Джеффри Линдсей - Двойник Декстера
Наверное, я бы в любом случае нашел повод поприсутствовать, поскольку отчаянно жаждал любой зацепки относительно того, кто совершил это ужасное преступление. Больше чем кто бы то ни было во всем департаменте, больше чем кто бы то ни было во всех правоохранительных органах на свете, на всем земном шаре я хотел найти убийцу Элиссы и отдать в руки правосудия. Нет, не в руки той медлительной слабоумной потаскушки, которая называется «юридической системой Майами». Я хотел разыскать его сам и лично втащить по ступеням в Декстеров Храм Темного и Окончательного Правосудия. Поэтому я сидел, ежился и слушал, пока Ларедо подводил итог нашим знаниям, а их оказалось чуть меньше, чем ничего.
Никаких серьезных улик, не считая нескольких следов кроссовок самой распространенной модели и размера. Ни отпечатков пальцев, ни волокон, ничего, что могло бы привести к более интересному объекту, нежели мои старые кроссовки, — и потом для их розыска Ларедо пришлось бы нанять хорошего водолаза.
Я внес свою лепту, сказав, что по части кровяных брызг — тоже ничего нет, и нетерпеливо подождал, пока кто-то не произнес:
— Разведена, да?
Ларедо кивнул.
— Я попросил разыскать ее бывшего мужа, Бернарда Элана, — сказал он, я оживился и подался вперед. Но тут же Ларедо пожал плечами и продолжил: — Не везет нам. Он умер два года назад.
Возможно, он сказал что-то еще, но я уже не слышал, поскольку на свой ненавязчивый лад обомлел от ужаса. Бывший муж Элиссы умер два года назад. Хотел бы я от души поверить, будто так оно и есть, но мне прекрасно известно: он отнюдь не мертв, а, напротив, изо всех сил старается убить меня. Но Ларедо имел репутацию хорошего полицейского — если он утверждал, что человек мертв, значит, имел серьезные основания считать это правдой.
Я отключился от скучных полицейских разговоров, задумался и предположил лишь два варианта. Либо мой Свидетель на самом деле не бывший муж Элиссы Элан, либо он каким-то образом умудрился инсценировать собственную смерть.
Нет смысла выдумывать прикрытие целиком и полностью, включая десятки фиктивных записей, посвященных Э. и разводу с ней. Свидетель, несомненно, заметил меня во дворе, когда я рассматривал «хонду», и, бесспорно, он ссорился в доме с женщиной, и, конечно, именно его спину я видел в дверях. Поэтому приходилось верить: он на самом деле являлся бывшим мужем Элиссы и действительно убил ее.
То есть он заставил копов поверить в собственную смерть.
Когда инсценируешь свою смерть, самое трудное — подделать фактические свидетельства. Нужно предъявить полиции реалистичный сценарий, правдоподобное место преступления с недвусмысленными уликами и убедительный труп. Весьма немногим это удается, так как очень трудно проделать всю работу без погрешностей.
Но…
Как только ты миновал первую стадию, поплакал на собственных похоронах и предал тело земле, становится намного проще. Решив, будто он «умер» два года назад, Бернард свел остальное к бумажной работе. Разумеется, мы живем в двадцать первом веке, и бумажная работа в наши дни означает работу компьютерную. Есть несколько центральных баз данных, которые придется взломать и ввести поддельную информацию. Кое-куда достаточно трудно проникнуть, хотя я бы предпочел не объяснять, откуда мне это известно. Но когда тебе наконец удается преодолеть разные киберзащиты, достаточно набрать лишь пару строчек с новыми или слегка измененными сведениями…
Это вполне возможно, хотя и трудно. Наверное, я бы справился, несмотря на все хитрости процесса. Мое мнение о Свидетеле и его компьютерных способностях поднялось на несколько пунктов и отнюдь не порадовало меня.
Я продолжал грустить, покидая совещание. Явившись туда, я питал слабую надежду найти малюсенькую крошку хлеба в начале широкой тропы, по которой я бы пошел за Свидетелем. После совещания надежда окончательно исчезла. Я опять не узнал абсолютно ничего нового. Никогда не надо надеяться.
И все-таки оставалась одна тоненькая ниточка, и я поспешил к компьютеру, желая выяснить, куда она ведет. Я тщательно искал Бернарда Элана, затем Берни Элана. Большинство официальных записей оказались удалены, и вместо них значилось «умер». Этот человек, как бы его теперь ни звали, проделал отличную работу.
