Энн Райс - Царица проклятых
Те, кто пьет кровь... Иногда, в одиночестве просыпаясь на полу душной, жаркой квартиры, когда за плотно занавешенными окнами исчезал последний луч дневного света, он чувствовал, как спадает с него тяжелый, наполненный стонами и криками боли сон. Неужели он вновь брел в ночи по каким-то ужасным местам вслед за двумя прекрасными рыжеволосыми женщинами, с которыми так несправедливо обошлись, – за двумя красивейшими сестрами-близнецами? Когда одной из рыжеволосых женщин отрезали язык, она выхватила его из рук солдат и проглотила. Они были поражены ее мужеством... Нет, смотреть на это невозможно! У него болело лицо, как будто он тоже плакал от горя. Он начинал медленно приходить в себя. Смотрел на лампу. На желтые цветы. Все в порядке. Он в Афинах, вокруг множество ничем не примечательных оштукатуренных зданий, а на холме, неясно вырисовывающиеся в наполненном дымом воздухе, возвышаются над всем остальным величественные развалины храма. Вечер. Дивная суета многотысячных толп скромно одетых людей, спешащих после рабочего дня на эскалаторы, чтобы спуститься в подземные поезда. Площадь Синтагма, заполненная страдающими от вечерней духоты людьми, лениво попивающими рецину или оузо. И маленькие киоски, торгующие журналами и газетами со всего света. Он больше не слушал песни Вампира Лестата. Он перестал посещать американские дискотеки, где они постоянно звучали. Он обходил стороной студентов с прицепленными к поясам кассетными плейерами.
Однажды ночью в самом центре района Плака, среди ослепительных огней и шумных баров, он увидел тех, кто пьет кровь, – они поспешно пробирались сквозь толпу. Сердце его замерло от ощущения одиночества и страха. Он не мог ни двигаться, ни говорить. Потом он долго шел за ними по крутым улицам, провожал их от одной дискотеки до другой, где так же гремела электронная музыка. И все это время он пристально изучал их, но в тесной круговерти туристов они не замечали его присутствия.
Двое мужчин и женщина в не слишком вяжущихся с окружающей обстановкой черных шелковых одеяниях, ноги женщины тесно зажаты в туфли на высоких каблуках. Пряча глаза за зеркальными стеклами солнечных очков, и в то же время выставляя напоказ сияющую кожу и блестящие волосы, увешанные драгоценностями и благоухающие дорогими ароматами, они перешептывались и громко смеялись над чем-то.
Но и без учета всех этих сугубо внешних деталей они были совершенно не похожи на него. Прежде всего, тела их были совсем не такими твердыми и белыми. В них оставалось еще так много плоти, что по сути своей они по-прежнему были ожившими трупами. Обманчиво розовыми и слабыми. И они остро нуждались в человеческой крови. Даже сейчас их мучает агония жажды, которую они, несомненно, испытывают каждую ночь. Потому что кровь должна постоянно воздействовать на мягкие человеческие ткани. Она не только оживляет их, но постепенно превращает в материю совершенно иного рода
Что касается его, то он целиком состоит именно из такой «материи иного рода». В нем не осталось ни грамма мягкой человеческой плоти. Да, он испытывал жажду крови, но не для перерождения. Он вдруг осознал, что кровь, скорее, освежает его, усиливает телепатические возможности, способность к полету или путешествию вне тела, увеличивает его и без того недюжинную силу. Наконец-то он понял! Он превратился в практически идеального носителя той безымянной силы, которая присутствовала в каждом из них.
Все так. А они просто моложе. Они едва лишь начали свой путь к истинному вампирскому бессмертию. Разве сам он не помнит?.. По правде говоря, нет, но он знает, что они принадлежат к молодому поколению и следуют Путем Тьмы не более ста или двухсот лет. Это весьма опасный период – время, когда впервые сходишь с ума от всего происходящего или же становишься добычей других, которые запирают тебя, сжигают... Многим не довелось пережить этот период. А как давно это случилось с ним, принадлежащим к Первому Поколению! Даже представить себе невозможно, сколько с тех пор минуло времени! Он остановился у крашеной ограды сада, протянул руку к сучковатой ветке и провел по лицу прохладными ворсистыми листьями. И его вдруг охватила невыразимая печаль, печаль, еще более ужасная, чем страх. Он услышал плач, но плач раздавался не здесь, а у него в голове. Чей это плач? Пусть он прекратится!
Что ж, он не причинит зла этим нежным детям! Он хочет только познакомиться с ними, заключить их в свои объятия: «В конце концов, все мы принадлежим к одной семье, и вы, и я, – мы те, кто пьет кровь!»
Он подошел ближе и безмолвно, но весьма эмоционально их приветствовал. Но когда они обернулись в его сторону, в их глазах не было ничего, кроме невыразимого ужаса. А потом они убежали. Они помчались прочь от огней Плаки, вниз по склону холма, и ничто не могло их остановить.
