Петр Разуваев - Синдром гладиатора
Я кивнул. Вдаваться в подробности мне сейчас не хотелось.
— И где же? — с нескрываемой заинтересованностью спросила Паола.
— Давайте поговорим об этом позже. Достаточно интересный вопрос. Ему стоит уделить время отдельно. — Я сказал достаточно жестко, чтобы она поняла — не желаю я говорить на эту тему. Теперь настал ее черед согласно кивать.
— О'кей. Еще я хотела извиниться перед вами за утренний… Инцидент. Луиджи… Он бывает излишне резок. Иногда начинает палить из пушки по воробьям. Вряд ли вы хотели, чтобы все произошло именно так. Или? — Она вопросительно взглянула на меня.
— Это уже не важно, — честно ответил я. — Вы знаете, кто был в той машине?
— Нет. — Паола слегка напряглась.
— Американцы. Те же, что и в случае с Давидом. Один приходил ко мне в отель сегодня днем. Обещал обрушить на мою голову кары небесные.
— О-о… — Она тихо присвистнула. Глаза ее сузились, а взгляд на мгновение стал отсутствующим. — Забавно…
Да уж… Обхохочешься. Похоже, сейчас она прикидывала, во что ей может обойтись любовь Луиджи к «стрельбе по воробьям».
— О нет. — Она взглянула на меня, словно прочитав мои мысли. — Я не испугалась. Дело не в этом. Просто когда мои люди начинают делать глупости, я спрашиваю себя: «А кому это выгодно?». И обычно выясняю — кому. Но это мои проблемы. Мы, кстати, приехали, месье Дюпре. Соблаговолите снять ваш пиджак. О!
Последнее «О!», относилось к моему пистолету. С ним расстаться мне было гораздо тяжелее, чем с пиджаком или с галстуком. Несмотря на все уверения Паолы в том, что ее охраны нам будет вполне достаточно. Между прочим, меня просто потряс тот факт, что телохранители подпустили меня к ней с оружием. Это могло означать только одно — синьорина Бономи отдала им такой приказ. Неужели она настолько мне доверяет? С какой стати? Не понимаю…
О делах мы действительно больше не говорили.
Ресторан оказался именно таким, каким я его себе и представлял. Причудливая смесь дискотеки, бара и классического заведения, предназначенного для приема пищи. Все это объединялось не только общей крышей, но и всей атмосферой, пропитывавшей это заведение. Мы отправились в «ресторанный» отсек. Заказ принимала красивая молодая марокканка, одетая… В общем, девушка была скорее раздета, чем одета. Я очень отвлекался. Мы сошлись на французской кухне. Пельмени с гусиной печенью под соусом из трюфелей — последний раз я нечто подобное едал в Париже. В «Le Grand Vefour». Это и пельменями-то назвать можно только по российской привычке. С вином разбиралась Паола, и надо признать, получилось у нее это на редкость удачно. Я проникался к ней все большим уважением. Впрочем, гастрономическая сторона действа нас обоих занимала слабо. В воздухе витали некие флюиды… Проще говоря, эта девушка мне нравилась, и плевать на то, кто она есть. Я сам не Бодхисаттва, да и где они, критерии? Между тем настроение у нее неожиданно изменилось.
— Я редко здесь бываю в последнее время. А когда-то любила… — задумчиво сказала она, глядя куда-то в сторону.
— Что-то мешает?
— Не знаю… Наверное, я сама. Слишком мало времени остается на то, что еще живет во мне. В основном приходится делать то, что нужно, важно. Полезно. Не пугайтесь, Андре. Сегодня мне хочется хоть на время забыть обо всем этом. Давно… Очень давно я себе этого не позволяла.
