Франк Тилье - Страх
– Не утруждайся, Люси, мы знаем, кто он.
Шарко прикусил язык. Слишком поздно. На другом конце линии повисло долгое молчание.
– Это полицейский, – продолжил он. – Офицер судебной полиции, погибший в прошлом году во время операции. Поэтому ту девушку и обнаружили живой. Она осталась запертой в подземелье с достаточным запасом пищи, чтобы выжить.
Люси была потрясена. Она снова взяла телефон в руку и выключила громкую связь.
– Почему? Почему он это делал?
– Мы не знаем. И никаких следов других девушек. А та, что осталась в живых, травмирована и не способна говорить. В любом случае теперь, когда мы знаем, кто он, не думаю, что она сможет нам рассказать что-нибудь сверх того. Ты права, он действовал не один. Теперь мы пытаемся узнать, кто оставил послание в доме, где ты была, и кого зовут Хароном, а также разыскать этого К, который оказался КП, то есть его имя начинается с К, а фамилия с П или наоборот. В этом деле много концов, много следов, и все надо проверить. Это займет время, но мы продвигаемся. Ребята хорошо работают и…
– Кто этот полицейский? Как его звали?
– Предпочитаю пока не говорить тебе, Люси. Не сейчас. Не по телефону.
Люси поймала мяч на лету.
– Так, значит, ты не против, чтобы я вернулась к работе?
– Меня это радует, как кошку купание. Но, учитывая, что это сильнее тебя и что так, по крайней мере, я буду знать, чем ты занята, это все же лучше, чем позволить тебе вести самостоятельное расследование. Белланже сейчас хлопочет, чтобы ты вернулась в команду как можно скорее, хоть послезавтра.
– Гениально.
– Я тебя за язык не тянул. Но есть всего лишь одна малюсенькая проблемка: близнецы. Мы еще не договорились насчет няни и…
– Прекрати, я уже нашла решение: моя мать. Она так давно хочет погостить у нас, понянчиться с детьми. Мы поставим детские кроватки в нашей спальне, а мама поспит в детской. С няней я поговорила. Она сможет заняться детьми через неделю с небольшим…
Шарко отреагировал не сразу. Мари Энебель будет неделю путаться под ногами? Конечно, он хорошо ладил со своей тещей, но ладить – это все-таки не жить вместе!
– В конце концов, это твоя мать. Очень хорошо, давай попробуем, а там будет видно, выдержим ли мы.
Люси была безумно рада, только Жюль немного подпортил ей удовольствие, выбрав именно этот миг, чтобы срыгнуть. На его губах показалась беловатая пена, которую она вытерла слюнявчиком. А в другом конце коридора уже забеспокоился, начал покрикивать Адриен. Подзывал мать, которая в этот момент предпочла бы иметь четыре руки.
Люси встала и положила Жюля в его колыбельку.
– Мне придется тебя оставить, если я не хочу разбудить весь этаж, – сказала она мужу. – Ты-то сам как?
– Как человек, который спит один в гостинице на острове Ре, где вместо панорамы за окном торчит стена какого-то барака.
– Мы ведь завтра увидимся, верно?
– Да, верно. Слушай, я бы хотел, чтобы ты сделала для меня кое-что.
Франк объяснил ей, и она нашла, что это хорошая мысль. Он пожелал ей спокойной ночи, положил телефон на прикроватную тумбочку, но не стал его отключать.
Прежде чем принять душ, он в последний раз посмотрел на рассыпанные по полу листы – составленный специалистами психологический портрет Фулона. Мясник относился к педантичным, методичным убийцам, полностью сознающим свои поступки. Среди совершавших предумышленные преступления не было хуже его. Он, без сомнения, нашел бы свое место в девятом круге Дантова Ада. Он был кровожадным животным, без эмоций, без малейшей способности испытывать сочувствие к своим жертвам. Одинокий зверь из тьмы, который, как это ни парадоксально, оказался отнюдь не единственным в кромешном мраке.
Были и другие, такие же, как он. Обитатели кругов.
Сколько же их пересекло Стикс, чтобы никогда не вернуться к свету?
И какой зловещий путь нашел Даниэль Луазо по ту сторону этой границы?
А главное, какой мрачный Харон указал ему этот путь?
Закончив со своим туалетом, Шарко лег и погасил свет.
Потом поставил телефон на громкую связь. Люси сделала то же самое и, прежде чем лечь, положила свой мобильник между кроватками близнецов.
В конце концов лейтенант закрыл глаза, усыпленный тихим сопением своих сыновей.
Далеким и вместе с тем таким близким.
31
Убогая двухзвездочная гостиница где-то недалеко от автострады, между Руаном и Парижем.
Какая-то дыра. Безымянная, безликая, как и она сама. Кровать на сером напольном покрытии, нелепая ванная комната с душевой кабинкой из полихлорвинила и унитазом прямо напротив. Вид из окна на тусклую и мигающую вывеску жалкой заправки.
