Василий Горлов - Код Маннергейма
— Я корреспондент телекомпании «Федерация», и у меня договоренность об интервью с господином Адомайтисом.
Седоусый механик что-то пробурчал и вернулся к стенду с двигателем. Анна не знала литовского, но смысл сказанного был понятен и без перевода: плевать он хотел на всех корреспондентов всех телекомпаний. На съемках Анне нередко приходилось сталкиваться с хамством, но агрессия седоусого оказалась неожиданной и потому обидной. Сдержав уже готовую сорваться с языка ответную дерзость, она развернулась и быстро пошла прочь от негостеприимной палатки. Ее догнал перемазанный подмастерье и на дикой смеси русского с английским сообщил, что Стасис уехал по делам и вскоре обещал вернуться, а механик просто очень злой сегодня, потому что двигатель, над которым они бьются, никак не желает работать.
— Don’t worry — не грусти, — утешил он ее, как мог. «Be happy», — продолжила она про себя припев известной песенки Бобби Мак'Фарррена.
Ночь выдалась — хуже некуда, а она, если честно, так мечтала побыть рядом с добрым и все понимающим мужчиной. Не вышло. Жаль, но нужно брать себя в руки: работа есть работа, сюжет за нее никто не сделает. Анна решительно направилась на поиски оператора, но ее остановил Стасис. Точнее — сначала перед ней появился огромный букет желтых роз, а потом из-за цветов выглянул смущенный Стасис:
— Прости, я не подумал, что ты приедешь так рано, — Он с опаской взглянул на нее: — Тебя мои не обижали?
Анне сразу расхотелось обижаться и жаловаться.
— Нет, — ответила она.
— Извини, — Стасис смущенно продолжал топтаться рядом и чувствовал себя явно не в своей тарелке. — Гонка тяжело складывается, — объяснил он виновато, — одна лодка сошла, что-то с двигателем, сейчас пытаются починить, а вторая… там пилот, — он поискал подходящее слово, — недостаточно зрелый, большой авантюрист, пока лидирует, но тревожно — как бы чего не случилось…
Он не успел договорить — в кармане захрипела рация. Стасис извинился и ответил, выслушал короткое сообщение, помрачнел и быстро пошел в сторону крепостной стены, но опомнился, вернулся к Анне и, крепко схватив за руку, почти бегом потащил за собой.
— Куда мы бежим? — спросила она, в очередной раз споткнувшись и чуть не упав.
— Извини еще раз, у нас авария — этот юный авантюрист все-таки разбил лодку, — сообщил Стасис, обогнув угол крепостной стены и быстро двигаясь берегом канала. — Так хотел покатать тебя на лодке, посмотреть на разводящиеся мосты. Похоже, не получится…
У Иоанновского мостика собралась уже знакомая Анне команда. На песке, накренившись на борт, беспомощно лежала большая красивая лодка. Рядом топтался юный и совершенно несчастный пилот, смущенно вертя в руках баранку штурвала, на него наседал седоусый механик. Он орал так, что умудрялся заглушать рев моторов проносившихся мимо лодок — гонка продолжалась. Стасис отодвинул седоусого в сторону и, что-то спросив у неудачника, присел у лодки, надувной борт которой, называемый, как помнила Анна, спонсоном, съеживался на глазах. Стасис внимательно осмотрел корпус, сокрушенно покачал головой и начал снимать с пластикового днища травивший воздух спонсон. Остальная команда дружно принялась ему помогать. На минуту оторвавшись от аварийной суеты, он сказал Анне:
— Вот такая неудача. Развил слишком высокую скорость и под мостом допустил ошибку. Видишь, — он кивнул на одну из старых свай, покосившуюся от сильного удара, — чуть зайца не утопил.
От столкновения с лодкой пострадала именно та свая, на которой недавно торжественно поместили бронзовую фигурку зайца как напоминание об исконных обитателях острова, давших ему название.
— Сам Шумахер, слава богу, цел, а вот лодка… Спонсон порван, а самое неприятное — пробоина в корпусе: все-таки это пластик, хотя удара такой силы и металл бы не выдержал. Надо пробовать чинить. Ты, наверное, не сможешь меня дождаться?
Анна не успела ответить — раздался звонок. Сонный «слухач» сообщил, что на Петроградской — уточнит адрес он чуть позже — серьезный пожар в жилом доме.
— Прости, Стасис, не смогу, нужно ехать, — неподалеку дом горит.
Он, боясь запачкать ее грязной и мокрой после возни с лодкой одеждой, все же дотянулся и быстро поцеловал уголок ее губ. Махнув рукой на прощание, Анна пошла через мост к Кронверкской набережной, на ходу набирая номер оператора. Когда подъехала новостийная «девятка», вновь позвонил «слухач».
