Марк Олден - Демон
Виктор, с ги подмышкой, направился к дальней стене. Он улыбался как будто чему-то своему, внутреннему, необычайно приятному. Ноги в мягких туфлях не производили ни малейшего звука. Все взгляды были устремлены на него. Никто ничего не говорил. У дальней стены он повернулся лицом к Чибе и бросил его ги в унитаз.
Теперь он смотрел на нахального якудза глазами, похожими на голубой лед. Улыбка исчезла.
Сначала потрясенный Чиба не мог шелохнуться. Он смотрел и не верил увиденному. Если бы произошло землетрясение, он и то бы отреагировал спокойнее. Русский подонок бросил ему вызов. Хуже того, он опозорил Чибу при других. Ярость бушевала в молодом якудза. Он весь подрагивал, и татуировки на его мускулистом теле жили своей жизнью. Сейчас он мог спасти лицо только одним путем: избить этого русского дурака так, чтобы след Чибы остался навсегда. Разрушить его дом. Попробовать его кровь.
Виктор понял все это по лицу Чибы. Стремление восстановить утраченную честь. Вера в свою силу. Он видел также, что злость уже мешает Чибе в суждениях. Виктор почувствовал, как вокруг него становится пусто, он остался один на один с яростью Чибы. Но он чувствовал и радостное возбуждение у себя в душе и теле. Виктор стремился к этой драке.
Он сконцентрировался на дыхании, взял его под контроль, замедлил ритм сердца. Уязвимым он себе не казался. И нисколько не беспокоился о себе.
Чиба бросился на него, шлепая босыми ногами по цементному полу, он так спешил добраться до Виктора, что отталкивал учеников по пути и отшвырнул ногой табуретку — она угодила кому-то по руке. Виктор стоял на прежнем месте. Только когда Чиба был уже в одном шаге от него, он пришел в движение. Выхватив ги Чибы из унитаза, он ударил ей якудза по лицу — тот сразу остановился, защитным движением подняв руки — а поскольку руки закрывали Чибе глаза, он и не увидел, как Виктор нанес удар.
Правым коленом в левое бедро Чибы, одновременно обхватывая его за поясницу — якудза покачнулся вбок, лицо его было искажено болью, а когда он согнулся и обхватил поврежденную ногу обеими руками, Виктор отступил налево и дважды ударил его в ребра, обоими кулаками сразу и специально в одно и то же место: Чиба вскрикнул и повернулся к нему лицом — тогда Виктор сломал ему нос левым хуком. Чиба, с окровавленным лицом, думал сейчас только о своем спасении, разбитый и раздавленный, он отступил, но Виктор, не собираясь его жалеть, прыгнул вперед и саданул правым коленом Чибе в живот — тот взлетел в воздух и рухнул на группу учеников. Чиба и все прочие упали вместе на пол, дергая руками и ногами, потом остальные расползлись из кучи и остался один Чиба, он лежал на спине, рот открыт, глаза стеклянные. Кровь из разбитого носа окрасила ему зубы, лужицами темнела на полу.
Улыбаясь, Виктор пересек затихшую комнату и остановился у потрескавшегося захватанного зеркала, где спокойно причесался, как будто ничего не произошло. Затем подхватил свою свернутую ги и, не оглядываясь, пошел к выходу. Никто не пытался его остановить.
* * *Старея, бабушка Виктора все чаще садилась к заднему окну их домика и смотрела на вершину холма, где стоял храм «Юсима», когда-то ее духовное пристанище. Порой она отводила взгляд от храма и читала маленькую потрепанную книжечку. Когда Виктор узнал, что это за книжечка, он забеспокоился. В ней были молитвы о мертвых, а это могло означать только то, что Есано Акаси чувствует приближение собственной смерти. Изношенную одежонку, которой являлось ее тело, готовилась вот-вот сбросить бессмертная душа Есано.
Виктору очень не хотелось ее терять. Мысль об этом вызывала у него депрессию. На некоторое время даже ухудшился сон. Никто, совершенно никто не мог бы занять ее место. Когда он спросил, почему она столь подолгу смотрит на храм, Есано ответила, что хочет посетить его хотя бы один раз перед смертью.
— Нет, я не думаю умереть скоро, — продолжала она, стараясь его успокоить. — Но ведь неизбежно я умру раньше, чем мы оба хотели бы, мой маленький демон. Вот и нужно успеть в храм, попросить у богов прощения, пока не поздно.
Виктор легко воспринимал все ее идеи о богах, о сверхъестественном. Но большей частью думал-то он о себе. При всем при том он видел, что бабушка боится смерти, что она хочет приготовить себя к последнему путешествию, посетив на прощание храм «Юсима».
Виктор как ее защитник, должен был взять это в свои руки, что он и сделал. Однажды был сырой июньский день, он сказал бабушке, что они отправятся в храм. Прямо сейчас. Она получит возможность поговорить с богами в их собственном доме.
