Леонид Могилев - Тройное Дно
Зверев при «постановке» безопасности не присутствовал, как не собирался присутствовать и вечером на самом мероприятии. Не его это была работа. Он должен был найти и обезвредить, искать и не сдаваться. Такой демарш не понравился многочисленному руководству, и если бы оно не было уверено в успехе, Юрию Ивановичу не было бы сделано сие предложено быть. А так он оставался как бы ни при чем. Иоаннов не пострадает. Преступник не решится действовать в мышеловке. А если решится, будет взят. И Зверев как бы ни при чем. Впрочем, его люди в «Праздничном» присутствовали в лице Вакулина. А пока началась работа Харламова. Он знал, что покушение будет, не сомневался в этом. Стрелять удобней всего было из регуляторной, из-за спины зрителей, из амбразуры, где сейчас различались электрики. На случай отключения всего дворца от источника тока должен был быть использован дизель-генератор. Две машины, основная и резервная, стояли во дворе. Кабели уже были заведены в регуляторную, смонтирован ввод. Если мешкал старший осветитель, ближайший оперативник включал рычаг. Полного затемнения на спектакле не предусматривалось. Те несколько секунд возможной темноты, которые могли возникнуть и в которые можно было что-то сделать с Иоанновым, перекрывались также включением аккумуляторных батарей. Одна в тумбочке помрежа справа, другая в ящике с песком слева. Лампы, проводка, выключатель и люди около. В этом случае четыре бойца охраны должны были броситься к Иоаннову, повалить его, прикрыть телами. Тогда начиналась работа в боевом режиме.
Мощные фонари имелись и в других местах. Владимир Иванович поднялся в регуляторную. Бойцы дежурили по двое. Да, отсюда стрелять будет очень удобно. Только вот не доведется.
— Дайте-ка мне партитурку, ребята.
Его интересовало, в каких точках сцены артист будет задерживаться. Искали завпоста группы, но тот отсутствовал. Пошел перекусить. Нашелся осветитель Иоаннова. Работать должны были двое. Как и положено. Местные спецы не знают программ гостей, гости не знают особенностей регуляторов сценических площадок. Где-то к третьему представлению они становятся взаимозаменяемы. Но это-то будет одно в своем роде.
Обалдевший от обилия генералов и особистов электрик уже на автопилоте прогнал для Харламова весь свет с начала до конца. Стационарных пятен оказывалось три. Главных два. Одно на авансцене, другое в глубине, во чреве. Там будет стоять трон, на котором будет восседать артист. Восседать он будет на троне две минуты двенадцать секунд, пока будет идти номер «Гарем».
— Ну-ка, направь на место, где будет стоять трон.
— Что направить?
— Что-нибудь поточней и потоньше.
— Вот тот лазер слева подойдет?
— Конечно. Так. А как ты знаешь, куда направлять?
— Я ничего направлять не буду. Все зафиксировано. Декорации строго по разметке. Видите, квадраты мелом поставлены, полоски? По ним ставят декорации. Это так удобней. Вообще-то ставят как Бог на душу положит, но у нас так принято. Если промашка, довожу автоматикой. Вправо, влево. Дистанционное управление называется.
— Платят-то ничего?
— Внучок-то? Хорошо платит.
— А ты не…
— Нет, зачем? У него строго. Работа работой, мальчики мальчиками.
— Мальчики?
— Странный он парень. Бисексуал вроде. Добрый в сущности малый. Но если б его щелкнули сегодня, я бы рад был.
— Не уважаешь сексуальные меньшинства?
— А кто же их уважает? Пидор. Но платит хорошо.
— Пьет?
— Как насос. И жрет что ни попадя. Уже поплыл. Килограмм пять наел.
— Серьезно?
— А вы что, не замечаете?
— Я же на него не смотрю.
— И то верно.
— Ну ладно. Кто там на сцене? Покажитесь.
Показался боец из-за левой кулисы.
— Сынок! Встань туда, где луч. Не бойся, не обожжешься. Так. Хорошо. Стой покуда. А ты, повелитель коммутационных токов, говори, куда ему отойти, подвинуться, так чтобы он был как бы на троне. Но чтобы точно. Устанавливай его лучом. Так. Все, выключай. Оставайся на месте! — крикнул он бойцу и пошел вон из регуляторной.
На сцене чиркнул шариковой ручкой вокруг каблуков бойца, метка осталась, и он удовлетворенно обвел ее посильнее. Потом вынул из кармана гвоздик и воткнул его в обведенный след. После лег на сценический ковер и словно снял азимут по риске. Посмотрел, с чем шляпка этого гвоздика совмещается. Остался удовлетворенным. Потом отправился к авансцене и опять чирканул гвоздиком по срезу ковра, черного, выколоченного, вымытого и проверенного на токсичность. Всем мерещились яды, иголки с цианидами и отравленные пули.
Воздушные шарики, особенно с водородом внутри, естественно, в «Праздничный» быть допущенными не могли.
Приближался судный час, и Харламов решил попить пивка, для чего требовалось покинуть на некоторое время объект.