Внезапно я понял, как она изменилась. Это произошло буквально на моих глазах. Пропала очаровательная броня, исчезла властность, энергия, кокетство. Передо мной сидела очень молодая, красивая и безумно уставшая девушка. И мне захотелось просто обнять ее. Обнять и погладить по коротким черным как ночь волосам. Это не было тем чувством «доброго папы», с которым я недавно бился в самом себе. Паоле нужна была не жалость. Всего лишь немного понимания. И много любви. Других лекарств от ее недуга не существовало. Взобравшись на свой Олимп, она сама себя загнала в ловушку. Да, у нее был прекрасный обзор с вершины этой горы из власти и золота. Но как же холодно и одиноко было ей там…
— Может быть, мы потанцуем? — предложил я. И она взглянула на меня так, что у меня по коже пробежали мурашки. В ее глазах я увидел радость, надежду, боязнь ошибиться и желание совершать ошибки. Я желал дать ей все это… Но было ли во мне столько? Как-то не получалось в моей жизни любить долго и счастливо. Обычно за очень коротким периодом счастья следовал чертовски неприятный промежуток проблем и расставаний. Я не хотел об этом думать, гнал эти мысли от себя, но все равно думал, сомневался, мучался. Все разом. Что ж за характер, почему все так, через…
Мы танцевали. Здесь оркестр играл что-то очень тихое, задушевное, располагающее не к безумному веселью, а к тихому, безмолвному языку взглядов, мимолетных касаний, к тому, что понятно без слов. Потом мы вернулись за столик. Я не помню, почему она начала говорить о себе, была ли какая-то причина, толчок. Или же просто лопнули стены, долгие годы сдерживавшие всю эту боль…
— Знаешь… — тихо сказала она, — сколько я себя помню, я всегда была одна. Мама рано умерла, а отец… Ему никогда не хватало на меня времени. А потом меня отправили во Францию, в пансион. Отец сказал, что это большая честь. Пансион ордена Почетного легиона. Вековые традиции, бывший монастырь Сен-Дени. Ты не представляешь, какой это ужас! Огромная спальня, сто девочек, всегда, все на виду, среди всех остальных, а ты все равно одна, потому что никому нет до тебя дела… Я плакала, умоляла отца забрать меня оттуда… Знаешь, что он мне ответил? Что он скорее убьет меня, чем я покину эти стены до срока… И я закончила его. С отличием. Поступила в Сорбонну. Я была счастлива, у меня были подруги, друзья… Друг… А потом все закончилось. Случилась эта история… С отцом. И от меня опять все отвернулись… Она — Дочь мафиози! В университете собирали помощь для голодных в Африке, я хотела участвовать, но они не взяли мои деньги. Они говорили, что от меня, от этих денег пахнет кровью. Я чуть не сошла с ума. Нервный срыв, так это называется? Меня положили в больницу, кололи какую-то дрянь, от которой я все время спала. Но однажды меня отвели в сад. Там было так хорошо, солнечно, пели птицы, и пахли цветы… Я долго сидела там и не хотела уходить. Вот тогда я и решила — если мир так жесток ко мне, то и я должна стать жестокой. К миру, к людям… Я уехала из Франции, вернулась в Милан. И встала во главе дома… Это было пять лет назад… Мне казалось, что это будет легко, и сначала мне было легко, я думала, что мщу им всем за себя. Но потом поняла, что это не так… Это не легко…
Она подняла глаза. Да. Это действительно было не легко. Иначе откуда в ее глазах могло взяться столько боли?
Я почти все время молчал. Говорить было незачем, да и не мог я в тот момент говорить. Она рассказала мне всю свою жизнь, но у меня было такое ощущение, что я ее буквально прожил, двадцать шесть лет за полтора часа. У вас в голове не взрывалась бомба? У меня тоже, но я думаю, что тогда испытал что-то подобное. Какая-то мешанина из осколков чувств, мыслей, главных слов, важных понятий. Только одно было явственно и четко — я не смогу ее предать, обмануть… Как бы она ни повела себя через час, через день, как бы далеко не спрятала бы вот эту, настоящую себя. Настоящую Паолу Бономи. Я узнал о ней главное. А все остальное… Все можно простить человеку, кроме бесчеловечности. Паола, при всей грязи, которую я о ней знал, все равно будет для меня маленькой, одинокой девочкой. Это — главное.
— Слушай, а давай сбежим? — внезапно предложила она. И у меня не нашлось ни единого аргумента против.
Обмануть охрану оказалось на удивление легко. Мы вновь пошли танцевать, постепенно отдаляясь от столика, который занимали ее телохранители.
— Оглянись незаметно, — сказала Паола, склоняясь к моему плечу. — Видишь дверь? Она открыта. Сейчас мы быстро войдем в нее, и ты запрешь за нами замок. Там подсобные помещения, через них можно пройти насквозь, на соседнюю улицу. Пока охранники будут ломиться в дверь, пока они догадаются выйти из клуба и по улице обогнуть здание — мы уже будем далеко. Ты готов? — Я молча улыбнулся. — Тогда пойдем.
Все получилось именно так, как она и рассчитывала. Провожаемые гулкими ударами в запертую дверь, мы быстро миновали какие-то кладовые, огромную кухню с множеством людей и выскочили на тихую улочку. Метрах в десяти от выхода стоял, поблескивая новенькой никелировкой, симпатичный красный «Порше». Я вопросительно поглядел на Паолу. Лукаво улыбнувшись, она протянула мне открытую ладонь. С ключами от «Порше», разумеется.
— Ты давно готовилась к этой авантюре? — поинтересовался я.
— Два года, — радостно ответила Паола. — Хозяйка этого клуба — моя хорошая знакомая. Мы давно придумали этот способ, но… — Она чуть смутилась, но все же закончила. — Но все это время мне было незачем убегать от охраны. Незачем и… не с кем.
