Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием
София представила своего спутника. Женщина тут же обратилась к нему по-французски, от ее хрипловатого голоса у него кожа пошла пупырышками.
– Лоик… – Она совершенно естественным движением погладила его по голове. – Мой маленький Лоик… Джованни часто говорил о вас.
Поди знай, что именно он говорил. Лоик был едва знаком со своим тестем, и единственным чувством, которое итальянец в нем возбуждал, был страх. Кено провела их в гостиную с цементными стенами охряного цвета, усеянными вещицами из кованого железа. Обстановка вызывала ощущение суровости и торжественности, близкое к атмосфере церкви.
Они уселись на диван и, пока хозяйка готовила кофе, хранили молчание: София – явно взволнованная тем, что оказалась здесь, а Лоик – все так же изумленный тем, что открыл для себя после стольких лет целый пласт жизни своей бывшей.
Кено вернулась с подносом – серебро, медь, фарфор, – налила три чашки и спросила по-французски:
– Похороны прошли хорошо?
– Кено, я не могла…
– Я знаю, дорогая… – Потом она пробормотала, как бы про себя: – Ogni cosa a suo tempo, ciascuno al suo posto e un posticino per ogni cosa…
Итальянское выражение, более-менее соответствующее поговорке «Всяк сверчок знай свой шесток». Инцидент был исчерпан. Любовнице не было места на официальных похоронах.
– Судя по его записной книжке, – продолжила София, – он был с тобой в последнюю ночь.
Андреа улыбнулась – ее скорбь затаилась глубоко в душе, за надежно запертой дверью.
– Ты занялась расследованием?
– Просто хочется понять…
– Ты сообщишь полиции?
– Конечно нет. Но рано или поздно они узнают.
– В любом случае твоя мать не преминет поставить их в известность.
Никакой враждебности в голосе. София не стала расспрашивать дальше. Если Кено захочет что-то рассказать, то только по собственной воле.
Лоик искоса на нее поглядывал: темная юбка, черная водолазка, жемчужное колье. Траур на итальянский манер. По дороге он спросил у Софии, откуда взялось такое имя – название игры в казино. Когда-то, по утверждению Джованни, он выиграл с нею «большой куш». Простота и наивность объяснения усилили его удивление – это было совсем не в духе изворотливого и смертоносного жестянщика.
– В ту ночь он не спал, – заговорила наконец Андреа тихим голосом. – Он был встревожен.
– Ты знаешь почему?
– Его очень беспокоила завтрашняя встреча.
– С кем?
– Я ничего не знаю. Он никогда не говорил со мной о делах.
– Он говорил с тобой абсолютно обо всем.
Кено улыбнулась улыбкой пифии, загадочной и понимающей.
– Имя Изидор Кабонго вам о чем-нибудь говорит? – решился задать вопрос Лоик.
– Нет.
– Трезор Мумбанза?
– Тоже нет.
– Лоран Бизинжи?
– Я никогда не слышала этих имен. Они африканцы?
– Да, конголезцы.
София перехватила инициативу:
– Подозрения полиции связаны с папиными делами там.
Кено медленно покачала головой, не отрывая глаз от своей чашки. Казалось, все это не слишком ее интересует.
– Может, ты хоть знаешь, где была назначена встреча?
– Представления не имею.
– Вы знали, что он продал все свои акции «Колтано»? – снова набрался храбрости Лоик.
– Да. Джованни так устал… – сказала она, неопределенно махнув рукой.
– Вы думаете, у него было намерение выкупить потом обратно свой пакет?
Она посмотрела на Софию с нежностью:
– Как всегда, он сделал бы все, чтобы лучше защитить вас – тебя и сестер.
Повисло молчание. Лоик вдруг задумался, а что Кондотьер оставил ей самой… По работе он знал немало мужей, которые даже не упоминали любовниц в своем завещании, чтобы их не проклинали на том свете.
– Он больше не верил в африканский колтан, – проговорила наконец Кено. – Пресса обвиняла «Heemecht» в финансировании войны в Конго. Крупные пользователи в скором времени сменили бы поставщика. Даже китайцы склонялись к тому, что это слишком сложно.
Вот она и прояснила свое истинное положение: единственного человека, с которым Монтефиори обсуждал дела, как и сказала София. Журналистка, специализирующаяся на международных конфликтах, разбирающаяся в скрытых пружинах развивающихся рынков и хрупких мировых противовесах.
– Он упоминал о новых месторождениях в Северной Катанге? – снова заговорил Лоик, придя к выводу, что ей ведомы все секреты.
– Он был настроен скептически. Думал, что ваш отец принимает мечты за реальность.
– И все же он поддержал его план по их разработке.
– Из дружеских чувств.
