Дин Кунц - Полночь
По экрану текла бесконечная река информации, Денни смотрел на нее, не мигая. Обычный человек не смог бы выдержать такого напряжения.
Отсветы от экрана танцевали на стенах, прозрачные тени бродили по комнате.
Ломен положил руку на плечо сына.
Денни не повернул головы. Его губы беззвучно шевелились, он разговаривал сам с собой, не обращая никакого внимания на присутствие отца.
В момент очередного откровения Шаддэк однажды поделился с Ломеном своей идеей о непосредственной связи между компьютером и человеком. Предполагалось, что компьютер будет подключаться к человеческому телу через разъем в области позвоночника. Ломен не понимал, зачем это нужно, и Шаддэк ему объяснил: «Новые люди – это мост между человеком и машиной, Ломен. Но придет день, когда человек сможет перейти через этот мост, он превратится в одно целое с машиной, только тогда человечество сможет стать полностью эффективным, только тогда его можно будет полностью контролировать».
– Денни, – тихо позвал Ломен. Мальчик не отвечал.
Подождав еще немного, Ломен вышел из комнаты.
В другой стороне коридора находилась спальня Ломена и его жены. Грейс лежала на кровати, свет был погашен.
Обращение изменило и Грейс, начать хотя бы с того, что теперь она могла видеть в темноте. Даже при выключенном освещении она различала контуры мебели, рисунок обоев. Для нее, для Ломена ночь из черной превратилась в серую.
Ломен сел на край кровати.
– Привет. Грейс молчала.
Он провел рукой по ее длинным каштановым волосам. Пальцы коснулись ее щек, и он понял, что она плакала.
Она плакала. Это открытие потрясло его, так как никогда прежде он не видел Новых людей плачущими.
Сердце забилось сильней, но на этот раз из-за воспрянувшей в нем надежды. Неужели чувства все же остаются, не умирают до конца?
– Что с тобой? – спросил он. – Почему ты плачешь?
– Я боюсь.
Надежда сразу погасла. Это страх довел ее до слез, страх и связанное с ним отчаяние, а он уже знал, что эти чувства являются частью Нового мира, но никак не прежнего.
– Чего ты боишься?– Я не могу уснуть, – ответила Грейс.
– Но ты же не нуждаешься в сне.
– Разве?
– Конечно. Никто из нас больше в нем не нуждается.
Обычным людям сон был необходим, так как биологическое устройство их тел было крайне несовершенно. Во время ночного отдыха восстанавливалась энергия, утраченная во время дневной деятельности, удалялись шлаки, накопившиеся в результате этой деятельности. Организм Новых людей был великолепно отрегулирован. Природное несовершенство заменила тончайшая настройка всех органов. Каждая система, каждый орган, каждая клетка работала во много раз эффективнее, отходов от жизнедеятельности было гораздо меньше, и они удалялись быстрее, ежечасно очищая и омолаживая организм. Впрочем, Грейс знала обо всем этом не хуже его.
– Мне так хочется поспать, – призналась она.
– Это всего лишь привычка, от нее надо отвыкать.
– Дни теперь тянутся неимоверно долго.
– Скоро ты перестанешь это замечать. В Новом мире будет много дел.
– Каких именно?
– Шаддэк нам расскажет о них.
– И все же…
– Наберись терпения.
– Я боюсь.
– Потерпи.
– Мне так не хватает сна.
– Мы в нем не нуждаемся, – сказал Ломен, проявляя терпение, которого он ждал от Грейс.
– Мы не нуждаемся в сне, – сказала она с загадочным видом, – но мы к нему стремился.
Они помолчали.
Затем она взяла его руку и поднесла ее к своей обнаженной груди.
Он попробовал вырвать руку, так как боялся того, что могло случиться, что уже случалось не раз, когда они занимались любовью, уже будучи Новыми людьми.
Нет, любовью это нельзя было назвать, это был секс. В этом занятии не было ничего, кроме физических ощущений, не было нежности и сопереживания. Они совокуплялись, толкали и притягивали друг друга, сгибались и разгибались, пытаясь достичь максимального раздражения нервных окончаний. Не заботясь об ощущениях партнера, они думали только о себе, о своем удовлетворении. Они пытались восполнить пробелы в своей эмоциональной жизни чувственными удовольствиями, прежде всего едой и сексом. Однако, лишившись эмоций, их близость становилась… пустой, лишенной смысла, и они компенсировали пустоту невоздержанностью. Простая трапеза превращалась в пиршество; пиршество превращалось в обжорство. Вместо близости возникало безумное, скотское соитие.
Грейс опрокинула его на кровать.
Он не хотел этого, но не мог ей отказать. Буквально был не в состоянии отказаться.
