Мартин Смит - Три вокзала
— Если кто-то не признается.
— Нет тела — нет и дела. Все, что надо сделать убийце — просто переждать.
— На минуту предположим, что я прав, хотя звучит неправдоподобно. Если у тебя есть маньяк, который, убивая, успеет досчитать до пяти, то он от нас улизнет. Он может исчезнуть на год или два, а потом снова начнет отсчет — например, с новой труппой коллег по балету.
— У нас нет номера три.
— Правильно. Сузим исследование — женщины восемнадцати-двадцати двух лет, студентки, балерины, к которым приставали, убитые, случаи передозировки, нераскрытые дела. Например, за два последних года — до Веры.
— Только два?
— Если я прав, это — важный отличительный признак. Убийца же не пятилетками работает — он не может ждать долго.
Аркадий проследил, как муха проделала долгий путь по стене, проползла через весь потолок вокруг люстры — и все только для того, чтобы истерично зажужжать на липкой бумаге для ловли насекомых.
* * *Аркадий возвратился домой после полуночи и нашел Аню — она сидела в темноте.
— Я хотела извиниться за то, как вела себя на вокзале, — сказала она.
— О’кей, ты, кажется, пользуешься популярностью у детей.
— Но не у тебя.
— Ты измучена, тебе не следовало выходить из дома. Ты сегодня ела? — спросил Аркадий.
Когда она только что задумалась над ответом, он направился к холодильнику и достал остатки вчерашнего ужина, поставил чайник.
— Есть не хочется, — сказала Аня.
— А кто ест в такое время? — Он стал резать колбасу и черный хлеб.
— Можно мне остаться еще на одну ночь?
— Ты можешь оставаться столько, сколько надо. Кто-то видел тебя на улице?
— Только дети. Я не буду совать нос в чужие дела, если тебя это беспокоит.
— Уверен, ты уже здесь все осмотрела. Наверное, проверила каждый угол в квартире. Изучила все ящики, которые не открывали годами. Сейчас главное другое: тебя никто не видел. Пока тебя считают умершей, ты — в безопасности.
— А когда я захочу ожить?
— В нужное время. Ты знаешь, какая машина у Сергея Бородина?
— Огромный американский автомобиль. А почему ты спрашиваешь?
— Кто-то попытался на меня сегодня наехать. — Аркадий налил две чашки чаю. — Когда человек пытается на меня наехать, я хочу узнать, почему. Он — убийца, или ревнивый любовник? Это — разные вещи.
— Иди ты к черту.
«Все нормально, подумал Аркадий, цвет лица вернулся, и она начала понемногу есть».
— Итак, ты все-таки продолжаешь заниматься расследованием, — спросила Анна.
— Если бы у нас был свидетель, это помогло бы раскрыть дело. Неужели ты совсем ничего не помнишь?..
— Ничего.
— Но ты не ответила на мой вопрос.
— Сначала скажи мне, с кем ты спишь? — спросила Аня. — Или это не мое дело?
— Нет, только не это. Но, честно говоря, ни с кем.
— Женщина, которая здесь жила, — доктор…
— Сейчас в Африке, или в Азии.
— Ты и женщины… — задумчиво сказала Аня.
— Боюсь, что это — не интересная история.
— Почему она уехала?
— Она хочет спасти мир. А я не хочу.
— Это говорит не тот человек, которого я вижу.
— А кого ты видишь? — он ожидал насмешки…
— Я вижу мужчину, который не бросил меня в беде.
Аня поцеловала его и отпрянула назад.
— Извини, — сказала она.
— Пожалуйста, не надо.
Но все пришло в движение, словно прозвучало какое-то секретное слово. Потом они целовались снова и снова. Но Аркадия останавливала одна мысль — пресечь дальнейшее развитие событий, глубину которых он не мог измерить, и главное — не связываться с женщиной, которую он не понимал. Он знал — больше никаких расследований… Но есть ли шансы на удачу?.. Сейчас он еще мог остановиться. Но вместо того, чтобы сделать это, он подошел к ней и взял на руки. Она оказалась невероятно легкой. Такой невесомый, словно мир вокруг перестал существовать.
Потом, все еще в постели, она бросила кусок сахара в чашку и выпила чай.
29
Как только Изя увидела у ребенка амулет, она собрала семью, хотя была уже темная ночь. Они случайно разворошили тайник — таджикский героин, спрятанный под ящиками, что пошли на дрова для растопки печки. На самом деле амулет был намеком — уходите! Но марш-бросок с плачущим младенцем, скорее всего, обратит на себя внимание. Хотя сколько полуночников окажется на улице в эту дождливую ночь?.. Изя уже полюбила ребенка так, что не могла легко сдаться. В глубине души она понимала — впереди не ждет ничего нового. Все, что у нее было — талант к ежедневному выживанию. И она не жаловалась. Школа, работа, старость в уюте к ее жизни не имели никакого отношения. Но когда появился ребенок, она вдруг поняла — жизнь удалась.
