Страна потерянных вещей - Джон Коннолли
Но хуже всего то, что Моргиана стала мельком подмечать истинное обличье фейри, доселе скрытое от нее за их эффектной внешностью – на деле являющей собою нечто вроде маски, созданной по образу и подобию человеческого лица, но в конечном счете неспособной скрыть упрятанное под нею уродство. А еще иногда она слышала звуки, похожие на плач человеческих младенцев где-то глубоко под землей, но только по ночам и совсем недолго. Это наблюдение, однако, она держала при себе.
Наконец, по прошествии целого месяца, Фейра вернулся, и Моргиана решила объясниться с ним.
– Я хотела бы навестить своих, – сказала она. – Я скучаю по ним, и наверняка они тоже скучают по мне.
Фейра пытался отговорить ее, но Моргиану это не остановило.
– Ты обещал мне, – напомнила она. – Ты обещал, что я буду вольна вернуться к своим сородичам, если захочу.
– Так оно и есть, – ответил ей Фейра. – Но помни, что ты, в свою очередь, обещала всегда возвращаться обратно ко мне, а такие обещания следует держать – под страхом смерти.
И хотя Моргиана уже жалела, что поддалась на уговоры Фейры, и больше всего на свете хотела вернуть себе прежнюю жизнь, она была человеком слова – под страхом смерти там или нет.
– Я вернусь к тебе, – сказала она, – когда снова побываю среди себе подобных.
При этих словах Фейра предостерегающе поднял палец.
– А вот этого, боюсь, ты не сможешь сделать. Теперь ты такая же часть нашего царства, как и мы, и твои родные края отныне столь же гибельны для тебя, как и для нас. Если ты ступишь на эти земли хотя бы на миг, то рассыплешься в прах.
– Но ты никогда не говорил мне об этом! – воскликнула Моргиана.
– А ты никогда и не спрашивала.
– Если б я знала, то в жизни не согласилась бы поехать с тобой!
Моргиана расплакалась, но Фейра не проявил к ней ровно никакого сочувствия. Когда он заговорил опять, ей показалось, что он преобразился, так что она увидела его таким, каким он был на самом деле. Он больше не был красив, а выглядел каким-то порченым, а черты его лица были скорей демоническими, чем человеческими.
– В том только твоя вина, а не моя. Так ты все еще хочешь навестить свой народ?
– Больше, чем когда-либо, – ответила Моргиана.
– Тогда ты должна оставаться на лошади, которую я тебе дам, и ни руки, ни ноги твои не должны касаться земли. Ты меня поняла?
Моргиана все поняла – и даже лучше, чем сделала вид.
– У меня есть к тебе только один вопрос, прежде чем я отправлюсь туда, – сказала она.
– Спрашивай.
– Волосы у меня сейчас скорее седые, чем темные, кожа совсем дряблая, и у меня такие же морщины, как у моей матери, хотя я провела здесь всего несколько недель. Как такое могло случиться?
– Я же говорил тебе, что ты будешь стареть не так, как другие твои сородичи, – ответствовал Фейра, – и так оно и вышло. Но я не говорил, что ты будешь стариться медленней, чем они. Тебе следовало слушать внимательней, но ты услышала лишь то, что хотела услышать.
– Ах ты мерзкая тварь! – воскликнула Моргиана.
– А ты просто безмозглая тупица, но уговор есть уговор, и теперь ты не можешь от него отказаться. – Фейра тронул пальцем волосы Моргианы, изучая их новый цвет. – Если, конечно, не решишь умереть. Ты можешь спрыгнуть с лошади, когда доберешься до своей родины, и на этом все закончится.
Фейра подбивал ее покончить с собой, и Моргиана понимала, что он был бы только рад, если б так и вышло. Она надоела ему – как комнатная собачка, которая перестала забавлять своего хозяина. Вскоре все эти прекрасные господа и дамы даже не озаботятся насмехаться над ней – настолько жалкой она станет, пока наконец не умрет и ее тело не выбросят в кухонную мусорную яму гнить там вместе с объедками.
Но Моргиана не была безмозглой – всего лишь опрометчивой в своей незрелости и слишком уж склонной доверять людям, как это свойственно тем, кто мало сталкивался с жестокостью других людей. И все же она многое усвоила и стала мудрее за время, проведенное с фейри, – все это были горькие уроки, хотя горчайший был еще впереди.
* * *
Было ясное зимнее утро, когда Моргиана въехала на своей лошади в море на границе владений фейри. Позади нее тянулась каменная тропка, по которой фейри ходили дважды в день, поскольку у них была привычка приходить на берег, чтобы полюбоваться восходом и заходом солнца – с медовухой на рассвете и вином по вечерам. Она не знала, увидит ли когда-нибудь это место вновь, – настолько заманчивым казалось ей освобождение, обещанное смертью. Воды сомкнулись у нее над головой, а когда они вновь расступились, она оказалась в своей собственной стране. Вдалеке Моргиана различила хижину своих родителей на склоне холма, высящегося над океаном, и крыши деревни за ним, но когда добралась до своего бывшего дома, то увидела, что его соломенная крыша исчезла, а внутри нет ни мебели, ни его обитателей. Двинувшись дальше в сторону деревни, она встретила на дороге какого-то старика.
– Вы, часом, не знаете, что случилось с семьей, которая когда-то жила в хижине на берегу моря? – спросила у него Моргиана.
– Так ведь в этом доме давно уже никто не живет – с тех самых пор, как я был мальчишкой! – изумленно ответил старик. – Дочь хозяйки дома исчезла – боялись, что она утонула, а ее мать и отец так и не оправились от горя. Не прошло и года, как они оба умерли, а хижина была брошена на произвол судьбы, поскольку это было место, из которого бежало все, помимо злосчастий.
Моргиана поехала дальше и увидела, что деревня тоже изменилась – стала больше, и по пути ей встречались лица, которые она не узнавала или в