Есано Акаси со слезами поблагодарила его, но сказала, что не решится ступить на священную землю «Юсима», ей ведь это запрещено.
— Ты не нарушишь запрет, — успокоил ее Виктор. — Я отнесу тебя туда на спине, на моей спине ты и останешься все то время, что мы будем там. Ноги твои не коснутся земли. Если боги рассердятся на кого-то, пусть лучше на меня.
Она опустила глаза в пол.
— Я боюсь.
— А я нет. Предоставь все мне.
Он надел ей на голову старую соломенную шляпу, натянул пониже, чтобы скрыть лицо. На плечи бабушке накинул плащ, с особым старанием закрывая длинные седые волосы. Полезай ко мне на спину, сказал он, и держись крепко. Она не шелохнулась. Потом вдруг начала дрожать, и Виктор подхватил ее, чтоб не упала. Теперь он успокаивал бабушку нежными словами, обнимая и тихонько шепча, что она должна посетить храм, у нее есть на это право. А перед богами ответит он.
Он улыбнулся, повернулся к ней спиною и встал на четвереньки. Поколебавшись, она обняла его за шею и прильнула к спине. Виктор выпрямился и, придерживая ее ноги, пошел из дома.
Был поздний вечер, когда они начали подниматься на холм. Виктор не случайно выбрал это время для визита. Июнь — это сезон байу, плодородного дождя, столь важного для выращивания риса. В этот вечер дождя не было, но шла мелкая морось, которую все, а особенно городские жители, терпеть не могут — от нее одежда на несколько дней становится влажной. В морось и такой поздний час посетителей в храме будет немного, значит меньше шансов, что кто-нибудь узнает бабушку Виктора.
Он легко взбирался на холм, нес бабушку без усилий и чувствовал, что чем ближе они к храму, тем напряженнее становится ее тело. На вершине они остановились в холодном вечернем тумане, который уже начал обволакивать храм и священные сосны и кипарисы. Бабушка Виктора быстро, возбужденно дышала. Чувствуя ее волнение, он заговорил с нею мягко, повторяя, что беспокоиться не о чем.
— Сегодня твой талисман — я, — сказал он.
— Я для тебя тяжелая ноша, — пробормотала бабушка. — Опусти меня на землю. Если боги тут же покарают меня смертью, я готова умереть.
Виктор со смехом ответил, что усталости совсем не чувствует. Она легкая как перышко, он мог бы пронести ее несколько миль. Сил у него много, он крепкий как бык.
Несколько минут они смотрели на храм, людей вокруг почти не было. Храм — а в строгом смысле это был и не храм вовсе — состоял из нескольких деревянных строений, некрашеных, не выше двух этажей. Как и характерно для синтоистского места поклонения, все строения были довольно новые. Синто — религия обновления, и каждые двадцать лет все храмовые постройки сжигаются, на их месте возводят точно такие же.
Виктор прошел в тории, деревянную арку, представляющую ворота, разделяющие мир повседневный и мир духов. Сначала он направился к мидзуя, месту омовения. Это крытый каменный резервуар, у которого верующие очищаются перед тем как войти в храм. Здесь Виктор пригнулся, чтобы бабушка могла взять деревянный ковш с длинной ручкой и наполнить его водой. Полив немного на пальцы обеих рук к ополоснув рот, она положила ковш на край резервуара. Виктор не собирался очищать себя. Его интерес к миру духов был основан на темных вещах, более первичных и зловещих.
Приближаясь к храму, он почему-то особенно остро ощутил, насколько хрупкой стала его бабушка. Тело скрючилось от возраста, ей ведь уже было почти семьдесят, пальцы рук плохо сгибались. Зрение сильно ухудшилось, боли в бедре вынуждали ее заметно хромать. Тут уж не станешь отрицать, что она близка к концу, что ее работа почти закончена. Виктору очень не хотелось терять единственного человека, который защищал его, помогал в самое тяжелое время.
Туман сгущался, непроницаемая белизна, которая почти стерла из вида священные деревья. Виктор чувствовал, как морось проникает сквозь его одежду, скоро он совсем промокнет, а этого лучше бы избежать. Ему хотелось войти под крышу, но бабушка сказала, что ей необходимо осмотреть все. Нельзя ли походить вокруг несколько минут? Можно, сказал Виктор. Он с радостью отнесет ее, куда только она захочет.
Когда они удалялись от мидзуя, сюда как раз подошли мать и двое ее дочек в одинаковых желтых кимоно — произвести очищение. Следуя указаниям бабушки, Виктор прошел мимо каменного фонаря в пояс высотой, затем остановился, чтобы она могла коснуться симэнава, толстой веревки, привязанной к соснам и огораживающей очищенное место. Потом она показала на хондэн, главное строение, и попросилась туда. Здесь-то она и работала молодой послушницей, сообщила бабушка Виктору. Она коснулась одного из двух каменных львов, охраняющих вход, и умолкла. Прошла целая минута, прежде чем Виктор понял, что она плачет.
