Владимир Ераносян - Крестная мать
Семинарию Игорь закончил с отличием, блестяще сдал экзамены в Духовной академик, где тоже старался учиться не за страх, а за совесть. Перед ним была цель, и он шел к ней, перемалывая на своем тернистом пути бесчисленные скопища преград. А главное препятствие на пути к вершине церковной иерархии таилось для Игоря в нем самом… в его необузданной страсти к удовлетворению плотских желаний.
Еще будучи воспитанником семинарии, он с ужасом для себя обнаружил, что с одинаковым чувством воспринимает и девушек, и юношей… В семинарии не было условий дать волю своим сексуальным фантазиям, а вот Духовная академия была благодатной почвой грехопадения молодого Игоря. Здесь он, строжайше соблюдая конспирацию, впервые вкусил запретный плод, наслаждаясь тайной сексуальной близостью со своим одноклассником. "Друг" впоследствии свел его с преподавателем, который, к удивлению Игоря, оказался гомосексуалистом. Преподаватель не привлекал его как сексуальный партнер, но в потворстве старческим утехам Игорь видел выгоду для себя.
Тогда он понял, что не стоит ставить крест на своей мечте пробиться в высшие сановники духовной власти, раз гомосексуалист сумел стать преподавателем в церковном заведении. Конечно, надо уметь скрывать свои пороки, а как же без этого? У каждого свои проблемы. Что с того, что Господь наградил его такой сексуальной ориентацией, он не собирался отступать от своих грез и потому без колебаний определился со своей дальнейшей жизнью.
В ту пору, как и перед всяким молодым человеком, связавшим свою судьбу с церковью и Богом, перед отроком Игорем открывались две дороги. Первая предполагала женитьбу, службу в приходе или в каких-нибудь церковных организациях. Высшим достижением в таких случаях мог стать чин протоиерея, а наибольшей наградой — митра на умную голову. Вторая дорога окрашена была в черный цвет монашества и при наличии определенных дарований, коими Игорь обделен не был, вела к епископству, к митрополичьей митре, а даст Бог, и к патриаршему куколю. Игорь, конечно, не обдумывал долго, он стремился к осуществлению своей мечты. В отличие от своих сверстников-послушников, Игорь избрал лицемерие и обман своим орудием. Безудержное стремление к хорошей карьере заставило его в двадцать один год, когда юношеская щетина на его подбородке наконец обрела подобие бороды, сделать свой окончательный выбор — стать монахом. Игорь превратился в Симеона и перед Спасителем, Богоматерью и Всеми небесными Силами дал без тени стыда обеты постничества, девства, целомудрия и благоговения, обещал притерпеть всякую скорбь ради Царствия Небесного, был особенно спрошен:
— В сих обетах пребывати обещаемися ли даже до конца живота, благодатию Христовой?
И отвечал, с твердостью устремив свой взор маленьких зеленых глазок на икону Богоматери:
— Ей Богу содействующу, честный отче.
И в этот же знаменательный день помчался сломя голову к своему любимому "другу", дабы усладить свою страсть, а заодно посмеяться над вымолвленными в добром рассудке обетами.
Дальнейшая жизнь отца Симеона сложилась на редкость успешно. Последовательно повышались посты, которые доверяла ему церковь: инспектор духовной семинарии, управляющий делами экзархата, епископ. Мечта становилась явью, он обрел власть сравнительно еще молодым, в тридцать три года был рукоположен в сан епископа и при посвящении проникновенно сказал, что новое свое служение воспринимает как "подвиг и постоянное распятие себя ради пасомых". Благо, косноязычностью отец Симеон не страдал и речи его Блаженства могли служить образцом благопристойности.
И все же все эти годы его неотступно преследовал страх быть разоблаченным, несмотря на поистине шпионскую конспирацию и массу ухищрений, к которым прибегал Симеон в целях сокрытия плотских развлечений. Ему нельзя было ни в коем случае дать Священному Синоду хотя бы повод усомниться в соблюдении им данных Господу обетов, в глазах паствы владыка Симеон представлялся служителем церкви с незапятнанной репутацией. Симеону прочили большое будущее. Ну, а пока ему предстояло исполнять службу не где-нибудь, а в Европе.
