Ангел - Михаил Иванов
«А загадочка-то попалась с характером: не отпускает, вцепилась клещом, зараза… Видимо, одна из тех, что человек либо разгадает, либо будет заморочен ею до смерти. Да-да, именно так: или ты её, или она тебя… „Или”? „Или”?!»
И Марта затрясло. Скрипнули зубы – челюсти сжались так, что вот-вот сведёт скулы. Горячая волна гнева родилась в груди, обожгла мышцы, огнём затопила сознание.
«Да пропади пропадом все эти тайны! Пусть хоть под каждым куском пересохшего дерьма здесь скрывается их по дюжине! Да пусть хоть вся эта домовина с камнями лопается от загадок – здесь им и место! Пусть развлекают до смерти кого-нибудь другого! Надоело! Самое время вместо очередной долбаной точки поставить восклицательный знак! Всё! Хватит!»
– Я! Иду! Домой! – во всё горло рявкнул Март, обращаясь к камням, теням и ко всей осточертевшей пустыне разом.
Он со злостью отфутболил попавшийся под ногу обломок породы и, уже ни на миг не отрывая глаз от ориентира, который опять оказался в стороне, решительно пересёк размеченную пятнами теней дорожку…
Окончательно сползли к подножию небесного купола и улеглись вдоль горизонта алеющие лохмотья – брошенное на острых скалах горного хребта вконец износившееся облачение изгнанного «светоносного монарха». Сам же бывший владыка, нагой и пунцовый, обречённо сходил к краю некогда всецело принадлежавшего ему царства.
Почти все навигационные знаки, перечисленные Магушем, остались позади, и последний из них, две скалы-соседки, встал на пути гигантским камертоном. Март вспомнил эти скалы сразу. Или они только казались знакомыми, а на самом деле были всего лишь близнецами тех, что он миновал вчера на пути к хижине отшельника? «Дальше поймёшь, куда идти» – так сказал Магуш. Что тут гадать? И Март направился в просвет между скалами…
Сухой безвкусный воздух колом застревал в глотке – не протолкнуть, и стоило большого труда заставить себя сделать вдох. Может, потому и голова отяжелела, наполнилась звоном? Эта звенящая тяжесть давила изнутри на череп, тянула вниз веки, не вызывая, однако, желания окончательно закрыть слезившиеся глаза и погрузиться в сон, – напротив, вынуждала идти быстрее, чтобы оставить, наконец, далеко позади этот окаянный, будто не имеющий границ край. Вот только ноги, неуклюжие ходули, почти не гнулись – ковыляли с горем пополам, едва удерживая свинцом налитое тело, и уже невмоготу было волочить их. Одеревеневшие мышцы всё чаще сводило приступами боли так, что приходилось останавливаться, растягивать их и разминать. Помогало, но совсем ненадолго. На одной лишь силе воли Март преодолел очередной холм. Всё. Стоп. Передышка.
«И где это несчастное селение? Не наврал же старик, в самом деле? Зачем ему?»
Март глянул мутным взором на заходящее солнце: оно уже не слепило, погрузив свой остывающий диск в дымку над горизонтом. Загадочный лабиринт пропал, а может, так только казалось от того, что все тени слились в почти сплошную, но пока ещё прозрачную простыню, накрывшую татуированную линиями и спиралями шкуру спящей вечным сном старухи-пустыни. Скоро солнце окончательно исчезнет, и стремительно набирающие плотность сумерки омоют мёртвое тело всё целиком, оставив покойницу в тёмных водах ночи до утра.
«Старик сказал – к ночи. Ну, до полной темноты ещё есть время… Ладно, привал. Короткий отдых, и – финальный рывок».
Морок пустыни, способный незаметно погрузить путника в транс, тоже, по всей видимости, пропал вместе с колдовским лабиринтом, однако Март на всякий случай сложил из камней стрелу, указатель направления, и только потом уселся, привалившись спиной к нагретому за день солнцем валуну. Булькнула в торбе под боком фляга с водой. Март не глядя запустил руку в сумку – зашуршала бумага. Он покопался и вытащил на свет ворох разрозненных листов… Ах, да! Это же его альбом с набросками!
…Март перебирал и расправлял измятые страницы – путевые зарисовки, беглые и максимально точные в стремлении зафиксировать первое впечатление, ухватив самую суть. Часто сделанные на коленке, да и просто на ходу, они были своего рода стенограммой его блужданий по миру.
Пейзажи, архитектура, люди… Словно выступающие из тумана очертания фигур, позы и лица… Силуэты: неполный контур и лёгкая штриховка… Вот страница, заполненная вариациями женского профиля – в две-три линии (что-то зацепило его в этом лице, и Март всё рисовал и рисовал, пытаясь поймать постоянно ускользавший нюанс): здесь он решил подчеркнуть линию носа и губ, а здесь – усилить акцент на глазах, чуть затонировав тени у переносицы и возле век… Помнится, он так и не добился желаемого: каждый раз не хватало чего-то, самой малости… А этот рисунок сделан по дороге из Александрии в Каир: множество абстрактных линий – изящных, незавершённых, вызывающих неочевидные ассоциации с фрагментами контуров женского лица, рук, фигуры… Визуальный хаос на самом деле заключал в себе особый смысл: каждый след карандаша здесь являлся воплощённым на бумаге следом в памяти – впечатлением, отголоском, эхом… Эхом Её черт! Ну конечно, конечно Её! Чьих же ещё?! Только теперь Март ясно вспомнил, отчего он бросился очертя голову в пучину странствий и кого же, несмотря на собственную слепоту, всё это время искал! Март жадно всмотрелся в переплетение линий: этим неводом он когда-то задумал выловить в подсознании, вытащить на поверхность и облечь в вещественную форму облик строптивого видения. Он почти достиг своей цели тогда! И этот способ помог пробудить память о Ней сейчас. Но… кажется, не совсем – почти. Снова – «почти»… Март расправил ещё один лист – а вот и Она! То был мимолётный образ, всплывший внезапно и поразивший своей естественностью и простотой, – и (простодушный ловец!) Март решил было, что на этот раз он всё-таки поймал своего волшебного призрака, свой сон наяву!..
Март улыбался, хмурился, вздыхал: далеко не гладко протекал его квест, запечатлённый в дорожном альбоме. В конце концов Март прикрыл глаза, побуждая память извлечь из своего хранилища облик существа, странным образом смешавшего в его жизни сон и явь…
…– Отлично! Отлично! – потирал руки старик, и взгляд его горел, как тогда, в хижине, когда услышал он признание Марта об ангеле.
Самодовольная улыбка растягивала смуглую кожу, собирая вокруг себя морщины, как пенку на горячем молоке. В подвижном свете факела губы казались парой червяков, извивавшихся на сушёном фрукте.
– Никому не удавалось выдоить одной рукой сразу двух коз! Ха-ха! Никому, кроме меня, Абдулбаки – Чумного пса, сына Абдуррахмона-говновоза из Харисанги! Так! «Пограничный камень, которого не сдвинуть»? «Запор, которого не отомкнуть»? Ха-ха-ха!
