Артём Патрикеев - Изменить этот мир
– Конечно, некоторые даже двадцать четыре часа в сутки, главное – не скупить весь мировой запас роз, другим же они тоже нужны.
– Ну, за это можно не переживать. Если все будут дарить своим любимым розы так часто, как ты мне, то розы успеют расплодиться по всему миру, и покупать их уже никто не будет, потому что они будут расти у каждого под окном. – Отшутившись, она пошла ставить розу в кувшин.
– Есть будешь, или тебя уже кто-то угощал? – донеслось с кухни.
– Как я ни просил, меня никто так и не угостил, – подхватил я ее тон. – Чтобы отлепить мой бедненький живот от позвоночника, придется запихнуть в него много всякой всячины. Если, конечно, никто не против.
Вскоре Настя наварила большую гору пельменей, и мы уселись за стол. Смотреть в окно при выключенном свете было бы не так интересно, учитывая, что закат уже прошел, если бы не дом напротив. Четырнадцатиэтажная коричнево-серая прямоугольная коробка, забитая балконами, четко и величественно выделялась на фоне темного неба. Наш седьмой этаж был как раз на середине башни, но все-таки почти постоянно приходилось смотреть снизу вверх, потому что самые интересные события происходили повыше.
– Вон, кажется, на тринадцатом этаже женщина готовит постель ко сну, – сказал я Насте, показывая нужное окно глазами. – Взбивает подушки и встряхивает одеяло.
– Ты смотришь на подушки и одеяла, или на что-нибудь другое? – поинтересовалась она.
– На все сразу, вот только не пойму – она в маечке или в бюстгальтере? – спросил я, не сдержав улыбки.
– В маечке, в маечке, можешь не волноваться, – поддразнила Настя.
– А вон там, на… – я отсчитал нужный этаж, – девятом этаже специально для тебя бродит мужик в трусах. Можешь наслаждаться видом.
– Эх, было бы чем наслаждаться, – Настя засунула в рот очередную пельмешку. – Ты лучше ешь быстрее, а то еще немного – и лед с пельменей уже не соскребешь.
– Не думаю, что сегодня так холодно.
Мы сидели и перешучивались, пока последние пельмешки не покинули наши тарелки.
Мы часто смотрим в окна соседнего дома, иногда это весело и интересно. Конечно, там не разглядишь ничего интимного или предосудительного – расстояние все-таки велико, но видеть, как в квартирах кипит, а потом, ближе к ночи, затихает жизнь – очень интересно. К тому же люди, сознательно или подсознательно, наверняка знают, что их могут увидеть из соседних домов, а значит, если они не задергивают шторы, они хотят, чтобы на них смотрели.
Мы почти одновременно увидели обнимающуюся пару, которая медленно перемещалась по кухне в каком-то причудливом танце, как будто им играла сказочная, нереальная музыка. Это своеобразное подглядывание напоминает немое кино: все происходящее можно увидеть, и то чаще всего урывками, пока человек находится в узком проеме окна, но ведь мы ничего не можем услышать. Это дает простор нашим мыслям и фантазиям. Мы ими часто делимся, иногда произнося их по очереди, а потом сравнивая. Очень часто получалось так, что наши мысли совпадали. На этот раз первой заговорила Настя.
– Мне трудно представить, под какую музыку они танцуют, но, похоже, она им нравится, причем даже очень.
– А может быть, им нравится быть друг с другом, и музыка идет от соприкосновения их душ, которые понимают друг друга и вступают в контакт посредством танца, – представил я другую теорию происходящего.
– Может быть, хотя как же так можно? Музыка душ… Это что, одна душа играет на другой?
– Нет, это души сталкиваются, и от этого столкновения рождается звук, но не «ба-а-а-ам», а что-то более мелодичное. – Я постарался немного сбить ее серьезность.
– А мы с тобой никогда не танцевали. Интересно, почему?
– Наверно, потому что я не хочу. Терпеть не могу танцульки, ну разве что брейк-данс, но здесь для него маловато места.
Я знал, что Настя временами танцует, просто так, сама для себя. В танце она находила отдых, а может наоборот – выпускала лишнюю нерастраченную энергию. Я понимал, что потанцевать с ней было бы неплохо, но не мог себя пересилить. С самого детства мое отношение к танцам было более чем прохладным. Но это не значит, что я к ним плохо относился. Мне нравилось смотреть на хороших танцоров, но самому выполнять все эти немыслимые па и несуразные движения совсем не хотелось. Я несколько раз пробовал заниматься современными танцами, но каждый раз безуспешно. Я чувствовал себя слишком глупо и неестественно, выполняя указания учителей. Одно время у меня было большое желание овладеть одним из стилей брейк-данса, но, как назло, раньше как-то не хватало времени, а теперь и совсем стало не до него.
