим животным, и он это знал с того момента, как увидел Джанзу, стоящим на другой стороне улицы напротив окна его спальни.
Джанза вышел из «Свит-Шопа» и, хлопнув дверью, он плюнул в окно — так он уходил всегда. Он побрел в направлении центра города. Джерри и Губер пошли следом, держась позади него не ближе, чем в тридцати ярдах.
— Он увидит нас, если обернется, — прошептал Губер.
— Хорошо, — ответил Джерри.
Они шли следом за Джанзой по Вест-Стрит через Парк Вязов и через новую промышленную зону «Эплз» [яблоки], называемую так, наверное, потому что все близлежащие улицы были названы сортами яблок: Мак-Кинтош, Болдуин, Восхитительная. «Можно вообразить, как кого-нибудь спрашиваешь: «Простите, Вы живете в доме номер двадцать на Восхитительной улице?» — подумал Джерри и чуть не расхохотался, понимая, что его смех был бы нервозным.
— Интересно, куда он идет? — спросил Губер. — Он живет где-то не здесь.
И уже другой район: разваливающиеся здания, перекошенные стены, замусоренные улицы, руины под снос, переулок, внезапно разинувший пасть, словно темная неприступная пещера.
Джанза повернул за угол, и они ускорили шаг, боясь его потерять. Старомодные уличные фонари бросали слабый свет на потрескавшийся асфальт и на еще сильнее выделяющиеся темные закоулки. В поле зрения Джанзы не было.
Джерри и Губер озадаченно стали. Губеру захотелось уйти, но он беспокоился за безопасность Джерри. Джерри пнул ногой телефонный столб.
— Хай, парни…
Голос Джанзы раздался откуда-то из тьмы расстелившейся рядом аллеи.
— Вы думаете, что я не вижу, что вы меня преследуете? — спросил он, прислонившись к стене. Как обычно, он был очень доволен собой. — Боже, Рено, ты жаждешь наказания, ты это знаешь?
— Это ты жаждешь, Джанза, — ответил Джерри, приятно удивившись собственному спокойствию, нормальному сердцебиению — все в порядке.
Эмил вышел на свет. В его глазах заполыхал гнев. Челюсть отвисла. Никто еще так не разговаривал с Эмилом Джанзой, а тут этот худощавый «новичок»?
— Ты всегда был хитрым парнем, Рено. Именно поэтому мне пришлось избить тебя полгода назад, и поэтому я сделаю это снова, — и стал что-то расчесывать между ног. — Добро пожаловать в мои объятия, — сказал Паук Мухе… — добавил он, оглядываясь назад, на аллею: что у него за спиной? — Смотри, я тоже знаком с поэзией.
Поэзия? «Паук и Муха»? Если бы ситуация не была столь опасна, Губеру стало бы смешно. Вместо этого, он зашептал:
— Уходим, Джерри…
Джерри отрицательно качнул головой:
— Я никуда не иду.
— Расчисть дорогу, парень, — сказал Джанза Губеру. — пока я не приделал к тебе ручку. Где твоя люлька? Детское время кончилось. Он — один.
— Никуда я не пойду, — возразил Губер, надеясь, что дрожь в его голосе не была заметной.
Джанза сделал шаг вперед:
— Да ты…
— Уйди, Губ, — спокойно сказал Джерри. — Подожди за углом.
Губер стоял, как вкопанный, упрямо качая головой.
Нога Джанзы подскочила и со всех сил въехала Губеру между ног. Тонкое тело съежилось от боли, перешедшей в рвоту, закипевшую в поиске выхода. Тонкие, длинные ноги подкосились, и он облокотился на рядом стоящий столб.
Джерри повернулся к Губеру, чтобы ему помочь, но в этот момент кулак Джанзы изо всех сил вошел ему в щеку, отчего в глазах у Джерри запрыгали огненные зайчики. Он закрыл руками лицо и тут же понял, что совершил ошибку, и даже две. Первая была в том, что он не ожидал, что Джанза ударит без предупреждения. Вторая состояла в том, что он не напряг мышцы брюшного пресса. Еще один кулак Джанзы мягко вошел в живот Джерри, и у него тут же сперло дыхание. Он слышал, как где-то рядом, стоя на коленях, рыгал Губер.
Джанза сделал шаг назад. С ним была все та же его улыбка, кулаки и готовность.
— Давай, Рено, — сказал он, подзывая Джерри во тьму аллеи. — Твой друг тебя больше не интересует, не так ли?
И теперь Джерри знал, что ему нужно делать. Щека, все еще ныла от боли, и тошнотворная изжога переливалась у него внутри, он пошел за Джанзой, зная теперь, что у него уже нет поддержки и какой-либо уверенности в себе. Держа руки на боках, он выглядел беззащитно, но знал, в чем была его сила. Он сделал шаг навстречу Джанзе.
В двух или трех окнах, выходящих на аллею, по очереди зажглись лампочки, залив узкий проход аллеи светом. В одном из окон раздвинулись занавески. Джерри почувствовал, что ему в спину кто-то смотрит, кто-то, облокотившись на подоконник, наблюдает за происходящим на сцене, и никто ничего не говорит, не приветствует их и не выражает своего негодования.
— Принимай, Рено, — усмехнулся Джанза, его кулаки были готовы у его груди.
Джерри качнул головой:
— А я их не приму, — его голос был раскрепощен.
— Ты боишься, драться.
— Нет, это ты дерешься, Джанза, — сказал он сквозь дыхание. — А я — нет.
— Ладно, — ответил Джанза. — Твои похороны, приятель.
Джерри собрался, вспомнив последнюю осень, когда Джанза бил его на ринге, но тогда они дрались по милости Превеликого Арчи Костелло, и оба были марионетками, исполнявшими роли, предначертанные Арчи. Но на сей раз, Джерри был на своих собственных ногах и со своим собственным выбором.
Джанза ударил его два раза подряд, оба удара пришлись по лицу, один — в челюсть, другой — по правой щеке. Голова Джерри инстинктивно уворачивалась от ударов, все равно принимая кулаки Джанзы.
Джанза остановился. Он снова расставил ноги, сощурил глаза, прицеливаясь. И снова фальшивый удар в лицо Джерри, уже вместо живота, но его кулак лишь коснулся его щеки. Буркнув от отвращения к не произведенному эффекту, набросился на лицо Джерри и на его тело, нанеся еще несколько ударов. Джерри обеими ногами стоял на земле. Ощутив вкус крови во рту и поняв, что один его глаз не закрывается, он впитал в себя боль, но и нашел ее вполне терпимой. И его удивило, что он не только продолжал стоять на ногах, но и не терял равновесия, даже если каждый прямой удар отодвигал его назад.