Я обнаружил несколько старых статей о некоем Берни Элане, игравшем в небольшом бейсбольном клубе в Сиракузах. Он был неплохим подающим, но «закручивать» так и не научился; Берни не пробился в высшую лигу и ушел, проведя в клубе полтора сезона. Нашлась даже фотография в профиль — мужчина в бейсбольной форме замахивался битой. Снимок оказался зернистым и слегка размытым, поэтому я, конечно, не сомневался, что у Берни есть лицо, но не поручился бы, как оно выглядит и сколько у него носов. Больше нигде в Интернете фотографий Берни не имелось.
Вот и все. Теперь я знал: мой Свидетель некогда играл в бейсбол и хорошо владеет компьютером. Сфера поисков сократилась всего до каких-то двух-трех миллионов человек.
Следующие несколько дней слились в сплошное потное пятно, и не только потому, что лето окончательно вступило в свои права и поддало жару. Декстер постоянно трепетал, непрерывно, двадцать четыре часа в сутки охваченный состоянием, близким к панике. Я был взволнован, рассеян, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме мысли о неведомом Свидетеле, подбирающемся ко мне, чтобы нанести удар, который я не способен отразить. Нужно бьггь начеку и ждать чего угодно — но как? С какой стороны и когда придет неведомое? Как подготовиться, если я не знаю, к чему, зачем и каковы сроки?
Тем не менее я должен быть готов каждую минуту, каждый час, днем и ночью — немыслимая задача. Хотя все мои колесики и шестеренки бешено вертелись, я не двигался вперед, а только погружался в бездну страха. Охваченный паранойей, я слышал Его шаги за спиной, и мне казалось, будто Свидетель крадется за мной по пятам, вооруженный бейсбольной битой и отнюдь не с благими намерениями.
Это заметил даже Вине Мацуока; впрочем, трудно было не заметить, поскольку я подскакивал, как ошпаренный кот, всякий раз, когда он откашливался.
— Сын мой, — произнес он наконец, глядя на меня поверх своего лэптопа, — у тебя всерьез сдают нервы.
— Я слишком много работаю, — ответил я.
Вине покачал головой:
— Значит, нужно больше развлекаться.
— Я женатый человек с тремя детьми и кучей дел. Мне некогда развлекаться.
— Прислушайся к мудрости старца, — проговорил он голосом Чарли Чена[15]. — Жизнь слишком коротка, поэтому нужно хоть пару раз хорошенько напиться и побегать голышом.
— Мудрый совет, Наставник, — согласился я. — Наверное, сегодня на собрании бойскаутов я именно так и поступлю.
Вине кивнул и серьезно посмотрел на меня.
— Прекрасно. Учи их, пока они еще малы… и они запомнят.
Вечером действительно предстояло еженедельное собрание «волчат» — младших бойскаутов. Коди состоял в «волчатах» уже год, хотя ему и не нравилось. Мы с Ритой единодушно решили: скаутство пойдет мальчику на пользу и, возможно, поможет раскрыться. Разумеется, лично я считал единственно верным способом вытащить Коди из скорлупы — выдать ему нож и какое-нибудь живое существо для экспериментов, но в разговорах с Ритой предпочитал избегать скользкой темы. Бойскаутский клуб выглядел лучшей альтернативой. И мне действительно казалось, что Коди извлечет пользу, поскольку научится вести себя как настоящий человеческий детеныш.
Поэтому, приехав домой, я торопливо проглотил остатки цыпленка по-карибски, пока Рита возилась с бумагами на кухонном столе, и запихнул в машину Коди в синей скаутской форме, которую он надевал каждую неделю с плохо скрываемой ненавистью. Он считал форму, включающую шорты, не просто ужасной модой, но еще и унижением для каждого, кто вынужден ее надевать. Однако я внушал Коди, что, побыв скаутом, он научится вписываться в коллектив. Я попытался разъяснить, что эта часть подготовки важна точно так же, как и умение избавляться от остатков тел, и мальчишка целый год повиновался, ни разу не выказав открытого сопротивления.
Мы приехали в начальную школу за несколько минут до начала собрания и молча сидели в машине. Коди предпочитал дожидаться здесь вместе со мной — видимо, Вписываться в Коллектив ему оставалось по-прежнему неприятно и слишком сложно. Именно поэтому по вечерам мы частенько сидели вдвоем и ничего не делали, не считая скупого обмена словами. Коди всегда говорил мало, но к его двух-трехсложным высказываниям стоило прислушиваться. Несмотря на мою великую нелюбовь к клише, я вынужденно признавал — мы Привязались Друг к Другу. Сегодня, впрочем, я чересчур отвлекся, выискивая среди теней нечто зловещее, и не заметил бы ничего, даже если бы Коди процитировал «Камасутру» целиком.
К счастью, он был не в настроении разговаривать и пристально рассматривал других детей, которые вылезали из машин и входили в школу в сопровождении родителей или одни. Разумеется, я тоже внимательно их изучал.