Лео и Петр отстали. Все еще под кайфом, они тяжело сопели. Каждый хотел забрать с собой какую-то свою «вкусняшку» — аэрозоль, обувной клей или гуталин. А Изя надеялась, что мальчишки пойдут впереди — они были уже достаточно взрослыми, чтобы, если что, хоть как-то защитить семью. В ином случае — вся надежда на Тито. Он трусил то в стороне, то рядом, пока они не дошли до Казанского вокзала, где сбились и стали ждать отставших мальчишек. Трехнедельный ребенок, даже если Изя его и укутала, не должен находиться на холоде и в сырости.
— Мальчики ищут свои прибамбасы, — сообщила Милка.
«Прибамбасы для кайфа, — подумала Изя. — Дурацкие баллоны и пакеты».
— Стой здесь, — приказала Изя, передала ребенка Эмме и побежала назад той же дорогой, по которой пришли. На ходу она придумывала, что скажет Лео и Петру, когда найдет их.
Железнодорожный навес бросал тень на полотно. Она задержалась на путях и прислушалась к шагам и голосам. У нее был карманный фонарик, но она не стала его включать. Ее чувства были обострены жизнью в бегах: она вглядывалась в темную яму для ремонта колесных пар, улавливала запах окурков и мочи, могла различить журчание дождевой воды из водосточной трубы. Никаких признаков присутствия магических таджикских воинов, грозовых туч или подметальной машины. Но она все равно беспокоилась из-за того, что они оказались так близко к таджикской захоронке с наркотой. В бытовке все еще тлели угольки, но воздух внутри уже начал остывать. Пока Изя маневрировала между двухъярусными кроватями, она думала о грандиозных планах, которые еще недавно она строила в этом доме на колесах. Все еще может получиться, как только удастся найти новое место. Мысли помогали пережить эту тревожную ночь.
Изя почувствовала запах крови. Она спустилась по ступенькам из бытовки и глянула под колеса. Потом вернулась к траншее и включила карманный фонарь. Лео и Петр лежали на дне лицом вниз, на затылках зияли пулевые отверстия. Кепки валялись рядом. …В голове Изи мелькнула мысль о том, что она обещала Лео обновку — поношенные баскетбольные кроссовки. Сигарета все еще была аккуратно заложена за ухо — Петр уже никогда ее не выкурит. В голове Изи сначала слабо, а потом все сильнее зашумело. Она вспомнила вдруг, как ее мать говорила: «Изабелла — красивое имя…» В эту секунду фонарик погас, выстрел отбросил Изю в траншею, а на ее месте появились два силуэта.
— Ну, и еще один — на удачу, — раздался глухой хлопок.
На мгновение установилась тишина, но вдруг в нее ворвался звук стремительно приближающихся шагов.
— Что это?
— Гребаный пес, — Тито бросился на убийцу и оба упали в траншею.
— Отдери его от меня.
— Не шевелись, — вторая фигура наклонилась над краем траншеи.
— А-а-а!
— Не шевелись.
— Господи!..
— Не двигайся.
— Мать твою… Шея.
Человек на краю аккуратно прицелился и выстрелил. Теперь бороться продолжал кто-то один.
— Илья, брат, ты в порядке? Илья?.. — Стрелявший наткнулся на карманный фонарик Изи, направил свет в траншею. Илья не ответил. Тито прокусил сонную артерию и продолжал рвать тело, уже не встречая сопротивления. Всюду была кровь.
— Илья!..
Тито поднял голову, его глаза блеснули. Пес разжал челюсти, отпустил тело, рванул из траншеи и попытался уйти, набирая скорость. Стрелок всадил в него всю обойму, продолжая палить даже тогда, когда пес, уже мертвый, скатился вниз. Надо было быстро решать, что делать. При обычных обстоятельствах он никогда бы не оставил брата. Илья был мастер доводить дело до конца. Смерть Ильи — невообразимая потеря. Вопрос — что делать: тащить Илью к «Вольво» или подогнать «Вольво» сюда. Потом найти гильзы ко всем отстрелянным патронам. Вырыть две могилы…
Тут что-то пронеслось по лицу стрелявшего. Оранжевый лазер скользил беспорядочно, как бабочка, остановился на фирменной нашивке с именем на рабочем комбинезоне. Он почувствовал в воздухе холодок.
— Проклятые таджики.
Больше он ничего не мог различить — его прошила пуля.
30