Камиль стояла под душем, наедине со своими открытыми ранами. Тоненькие струйки крови окрашивали воду под ее ногами, прежде чем смешаться с ней и окончательно исчезнуть в сливном отверстии. Молодая женщина смотрела на эти недолговечные фрески, на это истечение жизни. Вот оно – вечное бегство в никуда. Никакого порта приписки, ничего построенного. Ее жизнь – словно соломенный костер на ветру. Она так завидовала тем, у кого есть семья, матерям, игравшим со своими малышами: она видела их из окна своей комнаты в казарме.
Они – сплошь радость и жизнь.
А она – уныние и мрак. И умрет в одиночестве, как последняя дура.
Она подняла голову и закрыла глаза под сильными струями, пытаясь забыть обо всем хотя бы на несколько секунд.
Но даже десять секунд – это слишком.
У нее все было плохо, и она это знала. Она еще никого не предупредила о своем открытии, сделанном в комнате Флореса. Четыре часа назад она чуть было не убила того серба. Ею овладел какой-то преступный позыв, да так внезапно, что она перестала быть хозяйкой и своего собственного тела, и рассудка. И остановила свою руку в последний момент, всего в двух сантиметрах от его горла.
Николич запомнит ее на всю жизнь.
Через четверть часа она анонимно позвонила в полицию с руанского вокзала, посоветовав отправиться по адресу Драгомира Николича: дескать, в его квартире слышны крики и грохот, наверняка кого-то убивают. Прибыв на место, полицейские обнаружат голого мужика, вполне живого, но пристегнутого к трубам среди разбросанных вокруг него сумочек «Луи Вюитон», роскошных часов и с набитым деньгами ртом.
Камиль осторожно вытерлась, щадя свои порезы. Ее все больше и больше тревожило собственное поведение. Она была убеждена, что час за часом сердце Даниэля Луазо все сильнее овладевает ее рассудком. Ей вспомнился фильм «Чужой» с инопланетными существами, которые внедрялись в самих исследователей, чтобы их личинки росли в человеческих организмах.
Даже будучи больным, чужое сердце продолжало срастаться с ее нервной системой, колонизовать ее, вынуждать к обороне. Оно билось благодаря ей, питалось ее кровью. И тут она ничего не могла поделать. Единственным способом победить в этой схватке было избавиться от него, устроить ему выкидыш и получить взамен другое сердце. Но разумеется, ей так и не пришло никакое сообщение от доктора Кальмета.
Ну да, как же, суперсрочность. Черта с два!
Сделав себе перевязку, Камиль бросилась к компьютеру, подключенному к гостиничному Wi-Fi, потому что услышала характерный звук – прибыло сообщение, которого она с нетерпением ждала.
Письмо пришло с личного адреса Бориса. Камиль знала, что лейтенант Левак крайне осторожен и не рискнул бы отправить его с сервера жандармерии. По ее просьбе он должен был поискать кое-что.
Открыв письмо, она прочитала:
Привет, Камиль!
Не знаю, во что ты влезаешь, но я В САМОМ ДЕЛЕ хотел бы, чтобы ты сейчас сказала мне правду. Не забывай, что я тоже в это ввязался и все твои странные поиски могут в конце концов аукнуться мне, если с тобой что-нибудь случится.
Ладно… Как ты меня и просила, я весь день и добрую часть вечера пытался раздобыть информацию о семье Микаэля Флореса, репортера и фотографа, который, похоже, интересуется довольно мрачными сюжетами. Точнее, интересовался. Он мертв, был убит в собственном доме.
Потрясенная Камиль оторвалась от экрана. Так вот, оказывается, откуда взялись следы крови. Убийство…
Она продолжила чтение.
Это случилось 23 февраля 2012 года, почти шесть месяцев назад. И кстати, наводя справки о его отце, я обнаружил, что он тоже был убит, в тот же самый день! И когда я говорю «убит», я отвечаю за свои слова. Он был найден в Гавре, на заброшенной скотобойне. Похоже, история в самом деле гнусная. Тип из мэрии, к которому я обратился, был явно под впечатлением от нее…
Настоящая кровавая резня, убиты отец и сын, один за другим, и убийства совершены на расстоянии четырехсот километров друг от друга. Вот это уже перебор, дорогуша.
Я не слишком много собрал на Микаэля Флореса-сына, но вот насчет Флореса-отца, Жан-Мишеля, я кое-что я почерпнул из электронной статейки в «Уэст Франс» о буднях судебной полиции. Мне не хотелось обращаться ни к жандармам Эври, занимавшимся расследованием убийства сына, ни к их гаврским коллегам, которые вели дело отца, – как ты догадываешься, они стали бы задавать мне вопросы. Но, по словам работника мэрии Гавра, дело так и осталось нераскрытым. Мне все-таки удалось узнать имя капитана полиции, который вел дело отца. Его зовут Ги Брока, несколько месяцев назад он ушел в отставку. Живет в Этрета, недалеко от береговых утесов. Весьма опасаюсь, что ты туда потащишься. Хотя пока не знаю зачем.
