Дик Френсис - Крысиные гонки
Герцог тепло кивнул.
– Не могли бы вы сказать, где я могу найти его?
– Сегодня вечером? – озадаченно спросил герцог.
– Да нет, сэр. Можно и завтра.
– Думаю, вы найдете его в нашем офисе. Он обязательно должен быть там, он знает, что я собираюсь туда заехать. Ведь в Варвике завтра скачки.
– Офис фонда... в Варвике?
– Конечно.
– Какой я недогадливый. Я не знал.
– А-а, так вы еще не присоединились к фонду, – засмеялся герцог.
– Я это сделаю завтра, когда приеду в офис. Я тоже буду завтра на скачках.
– Прекрасно, – воскликнул герцог, – прекрасно! Наш офис всего в сотне ярдов от ипподрома. – Он сунул два пальца во внутренний карман и достал визитную карточку. – Это вам, друг мой. Адрес. Если вы приедете за час до первого заезда, я буду там. И вы встретитесь с Чарльзом. Уверен, он вам понравится.
– Заранее предвижу, что понравится, – согласился я, допил виски и встал. – Так любезно с вашей стороны позволить мне приехать... И, по-моему, железная дорога просто великолепна...
Герцог просиял и пошел провожать меня вниз до парадного входа, по дороге рассказывая о Мэтью и о планах на каникулы, которые они вместе придумали. Герцог спросил, смогу ли я устроить полет с Мэтью в четверг. В четверг день его рождения. Мальчику исполнится одиннадцать лет.
– Обязательно в четверг, – подтвердил я. – Если днем будут заказы на самолет, мы полетаем с ним вечером.
– Вы так добры, друг мой.
Я посмотрел на это бесхитростное, благородное, простодушное лицо и понял, что если Карти-Тодд смоется со всеми деньгами фонда, в чем я был абсолютно уверен, то, как человек чести, герцог Уэссекс до пенни все компенсации выплатит из собственного кармана. По всей вероятности, это не разорит его, но дело в другом. Он будет страшно ошеломлен, огорчен и подавлен, что оказался втянутым в мошенничество. И мне представлялось особенно мерзким, что кто-то может воспользоваться его ранимой добротой и благожелательностью.
Авантюра Чарльза Карти-Тодда напоминала мне поступок человека, отнявшего конфету у умственно отсталого ребенка, а потом представившего дело так, будто эту конфету ребенок украл.
– Будьте осторожны, сэр, – невольно вырвалось у меня.
– Дружище... Постараюсь.
Я спустился по ступенькам парадного входа и направился к ждавшей меня на улице машине Хони. Потом оглянулся и увидел его в желтом свете фонаря. Он ласково махал рукой, медленно закрывая дверь, и по его недоумевающему выражению я догадался, что он так и не понял, зачем я приезжал.
* * *
До своего вагончика я добрался только во втором часу. Усталый, голодный, несчастный... Мысли о Нэнси ни на секунду не оставляли меня. Уснуть мне так и не удалось. В три часа я встал, умыл воспаленные глаза, снова лег, через минут пять встал и пошел гулять по летному полю. Ночь была холодной и звездной, ветер забрался под рубашку, и по коже побежали мурашки. Но голова по-прежнему болела, и глаза горели.
В восемь утра я поехал за Хони, на ближайшей автозаправке наполнив ее бак обещанным бензином. На этом деле она выиграет галлона два. По моей прикидке, это было справедливо.
Но ради новости, которой она встретила меня, можно было налить и десять галлонов.
– Колин Росс просил вас позвонить ему. Он звонил часа через полтора после того, как вы укатили.
– Он сказал... зачем?
– Он просил написать вам записку, но, по правде говоря, я забыла. До девяти я сидела на башне, а потом дядя торопился домой, я пошла с ним и забыла зайти к вам с запиской. Хотя, в общем-то, какая разница?.. Позвоните утром.
– О чем записка?
– Он просил передать вам, что его сестра не встречалась с человеком по имени Чантер и где-то не была. Я не поняла где... пролетали два самолета... Додумайтесь сами, где она не была. Он, кажется, очень хотел, чтобы я оставила вам записку вчера, но я, как уже говорила, забыла. Простите, не сердитесь и все такое. Это что-то важное?
Я глубоко вдохнул, а потом медленно выпустил воздух. Вспомнив о прошедшей ночи, я бы с удовольствием придушил ее.
– Спасибо, что сказали, – вместо этого вежливо проговорил я.
Она окинула меня острым взглядом.
– У вас осоловелый вид. Всю ночь любовью занимались? Судя по виду, вы и летать не сможете.
– Редко чувствовал себя лучше, – возразил я, и была правда, – А любовью... нет, не занимался.
– Поберегите себя для меня.
– Не ставьте на эту карту.
– Паршивец!
Я позвонил Колину по телефону в холле, и трубку взяла Мидж. Облегчение в ее голосе было таким же ликующим, как и в моем.