— Улица Бармалеева, дом шесть, — повторила Анна для водителя, забираясь на переднее сиденье. — Совсем рядом, — и только сейчас осознала, что горит ее дом.
Когда подъехали — полыхало уже вовсю. Верхние этажи Анниной парадной горели открытым пламенем. Из окон квартир, разрывая густые плотные клубы черного дыма, вырывались мощные оранжевые сполохи бешено-злого огня. Пожарные суматошно эвакуировали жителей соседних домов, опасаясь, что пламя доберется и туда. Соседи, кое-как одетые, сгрудились на тротуаре неподалеку. Надрывно кричал чей-то испуганный ребенок, баба Клава с третьего этажа причитала о своем стареньком рыжем коте: «Пуша, мой Пуша, где же ты, бедненький?» Обычно ухоженные и веселые симпатичные сестрички с пятого этажа — их квартира располагалась прямо над Анькиной коммуналкой — были взлохмачены, перемазаны сажей и, надышавшись дыма, все время натужно кашляли. Перебивая друг друга, сестрички рассказывали, что вспыхнуло сразу и мощно, а потом взорвался газ — они с родителями едва успели выскочить по черной лестнице, а потом вернулись в горящий дом, чтобы помочь соседке Лидке, добродушной полной хозяйке среднеазиатской овчарки Лады, вынести на улицу семерых полуторамесячных щенков. Спасенные малыши меховыми комочками копошились на тротуаре и, поскуливая, тыкались мокрыми носами в живот безучастной Лады. Крупная бело-рыжая овчарка сидела неподвижно, неотрывно глядя на пламя, отражавшееся в ее черных зрачках. Время от времени она задирала морду вверх и протяжно выла. Анна расспрашивала очумелых от обрушившегося на их головы несчастья соседей про своих — бабу Маню и Тимофея, но никто их не видел. Плохо соображающая из-за страха за них, Анна бессмысленно тыкалась туда-сюда, как маленькие неуклюжие среднеазиаты. Из ступора ее вывел Семенов. Спокойно и профессионально снимавший, он, заметив ее метания, прервался и посоветовал:
— Ты отвлекись, смотри — лица на тебе нет, пойдем к пожарному начальству — может, они чего-нибудь знают.
Анна послушалась и попыталась унять бушующее внутри дикое беспокойство за судьбу близких, почти родных людей. О том, что сгорела ее комната и теперь негде жить, она в тот момент не думала. Чтобы справиться с надвигающейся истерикой, девушка начала считать. Двадцать машин ярко-красной окраски, экипажи которых из всех стволов поливали пламя, — это значит пожар не ниже третьего номера. По штурмовым лестницам несколько пожарных, прорываясь сквозь огонь, поднялись на крышу и отдирали кровельную жесть, чтобы проливать чердак и деревянные перекрытия старого дома сверху. У штабной машины деловито отдавал распоряжения подтянутый полковник в ярко-желтой каске — руководил тушением сам начальник пожарной охраны Петербурга Александр Чуприян. Узнав Анну, он улыбнулся ей мимоходом и, закончив разговор с одним из пожарных, повернулся к камере:
— Ну что, несколько слов для петербургских «Новостей»? Только коротко, ладно? Видишь, как горит, как бы соседние дома не захватило.
Он четко рассказал о тушении большого пожара: сейчас номер сложности повысили до четвертого. В одной из квартир взорвался бытовой газ, и не исключена версия поджога. Анна спросила о погибших и пострадавших.
— Пострадавшие есть: пятеро с ожогами разной степени тяжести и отравлением продуктами горения госпитализированы. О погибших пока ничего не могу сказать — потушим огонь, осмотрим помещения, тогда станет ясно.
Заработало переговорное устройство. Полковник ответил и знаками показал Анне, что интервью закончено. Погорельцев наконец увели от дома и разместили в спортивном зале ближайшей школы. В школьном коридоре чиновники районной администрации составляли списки оставшихся без крова людей. Усталая женщина записала и данные Анны, но о соседях ничего не знала — ни баба Маня, ни Тимофей в школе не появлялись. Пожар оказался очень серьезным, и в спортзале собрались съемочные бригады всех ведущих петербургских телеканалов. Приехали и «федералы». К Анне подошел и пробурчал несколько утешительных слов, как всегда, предельно мужественный Славка Громов. Не так давно он тоже был корреспондентом «Новостей», а нынче стал «ортом» — так на журналистском сленге, по аббревиатуре ОРТ — Общественное российское телевидение, называли сотрудников Первого канала. Нежадная Анна, оставив себе Лиду с ее щенной Ладой, отдала Славке соседок-сестричек, уже успевших умыться, вновь хорошеньких и веселых. Они, кокетливо поглядывая на серьезного, при бородке и очках, Громова, наперебой рассказывали о ночном кошмаре.