– Мне кажется, он что-то шепчет ей на ухо, а она прислушивается и улыбается, – Настя продолжала фантазировать. – Наверно, это слова любви или просто нежные, ничего не значащие фразы. – И тут же, резко меняя задумчивый тон на обвинительный, она спросила: – А почему ты меня никогда не называешь как-нибудь нежно и красиво?
Вопрос не застал меня врасплох – на работе первое время меня тоже пытались называть всякими дурацкими прозвищами, «зайчиком» или «солнышком». Так что ответ был известен заранее.
– А как бы ты хотела, чтобы я тебя называл?
– Не знаю, самой себя трудно называть. Как обычно любящие люди называют друг друга?
– Например, зайка или зайчик, – помог я.
– Ну, хотя бы так.
– А ты знаешь анекдот, где заяц назван самым тупым животным в мире? Так ты хочешь, чтобы тебя называли тупицей?
– Никто не хотел бы быть тупицей. А другие прозвища?
– Ладно, попробуем вспомнить основные. Солнышко – звучит неплохо, но это значит, что на тебя нельзя смотреть, чтобы не ослепнуть, и нельзя прикасаться, чтобы не обжечься. А как же массаж? – Я видел, как она поморщилась и продолжил: – Рыбка – это значит холодная, мокрая и немая. Хорошее сочетание, тебе нравится?
– Не очень, – Настя нашла в себе силы улыбнуться.
– Птичка – значит, постоянно щебечет, щебечет и щебечет, покоя от нее нет. К тому же, я дико извиняюсь, гадит где попало.
– Не надо углубляться в туалетную тему, – остановила она меня.
– Ладно, следующий… Ну, например, русалочка. Знаешь, кто такая русалка?
– Утопленница.
– Правильно. Этим все сказано. Думаю, женщинам и девушкам совершенно не подходят клички вроде «поросеночек», «медвежонок», «верблюжонок» и тому подобные вещи. Есть, конечно, еще «крошка», но это слово так сильно подчеркивает незначительность каждого человека, что употреблять его крайне некорректно, разве что к заносчивым или очень большим людям, чтобы сильно не задавались.
– Так что, получается, совсем ничего и не подходит?
– Остается только одно: «котенок» или «кошечка». «Кошечка» подходит больше всего. Она мягкая, пушистая, симпатичная, гуляет сама по себе во взрослом виде. Хорошо за собой ухаживает. Как тебе это?
– Звучит неплохо. Попробуй меня так назвать, а я послушаю.
– Кошечка ты моя ненаглядная, – с легким придыханием произнес я тихим голосом. – Ты моя кошечка, а я твой клубочек, так что можешь пинать меня по всей комнате.
Она шутливо толкнула меня рукой.
– Не наезжай, клубочек, а то поцарапаю или порву на веревочки, – добавила она, скорчив злобную физиономию и выставив вперед руку с согнутыми пальцами.
– Есть только один минус этого слова, – задумчиво сказал я.
– Это какой же?
– То что оно слишком часто и слишком многими употребляется. Возможно, из-за своей универсальности его употребляют почти все известные мне пары.
– Жаль, надо придумать что-нибудь свое… – сказала Настя, размышляя вслух. – Вот как раз задание для твоих мозгов. Это слово должно быть мне приятно, никем и никогда не употребляться, кроме тебя, и, конечно же, содержать в себе только положительные качества.
– Нехилая задачка, – присвистнул я. – Попробую подумать, но результат не обещаю.
– Даю тебе на это три месяца, – сказала Настя и демонстративно надуто отвернулась.
Я прикоснулся к ее шее, провел по плечам, которые были немного напряжены. Потом немного размял воротниковую зону и вернулся к шее. Мышцы заметно расслабились. Настя стала заваливаться назад, зная, что я ее поймаю.
Я поймал ее на правую руку и поцеловал, положив левую руку на грудь. Потом подхватил под ноги и понес в спальню. Там нас уже давно ждала мягкая и уютная кроватка. Я положил Настю на кровать и выключил свет – мы же не хотим, чтобы за нами наблюдали из соседнего дома, особенно в такое интимное время.
Полная луна светила прямо в окно, озаряя комнату ярким, но в тоже время неестественно бледным светом. Трогать шторы не было ни времени, ни желания. Медленно и очень аккуратно я снял платье с Насти, потом избавил от одежды себя, и мы погрузились в безграничное блаженство, которое заканчивается только со звоном будильника. Который всегда ждет самый сладкий момент сна, чтобы ворваться в него, оставив ночное приключение недосказанным.