– Мэтт!.. – Я услышал, как Мидж всхлипнула, и понял, что она сдерживается, чтобы не заплакать. – Ох, Мэтт... Я так рада, что вы позвонили. Она не поехала к Чантеру. Не поехала. Понимаете? Ох, Боже мой... Подождите минутку. – Мидж высморкалась, помолчала, и потом уже голос звучал почти спокойно. – Нэнси позвонила вчера вечером, и мы долго разговаривали. Она очень огорчилась, что так напугала и расстроила нас. Она объяснила, что уехала потому, что очень разозлилась на себя за свои глупые мечты о вас. И за унижение, которое испытала, когда тот тип дал ей вырезку. Но Нэнси считает, что это ее собственная ошибка, вы ее ни в чем не обманывали, она сама себя обманывала. Она позвонила, чтобы сказать нам, что она не из-за вас уехала, а потому, что выказала себя такой круглой дурой... Она сердится на себя, что выставила себя такой дурой... Потом Нэнси сказала, что, когда ее поезд подходил к Ливерпулю, она уже успокоилась и просто чувствовала себя несчастной. А когда квартирная хозяйка Чантера объяснила, что он уехал, ведь все равно забастовка, то у нее как гора с плеч спала... Хозяйки еще добавила, что, по ее мнению, он уехал куда-то в Манчестер, рисовать промышленные трубы... И Нэнси решила, что не Чантер ей нужен... и не знала, что делать, потому что в голове просто каша... И тут возле художественного училища она встретила девушку, с которой мы вместе учились в Лондоне. Эта девушка собиралась провести каникулы в окрестностях Стрэтфорда, жить в палатке... Ну вот Нэнси и решила, что поедет с ней. Она подумала: несколько дней покоя, кругом красивая природа, можно порисовать... В общем, она придет в себя. Она позвонила и попросила женщину, которая у нас убирает, все передать нам. Нэнси клянется, что сказала ей, будто едет с Джил, а не с Чантером, но мы, к сожалению, об этом так и не узнали... – Мидж замолчала и, не услышав тотчас моего ответа, встревоженно спросила: – Мэтт, вы слушаете?
– Да.
– Вы что-то затихли.
– Я думаю о последних четырех днях.
Четыре отчаянных, ужасных дня. Четыре бесконечные изматывающие ночи. И все зря. Она вообще не видела Чантера. Если она страдала из-за того, что вообразила обо мне, то и я страдал, представляя, что происходит с ней. Так что, по-моему, мы квиты.
– Колин наорал на нее, что лучше бы она сама спросила у вас, чем делать дурацкие выводы, – продолжала Мидж.
– Она не делала выводы, ей их навязали.
– Да, теперь она понимает. Она очень расстроена. Говорит, что не представляет, как посмотрит вам в лицо в Варвике... устроив такое...
– Вообще-то я не собираюсь убивать ее.
– Я буду защищать, – засмеялась Мидж. – Мы с Колином поедем вместе на скачки и там увидимся.
– Замечательно.
– Колин сейчас на тренировке лошадей. Мы поедем сразу, как он вернется и что-нибудь съест.
– Скажите ему, чтобы осторожно вел машину. Пусть помнит об Эмброузе.
– Да... Какой ужасный случай.
– Вы слышали, как это произошло?
– По-видимому, Эмброуз хотел обойти медленный грузовик, а по встречной полосе шел другой... Эмброуз в него врезался. Грузовик перевернулся и придавил машину, в которой ехали три конюха. Об этом очень подробно написано в сегодняшней “Спортинг лайф”.
– Обязательно посмотрю... Мидж, поблагодарите Колина за его звонок вчера вечером.
– Хорошо. Он не хотел, чтобы вы тревожились лишнюю ночь. Колин считает, что вы так же беспокоились о Нэнси, как и мы.
– Почти, – согласился я. – Увидимся в Варвике.
Глава 14
Хони передала мне заказ на полет семьи Уайтнайт. Мистер и миссис Уайтнайт и две их дочери направлялись в Лидд, где девочки должны были встретиться с друзьями и отплыть во Францию, чтобы там провести каникулы. Помахав дочерям платочком, Уайтнайты собирались успеть на первый заезд в Варвик, чтобы посмотреть, как пробежит их лошадь. Поскольку возле ипподрома не было посадочной полосы, мы летели в Ковентри, а оттуда им предстояло добираться на такси.
Как и договаривались, я забрал их в Букингеме и направил нос “Чероки” на Кент. Дочери Уайтнайтов, девочки четырнадцати и шестнадцати лет, почему-то злились на весь мир, ни с чем не соглашались, сидели с мрачным видом и просто источали враждебность. Их мать обращалась со мной со снисходительной вежливостью, а с семьей управлялась по-хозяйски властно. Сам мистер Уайтнайт представлял собой типичного угнетенного кормильца семьи, грубого и невнимательного. Он по привычке сел сзади.
