Сара Шепард - Милые обманщицы. Бессердечные
Ханна открыла глаза и поняла, что лежит на узкой больничной койке. Вокруг – зеленые стены. Рядом – большой букет, возле двери – надувной шар со смеющейся рожицей, руками-ногами гармошкой и надписью «СКОРЕЙШЕГО ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ». Как ни странно, точно такой же отец подарил ей после того, как Мона сбила ее на своем внедорожнике. И, если уж на то пошло, стены в той – другой – палате тоже были зелеными. Чуть повернув голову вправо, она увидела у подушки серебристый клатч. Это еще что такое? Когда последний раз она брала его с собой? И вспомнила: на празднование семнадцатилетия Моны. В тот самый вечер, когда ее сбила машина.
Охнув, Ханна резко приподнялась на постели и только тогда заметила на собственной руке громоздкую гипсовую повязку. Неужели она перенеслась назад во времени? Или вообще не покидала той больничной палаты? А прошедшие несколько месяцев были не что иное, как кошмарный сон? Потом над ней замаячил знакомый силуэт.
– Привет, Ханна, – пропела Эли. На вид она была старше и выше ростом, лицо казалось более худощавым, белокурые волосы имели более темный оттенок. На щеке – сажа, словно она только что выскочила из горящего леса.
Ханна заморгала:
– Я умерла?
– Нет, глупышка, – рассмеялась Эли. Потом она склонила голову набок, прислушиваясь к чему-то вдалеке. – Я скоро уйду. Но ты меня послушай, ладно? Ей известно больше, чем ты думаешь.
– Что? – вскричала Ханна, силясь принять сидячее положение.
Черты лица Эли на мгновение застыли.
– Мы были лучшими подругами, – объяснила она. – Но ей нельзя доверять.
– Кому? Таре? – озадаченно брякнула Ханна.
Эли вздохнула.
– Она хочет причинить тебе вред.
Ханна пыталась вытащить руки из-под одеяла.
– Это ты про что? Кто хочет причинить мне вред?
– Она хочет навредить тебе, как и мне навредила. – По щекам Эли катились слезы – поначалу соленые и прозрачные, потом густые и красные, как кровь. Одна плюхнулась прямо на щеку Ханны. Горячая и жгучая, как кислота, разъедающая кожу.
Ханна резко села в постели. Тяжело дыша потрогала щеку. Ничего. Стены вокруг были голубые. В большое венецианское окно струился лунный свет. Цветов на тумбочке не было, и никаких надувных шаров в углу тоже. Соседняя кровать была аккуратно заправлена. Маленький календарь с моделями обуви, стоявший на столе Айрис, все еще открыт на пятнице. Должно быть, Ханна заснула.
Айрис, наверное, еще ни разу не заходила в палату после неприятного инцидента на сеансе групповой терапии. Ханна решила, что, скорее всего, та до сих пор сидит в каком-нибудь изоляторе: отбывает наказание за то, что украдкой пронесла в клинику журналы. Стыдясь приключившегося утром, на обед в столовую Ханна не пошла – не хотела доставлять удовольствие Таре, которая отвадила от нее единственную подругу. За минувшие часы она видела только процедурную медсестру Бетси, доктора Фостер и Джорджа – одного из уборщиков. Докторша извинялась за поведение остальных пациенток, а Джордж зашел в палату за принадлежавшими Айрис журналами People, которые выбросил в большой серый мусорный контейнер.
В палате было так тихо, что Ханна слышала писклявое металлическое гудение флуоресцентной лампы в светильнике, стоявшем на ее тумбочке. Приснившийся ей сон был до того реальным, будто она только что видела Эли наяву. Ей известно больше, чем ты думаешь. Она хочет навредить тебе, как навредила мне. Наверно, она говорила про Тару и ее выходку на сеансе групповой терапии. Ханна недооценила уродливую лузершу. Эта толстуха оказалась куда проницательнее.
В замке повернулся ключ, скрипнула дверь.
– О, – скривилась Айрис при виде Ханны. – Привет.
– Ты где была? – выдохнула Ханна, быстро садясь на кровати. – Все нормально?
– В полном порядке, – вежливо ответила Айрис. Она подошла к зеркалу и принялась рассматривать поры на лице.
– Я не думала, что тебе из-за меня достанется, – покаялась Ханна. – Прости, что Фелисия отобрала твои журналы.
Айрис встретила в зеркале взгляд Ханны.
– Дело не в журналах, Ханна. О себе я все тебе рассказала, а о тебе мне пришлось узнать из дурацкого журнала. И то, Тара меня опередила.
– Прости. – Ханна спустила ноги с кровати.
Айрис сложила на груди руки. На лице ее было разочарование.
– Извинения не прокатят. Я думала, ты нормальная. А ты – нет.
Ханна вдавила в глаза подушечки больших пальцев.