За две недели до отъезда в Европу Симеона пригласили в КГБ, и он с радостью дал себя завербовать, заверив "гебешников", что считает своим гражданским долгом перед Родиной сотрудничать с органами. Причем своего бывшего патрона митрополита, здравствующего архипастыря Украинского экзархата, Симеон успел "заложить" еще до отбытия. Он осведомил "чекистов" о том, что ему доподлинно известно о переписке митрополита с опальным архиепископом Мстиславом, лидером Украинских автокефалистов, ратующих за независимую церковь соборной Украины. Симеон, вступив на очередную ступень церковной иерархии, таким образом расчищал себе дальнейший путь, прямиком ведущий к ложе в Священном Синоде.
Прибытие в древнюю столицу мира нового епископа священнослужители Русской православной церкви встретили с осторожностью, ибо с первых дней своего правления в приходах поняли, что настали не самые лучшие времена. Он насаждал казарменную дисциплину, поощрял доносчиков и явно решил сделать свои владения образцово-показательными. За малейшую провинность, пререкания или, упаси Бог, непослушание владыка без разговоров запрещал служение, а бывало, своею властью закрывал приходы и избавлялся от неугодных, лишая их сана. Он позволял себе орать на священников. Наказывал протоиереев и архимандритов нещадно, зато сам разъезжал по церковным симпозиумам и вещал перед уважаемой аудиторией, что в СССР право верующих никто не попирает, свобода вероисповедания — один из основных принципов, на котором держится социалистическое общество. Когда ему на этих заседаниях журналисты правозащитных газет напоминали о фактической репатриации греко-католиков из Советской Украины, владыка, улыбаясь в ответ, щуря при этом свои маленькие глазки, величаво произносил: "Народ сам определился, он отверг чужое, униатская церковь умерла естественной смертью".
Став епископом, владыка получил реальную власть, фактически неподконтрольную. В своем владении он был сам себе хозяином. Наведывавшиеся изредка высокие гости из Москвы находили нововведения Симеона и ужесточение им дисциплины вполне правомерными и оправданными. И никто не осмелился сказать Его блаженству, что он явно перегибает палку.
С каждым месяцем Симеон все больше наглел. И лишь слухи, распространяющиеся с присущей им достоверностью, тревожили Симеона. О том, что владыка осквернил монашью рясу греховодным блудом, сплетничали даже пастыри соседствующих лютеранских кирх.
Идея епископа о создании в русской церкви за рубежом церковного хора мальчиков-сирот из России была воспринята с пониманием, без сомнения, хор придал бы богослужениям ощутимое восприятие великого таинства общения с Богом. Кроме того, берущий задушу звон непорочных детских голосов содействует покаянию… Симеон с каждым днем чувствовал все большую безнаказанность, в конце концов он притупил присущую ему бдительность… Главной причиной того, что он выступил с инициативой создания хора мальчиков, была давняя мечта попробовать детскую плоть.
* * *Теперь все будет по-другому. Не может все остаться по- старому. Борис точно знал. Сегодня он прямо скажет Леночке о своих чувствах. Она и так все понимает, но это будет что-то вроде обязательного ритуала, его необходимо соблюсти. Борис изучал себя в зеркале: "А что, нос с горбинкой, брови стрелками, губы, правда, тонковаты — но в этом свой шарм. Кто сказал, что урод? Да нет. Вполне импозантная внешность. Парниша в порядке. Разве главное для мужчин — смазливая физиономия? Она, конечно, прекрасно знает, что нет. На черта нужен Ален Делон с вихрем в голове? А все-таки жаль, что ростом не вышел, но не карлик же, черт возьми. Она меня всего сантиметров на пять выше. К тому же я сегодня неплохо выгляжу".
Не прошло и получаса, как Борис сверкал своим свежевыбритым лицом, обильно орошенным одеколоном "Торо", в комнате у Леночки. Его удивил скользящий взгляд ее уставших глаз, но более удивило то, что она уже была одета и, судя по всему, собиралась уходить.
— Лена, ты куда торопишься? Если не секрет, куда? — спросил Боря.
— Я же не спрашиваю у тебя, за какие деньги ты купил мне платье, почему я должна отчитываться? — Она не хотела грубить Борису, но слащавый запах дешевого одеколона ударил в голову и подстегнул зарытую внутри обиду. — Зачем был нужен вчерашний концерт? Хотя, конечно, я сама дала повод…