* * *Кухня у Иоаннова была белой. Плитка импортная мастером клеилась мучительно долго, но получилось совершенно феноменально. Иоаннов часто потом прикладывал щеку к стене и прижимался плотно-плотно. Двигался от двери к окну — и нигде никакого сопротивления и дискомфорта, даже на стыках. Шпатлевку мастер потом подгонял и шкурил. Белый матовый лед, только не жгучий и злой, а прохладный, уютный и домашний. Белый линолеум — это вообще безумие. Но нашли, опять же пол под ним вывели до состояния льда или стекла. Иоаннов и на пол ложился на спину и глядел в белейший потолок, и тогда к нему приходила Соня. Сучила лапками от домика в холле, по коридору, взбиралась ему на голову, перебегала по лицу, по груди, добиралась до паха и там укладывалась, сворачивалась клубком, глядела на него красными глазками. Крысу эту, сокровенную подругу и душеприказчика, ему подарили год назад в Питере. Белая, совершенно компанейская, чистоплотная и ласковая, она стала ему всем. Когда приходила его подруга, соседка по лестничной клетке, известная певица, стареющая, но мужественно держащаяся, меняющая раз в два года мужей, Соня уходила в домик, ревновала. Певица смеялась. Однажды она попробовала Соню вытащить из домика, сунула в него руку, крыса ее укусила.
Наступило время завтрака. Иоаннов лег спать вчера в восемь вечера, пьяный, обожравшийся в баре клуба креветок, чем поразил оказавшихся там незнакомых почитателей. Огромный таз креветок сожрал Иоаннов. Вначале с десяток маленьких тарелочек, а потом ему принесли эмалированный таз. Крупные, сладкие. Настоящее чудо.
Проснувшись ночью, он вспомнил, что сегодня в девять утра ему нужно быть в Шереметьеве, лететь в Питер. ФСБ предлагало использовать военный самолет, но потом просчитали и решили, что убивать Иоаннова будут все же в городе на Неве, а не в Москве и тем более не в небе. Но рассматривалась и такая возможность, предпринимались меры. Вся мощь государства была направлена сейчас на защиту Иоаннова. Его охраняли, как президента, а по всей видимости, еще круче. Он знал, что и в клубе вчера было полно людей, покрывавшихся холодным потом от его озорства. И сейчас кто-то был рядом, отслеживал и входную дверь, и подъезд. В шесть тридцать за ним заедут и доставят в аэропорт. А пока настало время варить кашу.
Он поставил на конфорку кастрюльку, налил воды до половины. Соня завозилась в коридоре, побежала на звук заветный и желанный. Она любила перловую кашу, и Иоаннов ставил Сонину мисочку на стол рядом со своей тарелкой. Варил он ее особенным образом. Когда вода закипала, вливал туда подсолнечного масла. Тогда потом крупинки взрывались явственно и необыкновенно и можно было это слушать. Он положил голову на стол, Соня легла рядом и потерлась об ухо. Он задремал и увидел сон краткий и странный. Но о чем этот сон, понять было невозможно. От неудовольствия Иоаннов проснулся совершенно. Он проспал щелчки и шелестение в кастрюльке, и оттого настроение его испортилось. Часы на руке взвизгнули. Значит, половина шестого. Это время он поставил вчера. Зацепив ложку каши, он вывалил ее в мисочку Сони, чтобы остывала, а на конфорку поставил белый чайник, где воды на донце. Чай он пил особенный, на травах, привезенный из Гонконга. Гонконг был плохим городом, там ему не понравилось.
Пятнадцатью минутами позже, приняв душ и проделав необходимые, но ненавистные ранним похмельным утром процедуры, принялся за завтрак.
Соня ела аккуратно, подобрала все крупинки, вылизала мисочку. Потом он посадил ее в походный домик, где окна со стеклышками, решетка, чтобы дышать, подстилка и игрушечная резиновая кошечка, маленькая и вся искусанная. Однажды он попробовал заменить кошечку, положил на место старой, трудно опознаваемой новую, желтую и смеющуюся. Соня возмутилась, заволновалась, глядела на хозяина необъяснимо и жалостливо. Тогда он кошечку вернул, и Соня успокоилась.
Потом запиликал телефон сотовой связи. Это был начальник «конвоя». Потом позвонили в дверь, Иоаннов взял сумку, домик с Соней, вышел, запер дверь и стал спускаться вниз. Лифтом решили не пользоваться. Двое впереди, двое сзади. Быстро в машину, другая сзади, еще одна впереди. Он оглянулся и посмотрел на свой дом. Свет на кухне выключить он забыл, но страшного ничего в этом не было. Ночью его привезут назад. Ему будет любопытно взглянуть на убийцу, когда тот в наручниках, истоптанный сапогами, будет выводиться из «Праздничного». Иного быть не могло. Письмо с предупреждением, набранное на компьютере и просто положенное в почтовый ящик — а значит, кто-то приезжал из Питера в Москву, а может быть, и существовал здесь постоянно — он передал в ближайшее отделение милиции, где по просьбе какого-то полковника написал заявление. Письмо прошло потом множество экспертиз. Принтер был тот же, что и в предыдущих случаях, и проверялись на индивидуальные особенности все принтеры, каким-то образом имеющие отношение к офисам солдат и генералов шоу-бизнеса.