София вмешалась, и голос выдавал ее нетерпение:
– Кено, с кем у папы была встреча во вторник?
– Я не знаю имен. Люди, связанные с Конго.
Бывшие супруги переглянулись: они больше ничего не понимали.
– Вы только что сказали, что он уже не интересовался колтаном… – заметил Лоик.
– Он начал новое дело. – Андреа вздохнула. – Куда более опасное. В этом вся ирония этой истории: он критиковал вашего отца, но выбрал еще более рискованный путь.
Лоик подался вперед:
– Касситерит? Золото? Алмазы?
Она медленно перевела на него свои серые зрачки – выкованные из того же металла, что и странные предметы, которые их окружали.
– Вы знаете Конго-Киншассу?
– Нет.
– Там есть бизнес куда более доходный.
Голова у него была пустой, как высосанное яйцо.
– Я правда не понимаю…
– В стране, где идет война, стоившая жизни пяти миллионам человек?
– Я…
– Оружие, ragazzo[60]. Джованни занялся торговлей оружием в Конго. Он только что сделал большую поставку в Катангу.
44В свете налобной лампы Эрван разглядывал лицо Катрин Фонтана. На этом групповом портрете, датированном февралем 1971 года, маленькая брюнетка держалась рядом с доктором Фуамбой. Единственная белая. Два месяца спустя она была убита. Эрван позаимствовал очки у пастора, плывшего на борту: перенаправив стекла, он сумел пользоваться ими как лупой. Он хотел разобрать, что скрывает это лицо. Проникнуть в чувства отца. Почему он ее лупил. Почему она была убита. Почему Морван никогда о ней не говорил.
Кошачье личико: миндалевидные глаза, маленький рот, густые, изящно изогнутые брови. Среди этих черных мужчин она казалась крошечной и тоненькой. С ее короткими волосами она походила на подростка. Эрван был в курсе вкусов Старика: в женщинах он любил только девственность, невинность, юность. У Кати было все, чтобы его очаровать: прозрачная, трогательная, от нее исходил аромат эфемерности, не совместимый ни с какой мыслью о сексе или желании. К этому добавлялось еще и ощущение неуловимости, мимолетности, бегства. Мечта, которая едва-едва сохранялась в памяти.
Морван в роли жестокого человека, ставшего убийцей? Мэгги – в роли смертоносной гарпии? Эрван без колебаний включил в действие и де Пернека, психиатра. Лечение, которому он подвергал Грегуара, досье, которое на него составил…
Он погасил лампу и постарался заснуть. Завернулся в полотняный спальный мешок, чтобы защититься от насекомых, и прислонился спиной к рубке. Во всем теле еще ощущались последствия того забега, который ему пришлось совершить, чтобы в последний момент запрыгнуть на баржу. Сальво был уже на борту: Эрван нарушил правила и волен сдохнуть.
Ближе к ночи Сальво исчез вместе с чемоданом. Весь вечер он кадрил одну msichana с волосами прямыми, как приморские сосны. Заливаясь смехом в своем красном платье, она походила на жаровню. Сальво был сердцеедом. Однажды, у одной из запруд, ему хватило перемолвиться парой слов с продавщицей гусениц, чтобы дело закончилось за кирпичной стенкой.
Капитан застопорил моторы. То ли из-за течения и экономии дизельного топлива, то ли из соображений скрытности. Любой свет на палубе был запрещен. Лишь бы избежать риска, что их засекут. Теперь тишина с палубы скользила в оглушительные сумерки. Неотвязное стрекотание сверчков сменилось какофонией лягушек, к которой добавилось клохтанье воды и периодические всплески. «Крокодилы, – хохотнул Сальво, – они охотятся по ночам. Щас не время падать в воду».
У Эрвана появился еще один повод для нервотрепки: на борту баржи ходили слухи. Новая группа самообороны тутси перешла границу Южного Киву и готовилась пересечь Луалабу – Фронт освобождения Верхней Катанги под руководством некоего Духа Мертвых, самопровозглашенного генерала, даже среди полевых командиров считавшегося полным психом. Поговаривали, что мародеры устроились прямо среди развалин Лонтано и получили крупную партию оружия. «Если это верно, – заключил Сальво, – „Вентимилья“ не будет там останавливаться».
Эрван все решит завтра. Пока что темп был хорошим. Ни поломок, ни препятствий, ни кораблекрушения. После перипетий с путешествием на машине он был удивлен, что все проходит так удачно на плавучем караване.
Внезапно противомоскитная сетка, закрепленная на навесе, распахнулась, как в кукольном театре. Сальво влетел в каюту. С чемоданом под мышкой, налитыми кровью глазами и блестящей от пота кожей.
