Татьяна Степанова - Три богини судьбы
– И как он к этому отнесся?
– Нормально, вполне спокойно. Шутил даже…
Катя внимательно посмотрела на Геворкяна. Нет, все-таки что-то произошло с ним, он и сам изменился. ЧТО ТУТ БЫЛО В ЦЕНТРЕ В ЕЕ ОТСУТСТВИЕ?
– Шутил?
– Да, шутил. Энцефалограмма головного мозга патологии какой-либо не выявила. И анализы… анализы тоже… Вот, немного повышенный уровень сахара в крови, только и всего, – Геворкян пролистал подшивку бланков анализов. – Сейчас он принимает антидепрессанты, мы наблюдаем реакцию его организма на них.
– Значит, по-вашему, у него не раздвоение личности?
– Я наблюдал один такой случай, всего один за свою долгую практику. Так вот там картина была совершенно иная. Личности присутствовали в больном, появляясь и исчезая с определенной регулярностью, реагировали, порой даже конфликтовали друг с другом, больной жаловался, что они «все время в нем», что он слышит их голоса.
– Но Пепеляев вам тоже говорил, что слышит голоса.
– Видимо, так ему было проще объяснить свое состояние. Он пытался это сделать, но ему что-то мешало. Эти его увечья, которые он сам себе причинял, были чем-то вроде наказания или пытки… Нет, коллега, голосов, что слышат шизофреники, он не слышит. Он просто не может их слышать, в этом он нам намеренно лжет.
– Я совсем запуталась, Левон Михайлович, – честно призналась Катя. – Мне казалось, что у него все точь-в-точь как в фильме «Психоз».
– Мы наблюдали некую редкую фрагментарность, – повторил Геворкян. – Я лично наблюдал… До поры до времени все спокойно, а потом вдруг словно нечто прорывает оболочку и появляется.
Он включил ноутбук и повернул экран к Кате, поставив диск с записью. Пепеляев сидел в медицинском кресле в каком-то кабинете, заставленном аппаратурой, опутанный датчиками. Вокруг были врачи. Все оживленно о чем-то беседовали.
«В Твери… ну а что мне было делать в Твери, конечно, поехал в Москву. Как-то сразу повезло с работой, устроился в хорошую фирму, вообще мне нравится заниматься бизнесом. Раньше, помните, приличной обуви не было, это благодаря нам стали разбираться в марках, в брендах… Я сам лично предпочитаю итальянские марки обуви. Но если бы смог, поехал бы в Лондон, там есть такие обувные фирмы, что…»
– Это ОН говорит? Пепеляев?
– Да, он, во время исследований нам нужна была спокойная дружеская обстановка.
– А о расстреле вы с ним так и не говорили?
Геворкян протянул Кате какой-то листок. Что-то намалевано фломастером – какой-то перевернутый куб.
– Это один из его ассоциативных ответов на тест.
– Абракадабра какая-то, – Катя попыталась перевернуть рисунок.
– Нет-нет, все правильно, вот так это нарисовано.
– Что это?
– Ассоциация… Дом. Ничего не замечаете? Пол отсутствует.
– Я не понимаю.
– Крыша присутствует на рисунке, пол отсутствует. Очень необычно. И еще кое-что, взгляните сюда, – Геворкян выложил на стол пачку фотографий.
Катя начала их перебирать. Некоторые были ей уже знакомы – снимки из уголовного дела: жертвы расстрела, снятые там, на месте, экспертами-криминалистами. Другие фотографии Катя видела впервые, на них были запечатлены живые, не трупы.
– Вот специально запросил эти снимки из прокуратуры, – Геворкян начал раскладывать фото как пасьянс – сначала «трупы». – А эти вот мы тут с коллегами сделали сами. Это вот наш охранник, ночью дежурит… Это студенты с факультета… Вы ничего не замечаете?
Катя всмотрелась. Он сказал – студенты? Кажется, вот этого парня я видела там, возле бокса… Студентик в белом халате, явившийся на лекцию вместе с остальными.
– Так вы говорите, что вам показалось, что ОН, Пепеляев, кого-то ищет? – спросил Геворкян.
– Он об этом сказал сам. Только… только голос был другой, не его. А зачем все эти фотографии?
– Ничего не бросается в глаза?
Катя снова всмотрелась. Сравнивать живых и трупы? Геворкян ищет сходства? Но… Никто ни на кого не похож, все разные, как жизнь и смерть.
– Это те студенты, которые стояли возле бокса Пепеляева? Да?
– Да. А это вот охранник. Молодой совсем парень, – Геворкян указал на крайний снимок. И что-то дрогнуло в его голосе.
– Они не похожи. Ну может быть, только…
– Что только?
– Возраст практически один у всех, двадцать лет… И тип внешности, если описывать как для протокола. А эти, которых он расстрелял, вообще были ряженые, в женской одежде, там же было театрализованное представление на Арбате.
– Когда случаются такие вот массовые убийства, речь обычно идет о случайном выборе жертв. Это как правило.