– Со мной действительно произошло много всякой дряни, – выпалила она. – Кое-что ты слышала на сеансе. – И тут же пустилась в пространные объяснения про тот вечер, когда пропала Эли, про свое преображение, про «Э» и про то, как Мона пыталась ее задавить. – Вокруг меня все сумасшедшие, но сама я нормальная. Клянусь. – Уронив руки на колени, Ханна смотрела в зеркало на Айрис. – Я хотела тебе рассказать, просто теперь уже и не знаю, можно ли кому-либо доверять.
Все так же стоя спиной к Ханне, Айрис замерла на несколько долгих мгновений. В углу зашипел вставленный в розетку освежитель воздуха «Глейд» с ароматом ванили. В памяти сразу всплыл образ Эли.
– Боже, Ханна, – выдохнула Айрис, наконец-то поворачиваясь к ней. – Это так ужасно.
– Ужасно, – согласилась та.
А потом из ее глаз хлынули горячие слезы. А вместе со слезами, казалось, извергаются копившиеся месяцами страх и напряжение. Долгое время она считала, что, если притворяться, будто ей больше нет никакого дела до Моны, Эли и «Э», все постепенно рассосется само собой. Не рассосалось. Злость на Мону причиняла ей физическую боль. На Эли она злилась тоже: если бы та не унижала Мону, обычная девчонка не превратилась бы в мстительного бессердечного «Э». Себя Ханна тоже ругала на чем свет – за то, что купилась на дружбу Моны – и Эли.
– Если бы я не подружилась с Эли, ничего этого не случилось бы, – причитала Ханна, захлебываясь слезами. – Лучше б ее никогда не было в моей жизни. Лучше б я никогда ее не знала.
– Ш-ш-ш. – Айрис гладила Ханну по голове. – Ты так не думаешь.
Но в том-то и дело, что Ханна говорила искренне. Что дала ей Эли? Несколько месяцев счастья и затем долгие годы страданий.
– Думаешь, было бы хуже, если б я осталась уродливой жирной неудачницей? – спросила Ханна. По крайней мере, она не обижала бы окружающих. И ее никто бы не обижал. – Может, мне по заслугам досталось от Моны. Может, и Эли тоже получила по заслугам.
Айрис села, поморщившись, словно Ханна ее ущипнула. Ханна слишком поздно сообразила, сколь жестоки ее слова. Айрис встала и поправила на себе юбку.
– Сейчас всех собирают в кинозале, предлагают посмотреть «Заколдованную Эллу»[33]. – Она закатила глаза и скорчила гримасу. – Если хочешь, скажу, что ты плохо себя чувствуешь. Наверное, тебе нужно побыть одной. Вряд ли тебя прельщает общение с Тарой и прочими в этот момент.
Ханна собралась было кивнуть, но потом у нее заурчало в животе. Она гордо вскинула голову. Верно, теперь, когда вся лечебница знает правду, ей действительно неохота видеть Тару и остальных пациенток. Но внезапно ей стало все равно. Здесь у всех есть проблемы. Все они ничем не лучше, чем она.
– Я пойду, – решила Ханна.
– Не торопись, – улыбнулась ей Айрис. За ней со стуком закрылась дверь.
Ханна почувствовала, что сердце у нее начинает биться ровнее. Она промокнула глаза бумажной салфеткой, сунула ноги в угги и подошла к зеркалу. Да, придется немало потрудиться, чтобы привести в порядок опухшие глаза – косметики уйдет уйма. Потом она заметила на столе черную лакированную сумочку Chanel, принадлежавшую Айрис. Из нее торчал уголок какого-то журнала. Ханна вытащила его и едва поверила своим глазам.
Это был последний номер People. Тот самый, в котором напечатали разоблачительную статью о Ханне.
Ее охватила тревога. Разве медсестры не забрали журнал? А вот и сама статья – «Неделя тайн и лжи». Руки Ханны дрожали. Она быстро пробежала глазами текст. В нем были щедро расписаны подобности их дружбы с Элисон. Подробности отношений с Моной-«Э». Автор в красках поведал, как именно они наткнулись на тело Йена и едва не погибли в лесу во время пожара. Здесь же была диаграмма, отражавшая общественное мнение: 92 % опрошенных считали, что Эли убита собственными подружками. А потом она заметила сбоку еще одну статейку под жирным заголовком: А где же Ханна Марин? Вы не поверите! И рядом – фотография фасада Санатория.
Ханна похолодела.
В статье приводился список препаратов, которые она принимала: снотворное, «валиум». А также описывался распорядок дня, вплоть до того, что она ела на завтрак, сколько времени занималась на беговой дорожке и как часто делала записи в своем дневнике питания; уточнялось, что сам дневник переплетен в кожу. Под статьей – нечеткая фотография Ханны в легинсах и футболке. Она показывает в объектив язык и средний палец, вместе со своей соседкой по палате. За спиной у нее на стене потайного чердака – граффити.