Разгоряченно дыша, дрожа от возбуждения, она сорвала с него одежду и легла на него. С губ ее срывались странные нечленораздельные звуки.
Возбуждение Ломена разгорелось, и он набросился на нее, ворвался в нее, теряя ощущение пространства и времени, существуя только для того, чтобы разжигать пламя в своей плоти, раздувать его до нестерпимого жара, влажного жара, распалять себя до того момента, когда все тело охватят языки пламени. Он менял позы, наваливался на нее своей тяжестью, вколачивал себя в ее тело, в нее, в нее, он готов был разорвать ее, его это мало волновало. Она обхватила его, впилась в него ногтями, расцарапала его до крови. Он тоже не жалел ее, ведь кровь так возбуждает, запах крови, сладкой крови, манящий запах крови. Они не боялись поранить друг друга, так как поверхностные раны сами собой заживлялись за несколько секунд, ведь они были Новыми людьми, раны затягивались, и они снова впивались друг в друга. Они хотели только одного – отдаться во власть стихии, дать волю диким инстинктам, дремавшим внутри их, отбросить все запреты цивилизации и вспомнить о зове своей животной природы. Они стремились сдаться в плен этой дикой силе и ощутить первобытную сладость совокупления, ощутить, как пустота сменяется примитивным смыслом. А после соития они отправятся вместе на охоту, будут охотиться и убивать, будут быстрыми и невидимыми, будут кусать и рвать добычу, впиваться зубами в живую кожу, из-под которой брызнет кровь, сладкая кровь. И текли кровь и сперма…
Ломен долго не мог понять, где он находится.
Когда он пришел в себя, то обратил внимание на дверь – она была приоткрыта. Денни мог увидеть их, если бы вышел в коридор; он наверняка слышал их крики. Однако Ломен, как ни старался, не чувствовал в себе ничего, кроме равнодушия. Скромность и стыд пали жертвами Великого обращения.
Полностью опомнившись, он почувствовал, как страх подкрался к сердцу. Он быстро ощупал себя – лицо, руки, грудь, ноги, – чтобы убедиться, что он не изменился. В пылу соития он мог скатиться в состояние одичания и на пороге оргазма рисковал превратиться в «одержимого». Опасения, к счастью, не оправдались.
Однако он весь был покрыт запекшейся кровью.
Ломен включил ночник.
– Выключи, – сразу попросила Грейс.
Он хотел убедиться, что и жена выглядит так же… по-прежнему.
Нет, жена тоже не превратилась в «одержимую». Только на теле ее виднелось несколько глубоких царапин.
Он выключил свет и сел на край кровати.
Раны и порезы благодаря обращению затягивались буквально на глазах. Иммунная система мгновенно уничтожала болезнетворные вирусы и бактерии. Шаддэк предполагал, что со временем возросшие возможности человеческого организма позволят Новому человеку жить сотни лет.
Конечно, они могли умереть от глубокого ранения, затронувшего сердце или легкие. Но при повреждении других органов, даже жизненно важных для организма, сохранялась возможность для выживания. Им было, безусловно, далеко до машин, у которых можно заменить любую деталь, но они были ближе к совершенству, чем обычные люди.
Жить сотни лет…
Иногда Ломену становилось дурно от такой перспективы.
Жить сотни лет, не зная ничего, кроме страха и физических ощущений…
Он поднялся с кровати, прошел в ванную и принял душ, чтобы смыть с себя кровь.
Он не смел взглянуть на себя в зеркало.
Вернувшись в спальню, он достал из шкафа запасной мундир и оделся.
Грейс по-прежнему лежала в кровати.
– Мне так хочется уснуть, – снова сказала она.
В голосе ее опять были слезы.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Глава 49
Они решили побеседовать на кухне, которая очень понравилась Тессе, так как напоминала ей о детстве и юности. В ту пору их семья любила собираться за кухонным столом, чтобы поболтать за ужином. Кухня объединяла их, она согревала. Даже самые мучительные проблемы решались просто, если их обсуждали на теплой кухне, среди ароматов кофе и горячего шоколада, к которым полагались домашнее печенье или кекс. Здесь было всегда уютно и спокойно.
Кухня в доме Гарри Талбота была очень просторной, так как проектировалась для инвалида, пользующегося коляской. Вокруг стола, стоящего в центре, были широкие проходы, сам стол был низкий, так же как и столы вдоль стен, – все сделано для удобства сидящего в коляске Гарри. В остальном кухня была вполне обычной: шкафы, выкрашенные в мягкий кремовый цвет, бледно-зеленая керамическая плитка, слабо урчащий в углу холодильник. Жалюзи на окнах можно было опускать нажатием кнопки на одном из столов, что Гарри и сделал.