– А вы, что же, в этом сомневаетесь? – тихо спросила Катя.
Геворкян смешал снимки как колоду карт.
– Я приверженец теории предопределений. Ничего случайного под солнцем.
– Но уже реально установлено, что никто из убитых или раненых раньше знаком с Пепеляевым не был. Он просто палил в толпу.
– Там было много людей в тот вечер. А пострадали именно эти. И у нас тут он реагировал не на всех подряд, появлявшихся возле бокса. На меня, например, на других моих коллег, которым за сорок, у Пепеляева вполне нормальная, спокойная реакция. На женщин тоже. Ни женщины, ни мы, врачи, его не интересуем.
– А кто, по-вашему, его интересует?
– А позвольте мне задать вам вопрос, мой молодой любознательный коллега?
СЕЙЧАС СПРОСИТ, КАКОЕ МНЕ ДО ВСЕГО ЭТОГО ДЕЛО? ЧЕГО Я СУЮСЬ? Катя приготовилась к жесткой обороне. Но вопрос Геворкяна был иной.
– Что привело вас сюда именно сегодня? Я ведь сразу понял, что-то случилось. Это видно по вашему лицу.
И Я ПОНЯЛА: ЗДЕСЬ ТОЖЕ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ БЕЗ МЕНЯ.
– Я узнала о результатах дактилоскопической экспертизы пистолета, из которого он стрелял на глазах у всех. Этот пистолет у него Гущин выбил и лично, лично, понимаете, изъял? На пистолете нет отпечатков.
Геворкян встал, собрал со стола фотографии – все до одной и положил их в карман своего халата.
– Пойдемте, коллега.
– Куда? В «третий»? – Катя вспомнила то самое их «внутреннее обозначение». Первый – Чикотило, второй майор Евсюков и третий – ОН, Пепеляев.
– Не зря же мы все эти дни держали его на антидепрессантах и сильном успокоительном. Быть может, на этот раз он… попробует освободиться, преодолеть хоть ненадолго с помощью лекарств… Будем надеяться, что нам повезет.
В ЧЕМ?
Катя видела перед собой только широкую спину профессора Геворкяна, решительно шагающего по коридору. Только белые стены. Опять белые стены. А потом ступени, стол охранника, мониторы слежения и – стекло, как гигантский аквариум.
Катя закрыла глаза: вот сейчас… сейчас…
АКВАРИУМ БЫЛ ПУСТ.
Там, за стеклом, чудовища не было. Где оно стерегло их?
Геворкян свернул в еще один коридор, минуя боксы. Здесь было что-то вроде лечебного отделения – двери палат. Возле одной дежурил охранник, переодетый санитаром. Геворкян указал Кате на соседнюю дверь.
– Будьте там, коллега.
Катя вошла и опять увидела стекло: соседняя палата была как на ладони, но вы были скрыты от глаз ее обитателя.
Пепеляев лежал на больничной кровати на высоко взбитой подушке, забинтованные руки поверх одеяла, рядом на полу смятый журнал с глянцевой обложкой, словно не было сил читать.
Усталость?
Антидепрессанты?
Успокоительное в лошадиных дозах?
ЧТО ОНИ С НИМ ДЕЛАЮТ? ЧЕГО ОТ НЕГО ДОБИВАЮТСЯ?
Он не спал – бодрствовал и был бледен и внешне очень спокоен, покорен. Но было в его лице и что-то странное – нет, не прежнее, дикое, невыразимое словами, так когда-то напугавшее Катю. Другое. Как будто его пополам переехало колесо и он, раздавленный, умирал на обочине.
Катя подошла вплотную к стеклу. Он ее не видел, не замечал. Он был один в больничной палате. А потом дверь открылась, и появился Геворкян. Он приблизился к Пепеляеву, взял его руку, проверил пульс. Потом отпустил, рука упала как плеть. Наклонился и проверил реакцию зрачков.
– Как чувствуете себя сегодня?
– Сносно.
Голос был тот, Первый, как назвала его про себя Катя, но очень тихий, еле слышный, словно и говорить уже не было сил.
Геворкян достал из кармана часть фотографий.
– Узнаете?
– Нет… узнаю…
– Эти люди умерли по вашей вине. Вы убили их.
– Они все умрут.
– Что было перед тем, как вы начали стрелять?
– Они все умрут.
– Что было сначала?
– Я не помню.
– Вы помните. Лекарство поможет вам вспомнить. Вы же хотите, чтобы оно помогло? Вы хотите, чтобы вам помогли?
– Да… хочу…
Пепеляев открывал рот так, словно собирался кричать, но лишь сипел.
– Что было перед тем, как вы начали стрелять?
– Я смотрел… на них…
– Откуда смотрели?
– Сверху… Я их видел… ОН мог там быть… спрятаться среди них…
– Кто ОН?
Пепеляев начал сипеть еще сильнее, руки взметнулись вверх, словно силились схватить, вцепиться во что-то. Но действие мощных лекарств было сильнее – руки снова упали на одеяло как чужие.
