Девочка у моста (СИ) - Индридасон Арнальд

– Могу себе представить, – кивнул Конрауд.

– В общем, у меня произошло отторжение – я не понимала этих вещей и потому отвергала их.

– Понимаю тебя.

– Ожесточенность никогда ни к чему хорошему не приводит.

– Так, значит, женщина, что ты видела в том доме… – начал Конрауд и умолк, заметив растерянность на лице Эйглоу. Потом он продолжил: – Имеется ли какая-то особая причина, по которой ты решила поделиться со мной этой историей именно здесь, в мэрии? – Он обвел взглядом посетителей выставки, которые увлеченно рассматривали фотографии. За стеклом лил дождь, его струи разбивались о поверхность озера Тьёднин, вытянувшегося в сторону улицы Скотхусвегюр. – Почему ты выбрала именно это место? Несомненно, дело не только в твоем желании полюбоваться видами былого Рейкьявика.

По губам Эйглоу скользнула улыбка. Она до сих пор не была уверена, достаточно ли она сильна духом, чтобы выстоять в этой вечной борьбе с вопросами, на которые никто не знал ответов.

– Тебе все-таки удалось выяснить, кем была та женщина в черном?

– Идем, я тебе кое-что покажу.

Эйглоу поднялась и подвела Конрауда к одному из снимков, на котором была изображена военная зона в западной части города, где ровными рядами выстроились ниссеновские бараки. Между ними лежала сетка идеально прямых дорог. Приглядевшись, можно было даже заметить машины, что проезжали по этим безымянным улицам. Эйглоу указала на один из перекрестков промеж бараков:

– Вот, это случилось здесь.

– Что… случилось?

– Примерно лет тридцать спустя после явления той женщины в черном в комнате Эбби я ходила в Управление градостроительства. Я часто размышляла о том, кем могла быть та женщина, и каждый раз старалась отогнать эти мысли – даже узнай я о ней больше, ничего бы не изменилось. Воспоминание было болезненным, и будь моя воля, я бы вообще позабыла о случившемся. Вот почему миновали годы, прежде чем я решилась пойти в Управление градостроительства и поговорить с людьми, которые знают историю города, включая информацию о сносе домов и об их реставрации, а также о местоположении объектов, которые исчезли так давно, что о них никто уже и не помнит. Например, перекресток, где произошла авария. В Управлении градостроительства у меня была возможность полистать старые газеты и полицейские отчеты о серьезных ДТП, имевших место в определенный период времени. В них были указаны и имена участников происшествий. В результате мне удалось выйти на след сестры женщины, что мне явилась в том доме.

Конрауд разглядывал снимок дорожной сетки между ниссеновскими бараками. Он был сделан с приличной высоты в погожий летний день, и строения отбрасывали на дорогу причудливые тени.

– Женщина в черном была любовницей американского солдата, – вновь заговорила Эйглоу. – Они встречались несколько месяцев, и между ними возникло настоящее чувство. По словам ее сестры, они были счастливы вместе – в общем, красивая история любви. Однажды вечером они возвращались с танцев на армейском джипе, и по причинам, которые так и не были установлены – возможно, имело место превышение скорости – на этом перекрестке автомобиль потерял управление и перевернулся. Женщина скончалась на месте – у нее были сломаны шейные позвонки. А вот солдат отделался лишь несколькими царапинами. – Эйглоу смахнула пылинку со стекла, защищавшего фотографию. – Я говорила с бывшим военным, который хорошо помнил то происшествие. Он был канадцем исландского происхождения, звали его Торсон. Он служил здесь, в военной полиции оккупационных сил, а после войны окончательно обосновался в Исландии.

– Торсон? Я его знаю, – сказал Конрауд. – Он умер не так давно…

– Да, газеты об этом писали. Великолепный был человек. Я обратилась к нему, и он постарался помочь мне, чем мог. Он помнил все досконально, поскольку был первым полицейским, прибывшим на место происшествия. По его словам, солдат так и не оправился от душевной травмы из-за потери своей любимой – которая к тому же погибла такой ужасной смертью – и спустя три недели после аварии застрелился в ниссеновском бараке.

Конрауд начал догадываться, к чему ведет Эйглоу.