Чувствуя неведомую прежде боль, он молча застыл на месте. И тут произошло нечто удивительное и в то же время ужасное. Он бросился вдогонку и в конце концов увидел их снова. Он рассердился, и рассердился по-настоящему. «Будьте вы прокляты! За нанесенную мне обиду вы заслуживаете наказания!» И кто бы мог подумать, в голове у него, прямо за лобной костью, вдруг возникло странное ощущение – непонятный холодный спазм! И вдруг из него вылетело нечто невидимое, какая-то сила, и мгновенно проникло в женщину, самую слабую из убегавшей троицы. Тело женщины вспыхнуло.
Он ошеломленно смотрел на это зрелище. И тем не менее понимал, что произошло. В нее проникла точно направленная им сила. И эта сила воспламенила такую же, как и у него, могущественную горючую кровь. Огонь мгновенно распространился по всей системе сосудов, попал в костный мозг и вызвал взрыв. Через несколько секунд ее не стало.
О боги! И это сделал он! Охваченный скорбью и ужасом, он смотрел на пустую одежду, которая не сгорела, но лишь почернела и покрылась жировыми пятнами. Оставшиеся на камнях мостовой пряди волос задымились и исчезли прямо на глазах.
Быть может, он все же ошибается? Нет, это действительно совершил он! Он чувствовал, как это происходило. А она была такой испуганной!
Не в силах вымолвить ни звука от потрясения, он побрел домой. Он был уверен, что никогда прежде не пользовался этой силой, даже не подозревал о ее существовании. Быть может, он обрел ее только сейчас, после многовекового воздействия крови, иссушившей его клетки, сделавшей их тонкими, белыми и крепкими, как перегородки осиного гнезда?
Оказавшись наконец в своей квартире, где аромат свечей и благовоний действовал на него успокаивающе, он снова проткнул себя ножом и наблюдал за тем, как течет кровь. Густая и горячая, она образовала на столе лужицу и в свете лампы сверкала словно живая. И она действительно была живой!
Глядя на себя в зеркало, он видел, что после многих недель самоотверженной охоты и насыщения кровью кожа его вновь приобрела свойственные ей смуглость и сияние. На щеках появился слабый желтоватый оттенок, а губы слегка порозовели. Впрочем, какое это имеет значение: он все равно похож на оставленную на камне змеиную кожу – мертвую, невесомую и хрустящую, разве что за исключением постоянно пульсирующей крови. Его отвратительной крови. А мозг... Интересно, каким теперь стал его мозг? Прозрачным, как хрустальное изделие, по крошечным отсекам которого струится кровь? Наверное, именно в них и живет сила, обладающая невидимым языком?
Он вновь вышел на улицу и испытал новоприобретенную способность на животных: на кошках – к этим злобным созданиям он питал необъяснимую ненависть – и на крысах, которых терпеть не могут все без исключения люди. С ними получалось иначе. Он действительно убивал этих существ. Невидимый поток его энергии убивал их, но не сжигал. Точнее говоря, мозг и сердце в конце концов разрывались, но текшая в них естественная кровь не воспламенялась. Поэтому они не сгорали.
Все произошедшее потрясло его до боли в душе.
– Да, я поистине великолепный объект для изучения, – прошептал он, и глаза неожиданно заблестели от непрошеных слез. Плащи, белые галстуки, «вампирские» фильмы – что ему до них? Да кто же он, черт побери?! Игрушка богов, скитающаяся в вечности? Увидев в витрине видеомагазина огромный плакат, с которого на него с издевкой смотрело зловещее лицо Вампира Лестата, он мгновенной вспышкой энергии вдребезги разнес стекло.
Ну что ж, прекрасно. Пусть будет так. В ту ночь он беззвучно поднялся в темноте над землей и отправился в Дельфы. Влажная трава нежно приняла его в свои объятия, и он пошел туда, где когда-то сидел оракул, в развалины обиталища бога.
Но он не собирался покидать Афины. Он должен найти двоих оставшихся вампиров и сказать им, что он очень сожалеет о случившемся и никогда, никогда больше не будет использовать против них свою силу. Они должны поговорить с ним! Они должны остаться с ним!.. Должны!
Пробудившись на следующую ночь, он стал прислушиваться. Через час они поднялись из своих могил. Убежищем им служил дом в Плаке, где находилась одна из шумных и дымных таверн, выходящих на улицу. Он понял, что днем они спали в подвале, а с наступлением темноты выходили посмотреть, как поют и танцуют в таверне смертные. «Ламия», старое греческое название вампира. Так называлось и это заведение, где потоком текла рецина, электрогитары исполняли простенькие греческие мелодии, а молодые люди танцевали друг с другом, соблазнительно, словно женщины, покачивая бедрами. Стены украшали плакаты с эпизодами из «вампирских» фильмов – Бела Лугоши в роли Дракулы, белолицая Глория Холден в роли его дочери – и портреты голубоглазого блондина Вампира Лестата.
