Домохозяйка - Фрида МакФадден
Или все же может?
— Нам надо поговорить, — шепчет он мне на ухо, провожая Нину в гостиную, чтобы переждать там уборку. — Позже. Окей?
Я киваю. Не знаю, о чем он собирается говорить, но это, по-моему, хороший знак. Мы уже согласились никогда не упоминать о том, что случилось в ту ночь в «Плазе». Но если он хочет вернуться к этому…
Не стоит питать чрезмерных надежд.
Минут через десять я заканчиваю уборку и иду в гостиную, чтобы позвать хозяев обратно в столовую. Они сидят на диване, но в противоположных углах. Оба уставились каждый в свой телефон, даже не пытаются завязать разговор друг с другом. Я заметила, что они начали вести себя так перед ужином все время.
Вслед за мной они возвращаются в столовую, и Нина занимает место напротив мужа. Смотрит в тарелку, на которой красуется горка брокколини и дымится свиная отбивная в яблочном соусе. Она улыбается мне, и тут я замечаю, что с ее ярко-красной губной помадой что-то не так. Она слегка размазана в правом уголке губ, отчего рот Нины становится похож на демоническую ухмылку злого клоуна.
— Выглядит превосходно, Милли, — хвалит она.
— Благодарю.
— Чудесный запах, правда, Энди? — спрашивает она у мужа.
— М-м-м. — Тот берет вилку. — Да, запах великолепный.
— Милли, — продолжает Нина, — в тюрьме такой вкуснятины ты не ела, верно?
И грянул гром…
Нина сладко улыбается своими демоническими губами. Эндрю, сидящий напротив, смотрит на меня с разинутым ртом. Очевидно, что для него это абсолютно новая информация.
— Угм… — только и могу выдавить я.
— А что вам там давали? — настаивает она. — Мне всегда было любопытно. Какая в тюрьме еда?
Я не знаю, что сказать. И запираться не могу. Ей известно о моем прошлом.
— Она была ничего.
— Что ж, надеюсь, ты не станешь вдохновляться блюдами, которыми угощалась в кутузке, — смеется Нина. — Продолжай в том же духе, что сейчас. У тебя хорошо получается.
— Спасибо, — бормочу я.
Лицо Эндрю серее пепла. Само собой, он понятия не имел, что я побывала за решеткой. Я даже не рассматривала возможность когда-либо рассказать ему об этом. Когда я рядом с ним, то тяжкое время почему-то кажется чем-то очень далеким, словно случившимся в другой жизни. Но большинство людей смотрит на дело иначе. Они видят во мне только одно — преступницу. Арестантку.
Нина хочет, чтобы я знала свое место.
В этот ужасный момент мне отчаянно хочется сбежать отсюда, не видеть потрясенного лица Эндрю. Я разворачиваюсь и направляюсь к себе на чердак. У подножия лестницы меня настигает голос Нины:
— Милли?
Останавливаюсь. Спина застыла, как лед. Собираю все свои силы, чтобы, повернувшись, не вызвериться на хозяйку. Медленно возвращаюсь в столовую с искусственной улыбкой на лице.
— Да, Нина?
Та хмурится:
— Ты забыла поставить на стол соль и перец. А этим отбивным, к сожалению, не хватает соли. Пожалуйста, в следующий раз будь щедрее со специями.
— Да, конечно. Прошу прощения.
Иду на кухню, забираю с прилавка солонку и перечницу. Они находились примерно в шести футах от того места, где в столовой сидит Нина. Приношу их в столовую и, несмотря на свои усилия не делать так, с грохотом ставлю на столешницу. Смотрю на Нину — кончики ее губ подергиваются.
— Большое тебе спасибо, Милли, — говорит она. — В следующий раз не забывай.
Я надеюсь, она наступит на острый осколок стекла.
Я даже не могу взглянуть на Эндрю. Бог знает, что он сейчас обо мне думает. Неужели я планировала какое-то будущее с этим человеком? Вообще-то нет, только дала волю фантазии на секунду. Хотя в жизни случаются вещи и куда более странные…
Что ж, мои планы пошли прахом. Когда Нина упомянула о тюрьме, Эндрю сидел как громом пораженный. Если б только я могла ему объяснить!..
На этот раз мне удалось добраться до лестницы без того, чтобы Нина окликнула меня и велела… ну, не знаю… передать масло с одной стороны стола на другую или что-то в этом роде. Заползаю на второй этаж, затем по темной узкой лестнице к себе на чердак. Захлопываю дверь своей комнатки, не в первый раз пожалев, что не могу запереть ее изнутри.
Плюхаюсь на кровать, еле сдерживая готовые брызнуть слезы. Интересно, когда Нина узнала о моем прошлом? Совсем недавно или все же она изучила мою биографию, еще когда брала меня на работу? Может, ей понравилась идея нанять узницу — человека, которым можно помыкать как угодно. Любой другой свалил бы от нее уже несколько месяцев назад.
И вот я сижу на постели, утопаю в жалости к себе, и тут мое внимание привлекает какой-то предмет, лежащий на прикроватной тумбочке.
Программка, которую я получила в театре.
Недоуменно кручу программку в руках. Почему она на моей тумбочке? Ведь после шоу я сунула ее в сумочку на память о волшебном спектакле. Моя сумочка стоит на полу, прислоненная к комоду. Так как же программка оказалась на тумбочке? Я ее из сумки не вынимала. Совершенно точно.
Значит, это сделал кто-то другой. Я запирала дверь, выходя из комнаты, но я ведь не единственная, у кого есть ключ.
У меня холодеет в животе. Я наконец начинаю понимать, почему Нина выдала ту реплику про тюрьму. Она знает, что мы были на Манхеттене вдвоем, знает, что мы с Эндрю смотрели шоу вместе. Не знаю, известно ли ей о нашей с ним ночи в «Плазе», но что нас не было дома в одиннадцать вечера, она, конечно же, знает. И я уверена: она достаточно сообразительна, чтобы проверить, регистрировались мы в отеле или нет.
Нина знает всё.
Я нажила себе опасного врага.
31
Нина сделала походы за покупками частью моего ежедневного режима пыток, поставив себе целью сделать их как можно более мучительными.
Она составила список покупок в продовольственном магазине, и все они весьма специфичны. Ей не нужно просто молоко, ей нужно органическое молоко с фермы в Квинсленде. А если в магазине нет в точности нужного товара, я должна писать ей об этом эсэмэску с приложением фотографий возможных замен. И тогда Нина потратит свои драгоценные минуты на то, чтобы написать ответ. Все это время я должна торчать в молочном отделе, ожидая ее распоряжений.
Как раз сейчас я нахожусь в хлебном ряду и