– Через много лет военную зону ликвидировали, – продолжала та. – Солдаты покинули этот район, и более десятилетия в заброшенных ниссеновских бараках селились неимущие. Однако власти решили, что бараки больше не пригодны для проживания, поэтому выселили из них людей, а вместо прежних построек воздвигли дома, которые стоят там по сию пору. Одно из зданий выстроили прямо на том месте, где располагался перекресток. На первом этаже поселились молодожены из Рейкьявика, у которых родилось двое детей. Младшего ребенка сбила машина прямо у подъезда.

Конрауду хватило одного взгляда на лицо Эйглоу, чтобы понять, как непросто ей даются эти слова.

– Вот как ты мне все это объяснишь, Конрауд? – спросила она. – Если у тебя есть хоть какое-то рациональное объяснение, буду рада его услышать.

34

Рандвера в очередной раз привели в допросную. Ему была оказана самая действенная медицинская помощь, и с заново перебинтованной головой он выглядел уже не так жалко, как раньше. На его враждебный настрой и нежелание сотрудничать со следствием это, однако, никак не повлияло. С нахмуренными бровями он сидел возле своего адвоката, уставившись на Марту взглядом, в котором читалась неприкрытая угроза. На этот раз допрос вела она, полная решимости не позволить Рандверу себя запугать: за время своей работы в полиции ей приходилось укрощать бандитов и поопаснее. Поэтому спустя примерно полчаса уверток, увиливаний и вполне прозрачных намеков Рандвера на то, что он еще с ней разберется, терпение Марты лопнуло, и она захлопнула лежащую на столе папку с материалами дела.

– Тот сопляк все еще полумертвый в больничке? – ухмыльнулся Рандвер. Адвокат держал его в курсе состояния Ласси, и тот факт, что парень оказался в отделении интенсивной терапии, казалось, не вызывает у него никаких угрызений совести. Напротив, эти допросы были для него хоть каким-то развлечением – все лучше, чем томиться в одиночной камере.

– Он очень плох, – сказала Марта. – Поизмывался ты над ним, конечно, от души.

– Я к нему даже не прикасался, – осклабился Рандвер, обнажив желтые зубы. – Сколько раз можно повторять? Я и пальцем его не тронул. Я знать его не знаю!

– Чего ты боялся, Рандвер? – спросила Марта.

– Боялся? Да ничего!

– Еще как боялся. Ты боялся Данни.

– Не гони пургу! Тебе надо почаще трахаться – может, тогда у тебя мозги на место встанут. Если что, я тебе помогу. Хоть сейчас. А? Как ты? Прямо здесь. Ты не стесняйся – только попроси.

Марта бросила взгляд на адвоката, который, однако, ограничился тем, что поправил свои модные очки в черной оправе известного бренда и пожал плечами, словно намекая, что ответственности за поведение своего подзащитного он не несет. Вероятно, он просто боялся Рандвера.

– Чем она тебе угрожала? – снова обратилась к уголовнику Марта.

– Ничем. Ничем она мне не угрожала. Чем ей было мне угрожать?

– Не знаю, не знаю, – покачала головой Марта. – Однако у меня есть информация, что она собиралась кое-что запостить в Интернете. Не скажешь мне, что конкретно?

– Вообще понятия не имею, о чем ты.

– Может, и не имеешь, но испугался ты не на шутку: ты даже пригрозил убить и ее, и Ласси, а трупы выбросить на свалку.

Рандвер призадумался. Ему хватило нескольких секунд, чтобы сложить два и два и понять, откуда ветер дует:

– Вам что, Бидди, что ли, это наплел?

– Что же такого знала Данни, из-за чего ты так озверел?

– Ничего! Это все фуфло! Вы себе это все сами напридумывали.

– Может, смерть Данни все-таки была не случайной?

Рандвер не отвечал.

– Она кому-нибудь еще угрожала? – упорствовала Марта. – Говорила, что выложит в Интернет еще какой-нибудь компромат?

Рандвер словно воды в рот набрал.

– Тебе никто не приходит на ум из тех, кто мог точить на Данни зуб по той же причине? Может, кто-то из вашей тусовки? Кто-нибудь из твоих подельников? Те, для кого ты организовал контрабанду наркотиков в Исландию? Те люди знают о Данни? А может, Данни была в курсе, кто они?